От ненависти до любви - Сандра Браун

Не успев задуматься над тем, что делает, Хантер лег рядом с ней и натянул одеяло на них обоих. Поскуливая, словно раненый зверек, Кари прижалась к любимому. Ее руки обвили его шею, а лицо спряталось у него на груди.

— Я люблю тебя. Я люблю тебя. Мне так страшно! Обними меня покрепче.

Жалость бритвой резанула по сердцу Хантера.

— Я тоже люблю тебя, родная.

Он обнял ее и крепко прижал к себе. Но Кари хотела ощущать его еще ближе, и ее губы стали судорожно искать его рот. Через несколько нескончаемых минут ему с трудом удалось оторваться от нее.

— Что мы делаем! Боже, это безумие! — Он несколько раз поцеловал ее в шею. — Тебя надо бы задушить за то, что ты втянула нас обоих в такую кошмарную передрягу.

Кари потерлась щекой о щеку Хантера.

— Наверное, я этого заслуживаю. Я хотела встать на защиту права журналиста не раскрывать свои источники информации, но выяснилось, что я не создана для роли мученицы. Приходится признать тот факт, что я — обычная трусиха. Не представляю, как осужденные могут выносить тюремное заключение — днями, годами!

— Немногие из них отличаются такой чувствительностью, как ты, любовь моя.

— Когда-нибудь я обязательно сделаю репортаж о заключенных. Я изучу их…

Из горла Хантера вырвалось глухое ворчание.

— Давай сначала ты отсюда выберешься, а уж потом будешь думать о собратьях по несчастью и о том, как привлечь внимание общественности к их страданиям. — Хантер поднял подбородок Кари и посмотрел ей в глаза. — Почему ты не позволила адвокату телекомпании вытащить тебя из тюрьмы?

— А что бы это изменило? Ведь речь в данном случае идет о первой поправке. Я понимаю, ты считаешь меня занозой в пальце, упрямой ослицей и…

— Я с уважением отношусь к твоему поступку. — Видя, как удивленно раскрылись глаза Кари, Хантер пояснил: — Сейчас я говорю как мужчина, а не как окружной прокурор. Прокурор во мне по-прежнему негодует на тебя. Но я люблю тебя, Кари Стюарт, — тебя и все, во что ты веришь. — Он прижал ее голову к своей груди. — Разве стал бы я рисковать своей карьерой, приходя сюда и лежа на тюремной койке с заключенной, если бы думал иначе? Да если об этом узнают, меня просто насмерть затопчут.

— За сексуальные притязания по отношению к заключенной?

— Что-то в этом роде.

Она поцеловала его в подбородок.

— Обещаю не подавать на тебя в суд.

Влюбленные поцеловались еще раз. Это было так чудесно, что на некоторое время они даже забыли о том, в какой жуткой ситуации находятся.

— Кстати, тебя могут затоптать и по другой причине, — спокойно заметила Кари, вспомнив о журналистском столпотворении в коридоре тюрьмы после ее ареста.

— Знаю. Ваши когорты уже подняты по боевой тревоге. В заголовках сегодняшних газет меня рисуют настоящим циклопом, а ты затмила даже Жанну д'Арк и являешься теперь самой знаменитой мученицей. За твоей спиной — целая армия твоих коллег, которые провозгласили меня своим общим врагом и подступают со всех сторон.

— Извини, Хантер. Я, честное слово, меньше всего хотела навлечь неприятности на твою голову.

— И тем не менее мне теперь придется ходить в монстрах.

Она рассмеялась:

— И что же ты собираешься сделать для того, чтобы вновь обрести в глазах общественности благопристойное лицо?

— Выяснить, что приключилось с тремя крохами, и вернуть их родителям. Что-то подсказывает мне: они еще живы.

— Хорошо бы, — тихо откликнулась женщина.

На них снизошел покой. Кари лежала в объятиях дорогого ей человека и с любовью прислушивалась к тому, как бьется его сердце. Еще несколько минут назад все в этой маленькой камере пугало ее, сейчас же здесь было тепло и мирно.

— У меня отобрали часы. Сколько сейчас времени?

— Уже поздно.

— Ты с самого начала собирался ко мне прийти, да? Именно поэтому у меня нет ни одного сокамерника?

— Конечно. Не мог же я позволить, чтобы ты одна провела в тюремной камере целую ночь.

— А как ты объяснил цель этого посещения сержанту Гопкинс?

Хантер улыбнулся, и Кари поняла: если он одарил полицейскую матрону такой же улыбкой, то ее вопрос просто неуместен.

— Она — романтическая натура, и я апеллировал к этому ее качеству.

— Не является ли это разновидностью взятки?

— Разве что на уровне чувств.

— По-моему, еще немного — и ты превратишься в продажного блюстителя закона.

— Я уже являюсь таковым. Сама посуди: лежу в камере рядом с арестованной и мечтаю ею овладеть.

Женщина тихо засмеялась и прижалась к нему еще крепче.

— Тебе и вправду этого хочется?

— Прекрати, Кари, не то мы окажемся в еще более дурацком положении. Тебе тепло?

— Да… — вздохнула она. — Лежи, как лежишь, и не двигайся. Все-таки в узких кроватях есть своя прелесть.

— Да. Я, например, ощущаю твою грудь.

— Правда?

— Ага. Кстати, я уже говорил тебе, что у тебя чудесная грудь?

— Да.

— Когда в следующий раз мы займемся любовью, я намерен уделить ей особое внимание.

— Она будет с нетерпением этого ждать.

Рукой, которой Хантер обнимал Кари за талию, он притянул ее к себе еще ближе. Его губы целовали ее волосы.

— Мне так не хватало тебя! Я скучал по твоему телу, ночью протягивал руку и не находил тебя рядом с собой, а по утрам просыпался один. Это было очень тяжело. А помнишь тот день в Брекенридже?

— