Синдром Л - Андрей Остальский

На самом деле мы с Фазером оба отмечаем. Первое же января все празднуют вокруг, трудно было бы уклониться. А девятнадцатого как-то душевнее. Но ничто не сравнится со Светлым Рождеством, падающим на двенадцатое декабря. Но об этом Тыкве знать не обязательно.

На некоторое время старик вроде бы удовлетворился. Помолчал, и говорит:

— Эх, что вы понимаете…

— В чем? — вежливо осведомилась я.

— Да во всем… Какой год наступил, помнишь?

— Ну что вы, ей-богу, Петр Алексеевич! У меня же высшее образование! Тысяча девятьсот семьдесят девятый!

— Ой ли? А может, какой другой?

— Что вы имеете в виду? — говорю я, но на самом деле прекрасно понимаю, о чем речь. Единственное, в чем я не уверена, так это в том, можно ли произносить другой номер года вслух? Так-то, между мирянами, в обычной нормальной жизни, это вполне в порядке вещей, сказать: ну давайте теперь выпьем задве тысячи семьдесят девятый! Нонче это звучит почти как шутка. За это вроде никого уже больше не сажают. Это когда только приняли декрет о Возвращении, в год моего рождения, тогда да, говорят, можно было срок лет пятнадцать, а при отягчающих, так даже и вышку получить, пулю в затылок за такие вольности. Но с тех пор то режим смягчился… Но что там Уголовный кодекс говорит на этот счет, понятия не имею. Этот хрен с горы, осколок героической эпохи, еще, чего доброго, припомнит какую-нибудь всеми забытую статью: и пожалуйте бриться! Поэтому лучше притворяться дурой…

— Вас что, в школе не учили истории? Не рассказывали о декрете о Возвращении и Великой Стабилизации? Об Отмененном Времени? — спросил он тоном сердитого учителя.

— Ах это! — воскликнула я. (Черт, переиграла!) — Конечно, мы в школе проходили. Но это, знаете, так, абстрактные знания. Я же тогда только родилась еще…

— Абстра-актные зна-ания, — передразнил меня старик. — Но ваше поколение хоть представляет себе, что это за время было? Как ликовал народ наш многострадальный, когда сбылась наконец его сокровенная вековая мечта и мы отгородились стальным непроницаемым забором от гнилого Запада, захлопнули окно, которое этот сифилитик и педераст Петр распахнул зачем-то… Одно зловоние, одна отрава, газ смертельный из этого окна к нам веками валил… В последние десятилетия все больше через Интернет так называемый. Как же все нормальные люди рады были, когда мы и эту форточку инфекционную захлопнули! Э, вы, нынешние, и слова такого небось не знаете — Интернет… Вы и представить не можете, какое это было всенародное торжество, когда были предприняты, казалось бы, чисто символические, но такие важные шаги — Возвращение в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом год и к Русскому календарю. Его еще иногда юлианским называют. Что, конечно, не совсем верно и политически неграмотно. Хотя это правда, что формально его ввел впервые великий император Юлий Цезарь. Разумеется, русский народ, русские православные ученые затем этот календарь творчески развили, приспособили максимально под нужды нашего государства. Поэтому правильно все-таки называть его русским. Но все же некоторую, пусть и второстепенную, роль Цезаря тоже не стыдно признать! Это все-таки крупная была фигура, не чета этому развратному негодяю папе римскому Григорию, убийце французских протестантов, придумавшему извращенный, декадентский западный календарь.

Слушала я это и думала: не иначе как Тыква был крупным специалистом политпросвещения. Вон как шпарит.

— Ну и на сто лет назад вернуться, — вдохновенно продолжал он, — это тоже было с чувством глубокого удовлетворения народом воспринято. Уж больно неудачные и страшные выдались сто лет, не то что предыдущий век. С тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года сплошные уступки Западу и западному образу жизни пошли. Сионизация опять же… Реакция на нее, возможно, была действительно несколько чрезмерной. Но ведь каждое действие рождает противодействие. Кстати, органы давно уже признали, что с евреями переборщили, перегнули палку. Это была ошибка! Но не более! Не надо тоже из мухи слона делать. Все должно быть объективно оценено в контексте трагической ситуации, в которой мы оказались из-за иностранных происков и действий западной агентуры. А сколько народу погибло — и все из-за идеологической диверсии. Пришлось каленым железом выжигать пятую колонну… Ну об этом я уже, кажется, говорил…

Повторяется дед, подумала я рассеянно, как же мне надоело все это слушать… Интересно, кто-нибудь такие разговоры всерьез воспринимает? Ну, когда это с амвона звучит, часто на старославянском, еще так-сяк, иногда даже и красиво — мелодично, а в смысл можно не вдумываться. Но когда вот такая упрощенная до предела схема, да еще на жаргоне… Ску-учно…

Но он и сам смутился, когда понял, что повторяется. Теми же словами — те же мысли. Альцгеймер, видно, начинается.

И он, наверно, об этом же диагнозе подумал, потому что засопел жалобно, стал вдруг перечислять свои болячки. Давление и аритмия, артрит, подагра.

И вдруг перешел на шепот. Я удивилась, переспросила:

— Что, что? Я не расслышала?

Он молчал, в глаза мне не смотрел. Наконец выговорил:

— Аденома проклятая… замучила… дважды меня оперировали, и все неудачно… Я же говорю, переборщили с евреями-то… Только они умеют аденому правильно резать…

Ну, на это я и не знала, что сказать.

А старик качал своей тыквенной головой: видно было, что ему жалко себя беспредельно. А заплакать нельзя: генерал госбезопасности все же. Хоть и бывший.

Вдруг он опять перешел на громкий шепот:

— Мне теперь и от жриц толку мало… Эрекции — кот наплакал.

И опять замолчал. Наверно, задумался, правильное ли выражение употребил. А я еле сдержалась, чуть не прыснула: представила себе плачущего кота и эрекцию. Кошкины слезы как мера измерения мужской потенции. Сильно.

Погоревав, мой генерал продолжил:

— Мы могли бы с тобой и Александром прекрасно договориться… Если бы вы согласились потешить старика… Пошли бы навстречу… А я бы в знак благодарности… чего уж там… так и быть… про делишки ваши никому ни гугу… никаких рапортов. Какие уж там рапорты, если у меня у самого была бы личная заинтересованность, так сказать…

— Ничего не понимаю! — прервала я его. — Что вы имеете в виду? Что значит, потешить старика? Что такое — пойти навстречу?

А он будто не слышал. Продолжал бормотать:

— И про твое инакомыслие, и про батюшку твоего… тоже я бы не разглашал, так уж и быть. Что вы западный Новый год отмечаете… и контакты предосудительные поддерживаете. И в церковь вы не ходите… Да вы и не православные вовсе… Какое там! Протестанты небось, если не католики треклятые, прости господи!