Тайна царствия - Мика Валтари

– А чего ты хочешь от Иисуса из Назарета? – опять спросила Мария.

– Я предчувствовал наступление его царства, потому что оно – не плод поэтической фантазии, как ад у Вергилия, а часть реальной жизни, и если хорошо поразмыслить, его реалии неразрывно связаны с самой жизнью. О Мария, я так счастлив жить в эти дни и знать, что он находится сейчас в Галилее! От него я не жду ничего большего, чем он даст мне сам, потому что его царство ново, необычно и я не в состоянии его себе представить; от самого сотворения мира на земле создавались великие царства, включая империю Александра Великого, которые затем рушились; я считаю, что один лишь Рим способен устоять, и даже по этой причине его царство не может быть земным.

Наш разговор продолжался вплоть до появления Марии из Беерота, которая, умывшись, сделала себе гладкую прическу. В белом плаще и без обуви она казалась такой юной и была так, трогательна, что меня охватила волна нежности, заставив позабыть обо всем плохом, что я думал о ней. Чтобы наше расставание не было слишком тягостным, я решил в тот же день вернуться в Тивериаду. Магдалина пообещала дать мне знать, если произойдет что-то важное, и попросила передать при встрече привет Жанне и Клавдии Прокуле.

До деревни я дошел, не испытывая никакой боли, и даже подумывал о том, чтобы добраться до Тивериады и ее термий пешком вдоль берега. Однако я встретил гребцов, которые привезли нас сюда, они определенно дожидались моего возвращения, поскольку я хорошо заплатил им.

Небо покрылось тучами, а поднявшийся ветер гнал крутые волны. Гребцы задрали головы и наблюдали за тучами, собравшимися над голубиной долиной и горами.

– Галилейское море очень переменчиво, – сообщили они. – Порывы ветра могут накренить лодку и залить ее водой. Умеешь ли ты плавать, господин?

Я рассказал им историю о том, как во времена своей молодости выиграл пари: я проплыл от Родоса до континента, не боясь морских течений. Правда, при этом за мной плыл корабль, и я не боялся утонуть. Но еще больше самого спора меня подзадоривала привлекательность одной девушки, которая обещала в случае победы одеть на мою голову венок, что заставило меня плыть из последних сил; однако выбравшись на берег, я уже не испытывал никакого влечения к этой девушке!

Я устроился на подушках на корме лодки, а гребцы, подоткнув плащи до пояса, столкнули ее на воду и взялись за весла. Я почувствовал, что им была известна цель моей поездки. Да и разве можно что-нибудь скрыть в рыбацкой деревне, где все знают друг друга и пристально наблюдают за пришельцами? Отсутствие Марии из Беерота их ничуть не удивило, и они с улыбкой обменялись несколькими шутками по этому поводу.

– Что вы хотите сказать? – раздраженно спросил я.

– Ничего плохого! – ответили они – Совершенно ничего! Мы всего лишь обратили внимание на то, что охотница за голубями вернулась к своим старым привычкам. Сколько она тебе заплатила за девушку?

Я, конечно же, не был обязан давать им никакого отчета, однако то, что они говорили о Магдалине, вызвало у меня ярость.

– Она приняла ее в свой дом, чтобы обучить своему ремеслу! – выкрикнул я.

Это их весьма рассмешило.

– Конечно, никто не сомневается в том, что она обучит ее своему ремеслу! – воскликнули они – Она и прежде учила девушек играть на светских инструментах, танцевать бесстыдные танцы и охотиться за голубями, и лишь целомудрие не позволяет нам сказать, за какими голубями они охотились!

Прежде чем я успел им ответить, послышался свист ветра, лодка накренилась, хлынувший ливень превратил подушки, на которых я восседал, в кучу тряпок.

– Вот вам ответ на ваши слова! – воскликнул я.

Однако вскоре нам стало не до упреков, потому что пришлось прилагать все силы, чтобы держать лодку по ветру; ее, словно щепку, уносило в противоположном направлении, и если бы мы попытались держаться нужного нам курса, ее непременно залило бы водой.

Рыбаки собрались поставить мачту, чтобы поднять парус, однако я запретил им это делать, потому что в лодке не было никакого балласта. Надвигались более грозные тучи. Стало темно небо прорезали первые молнии. Мы без конца черпали воду, однако она все заполняла нашу лодку. Ветер пригнал ее к восточному побережью.

Напуганные и мокрые, рыбаки опасливо косились на меня.

– На нас пало проклятие из-за тебя, идолопоклонный римлянин, потому что мы взяли тебя в нашу лодку! – восклицали они. – Мы совершили бесчестный поступок, оказав тебе помощь в том, чтобы отправить дочь Израиля в дом для развлечений, и теперь расплачиваемся за это! Но мы не знали того, что ты замышлял!

