Пять дней - Дуглас Кеннеди

— И что вы ответили?

— Я была любезна. Ни разу не упомянула про то, что он рассказал о моем романе нашим детям… и как это было мерзко и чудовищно с его стороны. Но, когда он спросил, нельзя ли ему приехать ко мне — он хотел бы объясниться, наладить отношения, — я была категорична. Просто сказала: «Нет». Он заплакал.

— И что вы при этом почувствовали?

— Грусть, конечно. Но — и это интересный поворот — никакого чувства вины.

— Действительно интересный, — согласилась Лайза.

— Вообще, все это интересные перемены, да?

— Точно.

— Несколько дней назад произошло еще кое-что. Во время перерыва на кофе в больнице я взяла «Портленд пресс геральд», которую каждое утро оставляют для нас в ординаторской. Открыла и увидела небольшую заметку под рубрикой «Новости штата»: самоубийство заключенного психиатрического отделения тюрьмы штата в Бангоре. Уильям Коупленд. 26 лет. Это сын Ричарда.

— Ужасная новость, — произнесла Лайза нарочито бесстрастным тоном.

— Меня она потрясла.

— Потому что?..

— Потому что… Билли был бы моим пасынком, если б все получилось так, как мы… я… на то надеялась. Потому что я глубоко сопереживала Ричарду. Потому что я до сих пор не могу разобраться в своих чувствах к нему, и меня это сводит с ума. С одной стороны, я все еще его люблю. С другой — во мне наконец-то проснулся гнев на все это… что, я знаю, вы скажете мне, «хорошо», поскольку, по вашему мнению, моя неспособность выражать гнев приводит к тому, что я воздвигаю барьеры, которые загоняют меня в тупик. Так?

— Точно.

О боже, этой фразой она орудует, как скальпелем.

— Я все еще очень болезненно воспринимаю случившееся, его паника нам обоим стоила счастья. Я считаю его трусом и одновременно жалею. И в то же время думаю: благодаря Ричарду я решилась на развод. В данный момент я ему глубоко сочувствую. Он любил Билли. У его сына была такая трагическая судьба. — Я с минуту помолчала, потом продолжила: — Через пару дней после того, как я прочитала заметку про самоубийство Билли, я написала Ричарду по электронной почте. Короткое сообщение. Только по поводу этого происшествия. Что на него обрушилось самое страшное горе, какое только может постичь родителей, и что я страдаю вместе с ним, представляя, как он пытается пережить этот страшный период.

— Он ответил?

Я покачала головой.

— Вас это задело?

— Нельзя же написать сценарий на каждый случай жизни. Вы же понимаете, это не роман, в котором, если автор пожелает, может произойти что угодно. Да, я хотела, чтобы Ричард позвонил мне, сказал, что он никогда не переставал любить меня, что смерть сына наконец-то освободила его от обязательств, от вечного чувства вины перед женой, которую он никогда по-настоящему не любил. А… потом… он появился бы на пороге моего дома, и, voila, хеппи-энд, которого в жизни обычно не бывает.

— А, скажем, если б он пришел? Теперь вы отворили бы ему дверь?

— Отворила бы. Правда, это не значит, что я не держалась бы несколько настороженно. Но то, что мы открыли друг в друге, то, что связало нас… я не стану преумалять это, говоря, что те три дня я жила в состоянии иллюзорного любовного угара, свойственного людям среднего возраста и к действительности не имеющего абсолютно никакого отношения. Кому, как не вам, знать — ведь я с вами анализировала всю эту ситуацию, — что для меня это была не иллюзия. И для Ричарда, я знаю, тоже. Так что сказать я могу лишь нечто банальное типа: «Жизнь порой ужасно несправедлива». Хотя на самом деле обычно мы несправедливы сами к себе.

— И зная это теперь?..

Я опять пожала плечами:

— Я все еще горюю по тому, что должно было быть. Но знаю, что поделать ничего не могу. И пожалуй, это самый суровый урок: ты понимаешь, что не всегда все можно исправить.

— А человека?

— Тоже. Ну а теперь вы скажете мне: «Но вы могли бы исправить себя».

— А вы можете?

— Не знаю.

— Честный ответ.

Единственный ответ.

