Тростниковая птичка - Улыбающаяся

  Разъезжались затемно. К моему огорчению поговорить с братьями Хольм толком не удалось. Их поручили заботам Терри и Миста, которые уже запланировали обширную развлекательную программу. Мы же с Сайгоном должны были вернуться домой. И опять мне показалось, что рядом со мной совершенно другой человек. Дело было не в наших отношениях, вернее - не только в них. Прежний Сайгон в присутствии отца уходил в глухую оборону, ощетиниваясь на любое действие Эдварда в его сторону. Нынешний же, старательно дистанцировавшийся от меня весь вечер, с отцом, напротив, общался гораздо теплее и охотнее. Домой мы ехали в молчании - мне было неуютно рядом с этим, новым Сайгоном, а он не торопился нарушать тишину разговором. Также молча мы прошли в дом и остановились в холле, не спеша подниматься наверх. Меня знобило, и я закуталась в оставленную на диване шаль, собираясь с мыслями. И все-таки Сайгон меня опередил.

  - Соня, нам надо поговорить, - эту сакраментальную фразу он буквально снял у меня с языка. 

  Я вздохнула, и опустилась на диван. Сай прошелся по комнате и остановился у окна, отвернувшись, и заложив руки за спину.

  - Соня, я долго думал, и принял решение. Ты должна улететь. 

  Еще недавно мне казалось, что самым большим моим потрясением был портал, истаявший на лесном пригорке Керимы. Я ошибалась.

  - Прости? - переспросила я, не поверив тому, что только что услышала. 

  - Ты должна улететь,- ровным голосом повторил Сай, - Визит братьев Хольм - часть плана твоей эвакуации. У нас с твоим отцом договоренность: завтра ты улетишь вместе с ними, на их звездолете. Они доставят тебя к ближайшему СтаПорту, и ты сможешь вернуться домой. 

  Информация никак не хотела укладываться в моей многострадальной голове. Да, с самого первого дня на Кериме я знала, что рано или поздно моя семья придумает, как вернуть меня домой. Отчего же теперь, когда долгожданное, казалось бы, возвращение - только вопрос времени, у меня так мучительно перехватывает горло и ноет в груди? Мне хотелось закричать, кинуть чем-нибудь в незнакомца, который занял место моего мужа, задать ему тысячу вопросов, риторических и не очень, или громко хлопнув дверью уйти из дома, который я уже привыкла считать нашим. Меня хватило только на то, чтобы спросить:

  - Ты действительно этого хочешь? 

  - Да. Я действительно этого хочу, - голос у Сая был ровным. 

  Разговаривать дальше не было никакого смысла. Я заставила себя встать с дивана и прошла к лестнице на второй этаж, удивляясь, что слезы не торопятся катиться из глаз. Казалось, что внутри у меня что-то выгорело, оставив огромную дыру, в которую стремительно утекает тепло, заставляя меня все сильнее кутаться в шаль. На середине лестничного пролета я остановилась. 

  - Ты говорил, что у вас на Кериме не бывает разводов! - как я ни старалась, в голосе прорезались интонации обиженного ребенка, - Как же тогда быть с браслетом? 

  - Я говорил тебе и про то, что браслет расстегнется, если между женщиной и её мужем будет слишком большое расстояние, - Сай даже не повернул головы в мою сторону, - Ты сможешь снять браслет по дороге домой.

  Я заторопилась наверх. Не сейчас... Я смогу горевать и оплакивать свою раненую любовь по дороге домой. А сейчас я заберу свою форму Летной школы и спущусь в гостевую спальню. Я знала, что не смогу находиться в спальне, в которой все напоминало о том, как я была счастлива. Видимо только "я", но не "мы"

  На ночь я устроился в холле на диване - спальня без Птички была пустой и стылой, от подушек пахло ею, и мне мучительно не хватало тепла Сониного тела рядом. Да и с Сони стало бы улизнуть не попрощавшись.Я лежал, прикрыв глаза, и представлял, как она смешно закутывается в одеяло там, за запертыми изнутри дверями спальни. Думать о том, что она может плакать я себе запретил.

  Разговор с Соней дался мне с огромным трудом - я боялся повернуться к ней лицом, боялся, что не выдержу ее взгляда, что она увидит мои настоящие чувства и опять вспомнит о чувстве долга, или, хуже того, пожалеет меня. Завтра, все закончится завтра. Она улетит, и будет счастлива, а я... я сделаю то, что собирался, правда на несколько дней и целую счастливую жизнь позже.

  Завтракали мы в гнетущей тишине - я давился тостом с кофе, Соня меланхолично ковыряла ложкой в хлопьях с молоком. У обоих не было аппетита. Я порывался заговорить, но Соня вскинула глаза, в которых была обида и боль, и я промолчал. Есть после этого стало совсем невозможно, и я пошел дожидаться Птичку в машину. Она появилась почти сразу, и сердце болезненно сжалось. В своей синей иномирской одежде, с красными волосами, рассыпавшимися по плечам, она была также беззащитна и прекрасна, как в замке Нашер, где я увидел её в первый раз, и столь же упряма и горда, как и тогда. В руках у Птички ничего не было, она не взяла с собой ничего керимского

  Соня выбралась из машины, не дожидаясь моей помощи, и не оглядываясь двинулась в Дом Старейшин, на пороге которого уже стоял Эдвард. Я долго смотрел ей в след, пока не услышал знакомый шум от двигателя машины Терри. Парни, хоть и были изрядно помяты после ночного веселья, но все были трезвы. Мы обменялись с братьями Хольм рукопожатиями, Терри и Мист ограничились кивками и, сдав гостей мне на руки, уехали досыпать.

  - Улетаете, - констатировал я разглядывая близнецов.

  - Улетаем, - согласился один из них, кажется, Петер

  - Берегите её... - я помялся, потом вытащил приготовленный пакет, - передайте ей, когда браслет расстегнется. Не раньше.

  - Может ты сам? - начал второй, кажется, Пауль.

  Я лишь покачал головой:

  - Она ничего не возьмет от меня. Слишком сильно я её обидел.

  Парни в ответ только покачали головами. Петер забрал у меня пакет, Пауль неожиданно серьезно глянул на меня.

  - Береги себя, - выдал сын барона Хольма.

  - Всенепременно, - фыркнул я в ответ и, подождав, пока они не зайдут в дом, вернулся на водительское сиденье.

  Что ж, я сделал все, что хотел. Теперь оставалось только ждать.

  Дождь все лил и лил, капли барабанили по крыше беседки, создавая ровный, мерный шумовой фон. Мы с Терри ждали. Белые ритуальные одежды, в отличие от 'женатого' костюма, я приготовил совсем недавно и с особым тщанием: ничего нет хуже в последние минуты, чем натирающий шов или сползающие штаны, способные испортить величественный настрой церемонии. Терри же упирался до последнего, поэтому сейчас, в необмятом, накрахмаленном до хруста церемониальном одеянии, ужасно маялся за моим левым плечом. Я буквально спиной чувствовал, как он давит в себе желание как следует почесаться. По правилам я должен был быть преисполнен светлой грусти. На деле же - я прислушивался к сопению Терри, размышлял о том, что беседка с полом, отделанным плиткой, оказалась очень удачным местом для церемонии (будет легко смыть кровь, и дом не потеряет в цене из-за моего решения), восхищался предусмотрительностью наших предков, завещавших выполнять церемонию на специальном коврике, который, как оказалось, изготавливается из ткани повышенной гигроскопичности. В общем - голова моя в этот момент оказалась забита кучей бытовой чепухи, и я никак не мог сосредоточиться на главном, пока не нашарил глазами собственный нож, лежащий перед собой. На рукоятке ножа все еще был повязан легкий Сонин шарфик.