Вцепившись в борт, стоя по самый подбородок в воде, я выкрикнул:

– Проклятие вызвано вашими несправедливыми словами о Марии!

Вода не была холодной, однако мы совершенно продрогли: когда ветер утих, нам удалось вычерпать всю воду и следовать в, направлении устья впадавшего в озеро ручья. Полоса берега на этой стороне была несколько уже, перед нами вставали отвесные стены гор. Опять подул ветер, и волны с ревом разбились о прибрежные камни. Рыбаки полагали, что к исходу дня ветер утихнет, однако перспектива взяться за весла в ночное время не вызывала у них восхищения.

Понемногу стали сгущаться сумерки и, несмотря на то что мы выкрутили свою одежду, нас донимал холод. Чуть поодаль, у самого подножья горы, мы заметили небольшой навес, там мерцал чуть заметный огонек. Я предложил направиться к нему, чтобы обсушить нашу одежду, однако мое предложение наткнулось на сопротивление со стороны рыбаков.

– Сейчас мы находимся на чужом берегу, – возразили они. – К счастью, у нас нет с собой сетей, иначе нам пришлось бы платить штраф за ловлю рыбы в чужих водах, Помимо этого, здесь находят себе убежище все воры и разбойники Галилеи, не считая прокаженных, которые живут в пещерах.

И все же у нас не было никакой надежды самим разжечь огонь, потому что кремень и огниво намокли в воде. Тогда я решительно направил свои стопы к укрытию, после недолгих колебаний оба рыбака нехотя последовали за мной. Подойдя поближе, я смог различить сидевшего на земле человека, подбрасывавшего сучья в костер, пламя которого уже поднималось до небес, а в ноздри мне ударил запах жареной рыбы и свежего хлеба. У навеса сушились сети.

– Да пребудет мир с тобой! – сказал я одинокому рыбаку. – Буря застигла нас посреди моря, не позволишь ли ты обсушить одежду у твоего костра?

Он жестом пригласил нас присаживаться; я снял одежду и развесил ее на шесте. На плоских камнях поджаривался хлеб, а на углях костра – две большие рыбины, Уже наступил первый час, на побережье быстро опускалась тень от гор, но в сумерках все еще можно было различить очертания строений Тивериады на противоположном берегу озера.

Чистое лицо незнакомца выражало расположенность по отношению к нам, и я отбросил все опасения. Он, предупредительно приветствуя моих спутников, подвинулся и дал им место у костра. Они осмотрели сеть и поинтересовались, была ли рыбалка удачной; он же скромно ответил, что надеется на то, что буря загнала косяк рыбы в бухточку – на следующее утро он хотел попытать удачи.

Не говоря ни слова, как будто это подразумевалось само собой, он взял хлеб и, благословив его, отрезал каждому по ломтю, оставив один себе; точно так же он наполнил терпким вином чашу, вырезанную из корня виноградника, благословил ее и протянул нам, мы вчетвером отпили из одной чаши. Жареная рыба ему удалась, но поскольку у него, видимо, не было соли, он приправил ее ароматическими растениями. Мы ели, не говоря друг другу ни слова, Я приметил, что мои спутники недоверчиво поглядывали на незнакомца а он, потупив взор и улыбаясь сам себе, смаковал каждый кусочек пищи. По окончании трапезы, он принялся с помощью ветки что-то рисовать на песке, словно пытаясь скрыть охватившее его смущение.

Пока мы ели, наша одежда сушилась, от нее исходили плотные клубы пара. Меня объяло ощущение тепла, и я испытывал чувство удовлетворения; меня клонило ко сну, веки налились тяжестью. Я никак не мог отвести взгляд от этого человека, который столь любезно не сказав ни одного лишнего слова, разделил с нами свою трапезу. Я еще обратил внимание на то, что его руки и ноги испещрены шрамами, а на лице запечатлелось какое-то данное выражение, словно он только что оправился от тяжелой болезни и прибыл сюда, чтобы провести время выздоровления в одиночестве. Однако в присутствии рыбаков, хранивших молчание, я не стал задавать ему лишних вопросов. Наконец, так и не дождавшись когда одежда высохнет, я погрузился в глубокий сон и ощутил его прикосновение, лишь когда он набросил на меня уже просохший плащ.

До самого пробуждения я видел сны, от которых на глаза навернулись слезы; проснувшись, я увидел подле себя спящих рыбаков, издававших легкий храп, по моим щекам текли слезы, и я чувствовал себя сиротой. Костер уже давно погас, а по положению звезд на небе я определил, что уже наступило время третьей стражи. Передо мной расстилалось озеро, поверхность которого была гладкой, как зеркало, однако одинокий незнакомец куда-то исчез, его отсутствие вызвало у меня странный прилив тоски. Но увидев, что он стоит на берегу, лицом к озеру и спиной к нам, я испытал облегчение. Укутавшись в плащ, я поспешил к нему.