Десять дней спустя я въехала в свое новое жилище. Всю мебель, что я заказала в разных комиссионных магазинах Портленда, мне доставили в течение двух суток. Бен и два его приятеля — Чарли и Хейден — по случаю моего новоселья купили бутылку шампанского. У Чарли имелся фургон, и он любезно предоставил его в мое распоряжение, более того, он предложил съездить в Дамрискотту и забрать мою одежду и книги. С Дэном мы условились о часе, когда я могу вернуться в дом и упаковать свою библиотеку — примерно четыреста книг — и вещи, которые, как мы договорились, я могу взять с собой. Чарли привез их к моему новому жилищу, и ребята, все трое, вызвались перенести их в квартиру. Потом мы открыли шампанское и выпили за проделанную огромную работу (в квартире и впрямь было много воздуха и света). Заплатив каждому из ребят по тысяче долларов наличными, я затем пригласила всех в местную пиццерию. Под конец ужина я ненадолго удалилась в туалет, а когда вернулась за стол, оказалось, что счет уже оплачен.

Когда мы с Беном пешком возвращались домой — Чарли с Хейденом решили посетить ночной рок-клуб, — мой сын сказал:

— Мои друзья считают, что у меня клевая мама.

— Они преувеличивают.

— Как скажешь. Но я согласен с Чарли и Хейденом: ты клевая. А предметы обстановки, что ты подобрала для квартиры… это вообще класс. Но если ты считаешь иначе…

— Спасибо.

— Через три дня я буду в Берлине.

— Волнуешься?

— Я взволнован, напуган, обеспокоен, немного робею, представляя себя в Академии искусств.

— Робею, — повторила я. — Хорошее слово.

— Яблоко от яблони…

— Мне тебя будет не хватать. Но думаю, для тебя это фантастический шанс.

— А я буду настаивать, чтобы ты приехала ко мне в Берлин на неделю.

— До Нового года мне отпуск не дадут.

— Значит, на Пасху. Академия будет закрыта на неделю. На прошлой неделе я послал им письмо по электронке. Членам семьи студентов они сдают комнаты в общаге за символическую плату. Авиабилет Бостон — Берлин, если бронировать его сейчас, обойдется всего в пятьсот баксов.

— Так ты все уже просчитал, да?

— Потому что я знаю тебя, мама. Ради меня и Салли ты, не раздумывая, опустошишь свой счет в банке, а на себя и десяти центов не захочешь потратить. Дай тебе волю, ты и от поездки себя отговоришь.

— Ты и впрямь хорошо меня знаешь, Бен.

— Принимаю твои слова за комплимент.

Спустя четыре дня в Портленд автобусом приехала Салли. Мы поужинали в японском ресторанчике, и она осталась ночевать у меня.

— Мам, выходит, ты годами тайком почитывала журналы по дизайну интерьеров.

— Какой уж тут дизайн. Все куплено в комиссионках.

— Тем более круто. В связи с этим у меня к тебе только один вопрос: почему у нас не было так классно, когда мы жили одной семьей? Почему ты не делала это для нас?

Возникло ли у меня чувство вины? Да. Но потом меня посетила мысль, мысль, в которой, на мой взгляд, заключалась определенная истина.

— Видишь ли, я не представляла, что можно так жить. Я годами сдерживала свое воображение, сужала горизонты. Я не виню за это твоего отца. Это все я, я сама не позволяла себе развернуться, расправить крылья. И теперь ругаю себя за это.

— Ну, я не стану держать на тебя зла за это до конца своей жизни. Но, когда у меня наконец-то будет свое жилье, я потребую компенсации… ты поможешь мне оформить интерьер.

Утром следующего дня мы поехали в Фармингтон за Беном. Отправляясь на год в Берлин, он взял с собой лишь одну большую дорожную сумку с вещами и чемодан с принадлежностями для живописи. По дороге в Бостон Бен заявил, что хотел бы заскочить в художественный салон Норма и купить пол-литра тетронового синего кобальта.

— Ты хочешь сказать, — удивилась Салли, — что в той крутой берлинской академии, куда ты едешь, не продают краски?

— Я не сомневаюсь в том, что смогу запросто достать там тетроновый синий кобальт, но только это будет не та краска, какую мешает Норм. Так что доставь мне удовольствие.

— А я, по-твоему, чем всю жизнь занимаюсь? — спросила Салли.

— И это говорит бывшая капитанша болельщиц.

— К тому времени, когда ты вернешься, я уже буду готом с бритой головой и дружком-байкером.

— Обещаешь? — спросил Бен.

Дорога до Бостона была перегружена автотранспортом. Когда мы добрались до магазина Норма, времени почти не оставалось, и мы могли провести там всего несколько минут. Бен созвонился с ним заранее и объяснил, что сегодня вечером улетает в Берлин, поэтому Норм, нарушив собственное правило, согласился приготовить для него краску без предоплаты.

Я нашла парковочное место возле магазина.

— Это надо видеть, — сказала я Салли, и мы поспешили войти.