Синдром Л - Андрей Остальский

С этими словами генерал перекрестился на икону в углу.

Точно кнутом меня ударили. Откуда?! Каким, на фиг, образом ему может быть это известно? О, это уже вам не западный Новый год отмечать… За это такое может быть… Никакие заступники, никакие связи Фазера не помогут…

У меня даже дыхание на секунду перехватило… Но виду нельзя было подавать, показывать ему, что он попал в точку.

— Что вы такое говорите, Петр Алексеевич, не понимаю, — выдавила я из себя.

— Все ты прекрасно понимаешь…

Он опять сопел. Надел очки, потом снова снял. Уставился на меня в упор. Сказал:

— И больше всего ты про себя понимаешь, какая ты красавица… Скажу: ты и вправду женщина привлекательная… Но разве в этом дело?

«А в чем?» — хотела я спросить, но промолчала.

— Мы все таким образом будем довольны… Ну что вам стоит? Абсолютно ничего! Я условия создам отличные! И не только денег с вас брать не буду — это уж я так, погорячился, не нужны мне деньги на самом-то деле…

Кажется, до меня стало доходить… Но я ушам своим не верила… Не может быть! Наверно, все-таки что-то иное имеется в виду?

А он воодушевился, видя, что я не возражаю, не кричу: как вы смеете, да за кого вы меня принимаете, да я сейчас пощечину вам дам. Воодушевился и продолжал уже громче и решительнее:

— Я даже талонами с вами могу делиться, краснополосными… У меня их столько… Я тебе говорил уже… вот посмотри…

С этими словами старикан вдруг живенько вскочил с дивана, подбежал к большому письменному столу, выдвинул центральный ящик. В глубине блеснуло что-то черное, металлическое… Но старик лез явно не за этим. Он стал доставать пригоршнями пачки талонов, сколько у него их там скопилось, бог его знает. Наверняка множество неиспользованных вовремя, давно просроченных. Бессмысленная куча некрасивых, примитивно отпечатанных бумажек, перечеркнутых широкой красной полосой…

Он подбрасывал талоны в воздух, и они, крутясь, как безумное конфетти, бумажным дождем падали на стол и на пол… Я смотрела как завороженная, не в силах ничего сказать.

— Вот, вот они, красавчики, красненькие мои, — любовно приговаривал старик. — Девать их некуда… все коплю, коплю… а со временем, если мы будем друг другом довольны, можно будет даже и в двухсотой для тебя, Александра, что-нибудь присмотреть… Ведь такой эффектной женщине необходимо шикарно одеваться… я ведь все понимаю, я не старый пень какой-нибудь.

Чтобы протянуть время, я энергично покивала. Дескать, нет, вовсе не пень.

— Так что видишь, Александра, — гнул Тыква свою линию, — мы могли бы прекрасно устроиться все трое… к взаимному, так сказать, счастью и удовольствию… Потом, подумай: ведь не всегда же такая лафа у твоего Александра будет. Рано или поздно жена с дочкой вернутся. Гнездышко захлопнется. А у меня тут — красота. Трахайся, не хочу. Как там вы, западники оголтелые, говорите? Флэт у вас отличный будет. Хотя почему по-русски не сказать: свободная квартира? Не понимаю. Сколько угодно будет у вас для этого дела свободной жилплощади. Как-нибудь можно было бы даже и подругу вашу, Ниночку пригласить… Она хоть и не такая красотка, как ты, но очень мила, очень… И вы бы заодно помирились с ней на этой почве, так сказать… Хи-хи…

«Просто обыкновенный сумасшедший… натуральный психический больной, — думала я. — А что, не бывает сумасшедших генералов, что ли? Еще как бывает! Но что мне с этим делать в конкретной исторической ситуации, понятия не имею…»

— Погодите, Петр Алексеевич, — сказала я. — Что-то я никак не могу взять в толк… правильно ли я понимаю… Вы что, группен-секс с нами устроить хотите? Свальный грех?

— Ни в коем случае! — возмутился генерал. — Как ты могла только такое подумать?

Помолчал, пожевал губами. Покачал головой.

Еще раз возмутился:

— Ну и ну! Не ожидал от тебя такого, Александра! А еще дочка академика!

— Извините, если я вас обидела… видимо, совершенно неправильно ваши слова интерпретировала… ой, простите, истолковала… не знаю, как это я…

Я сконфуженно замолчала. А старикан снова заговорил:

— Я же говорю тебе: эрекции у меня — с гулькин нос… Какой же тут, к лешему, свальный грех? Думала бы своей головой, что говоришь, Александра… Но вот посмотреть… посмотреть было бы недурно. То есть просто замечательно могло бы выйти, особенно с двумя такими красавцами, двумя такими половыми гигантами, как ты с Александром… Это же картина для богов будет! А какая отрада одинокому старику!

— Так вы, получается… вуайерист, да? — ахнула я. — Или я опять не то что-то…

— Вот этого не надо… слов этих уродливых иностранных… чужеземных… фу! — сплюнул генерал.

Выдержав паузу, он внес некоторые разъяснения:

— Ну, согласись, вы же с Александром и так почти что у меня дома сношаетесь. Я лежу без сна и слушаю… в полутора метрах от меня всего… Но это все не то, не то… Только слюнки текут. Вот если бы не только слышать, но и видеть! Ну что вам стоит? Разницы почти никакой — чуть-чуть только передвинуться в пространстве. Делов-то… А я тут устроюсь, за ширмочкой, в уголочке. И посмотрю, посмотрю через дырочки… А вы меня и замечать не будете… будто меня и нет совсем.

И тут вдруг совершенно дикая мысль меня посетила: а что, если пойти старику навстречу? Черт с ним, пускай глазеет! И столько проблем решится сразу: от перспективы репрессий до возвращения жены… От нас что, убудет, что ли? Мы ведь, увлекшись, тут же про ширмочку эту дурацкую забудем, будто ее и нет совсем. И потом, нам ведь и вправду есть чем гордиться! Что может быть прекрасней нашей любви? И чего, собственно, стесняться ее физической составляющей? Пусть хоть весь мир смотрит, завидует, восхищается…

Но я тут же опомнилась: что это со мной! Наверно, это все от переутомления, от всех стрессов всяких… Фуй, как стыдно-то… хорошо, что Санечка не слышал…

Я вспомнила о Саше, и тут же откуда-то пришло совсем другое ощущение. Острой тревоги. За него. Сумасшедший старик, конечно, опасен, но я почему-то была уверена, что справлюсь с ним, так или иначе. А вот Саше… Рустаму моему, грозит какая-то жуткая, невероятная опасность. Я не ведала, откуда мне это известно, но ощущение было самое что ни на есть натуральное. И я должна была что-то сделать! Для начала надо было быстренько, не теряя больше времени, разобраться со старым Тыквой.

А Тыква тем временем впал во что-то вроде транса. Сидел старик на диване, раскачивался, будто в такт какой-то ему одному слышной музыке, и повторял вслух:

— Как это красиво будет… как я буду наслаждаться… как любоваться буду вами… моя жизнь переменится. Я буду самым счастливым стариком на свете… Изо дня в день. Изо дня в день! Смотреть буду, как вы обнимаетесь, как вы целуетесь взасос, как вы изгибаетесь красиво… Вы будете кричать, орать, визжать… а я буду тихонько покрякивать… подкрикивать… подмахивать… И смотреть не отрываясь, все детали впитывая… каждый штрих…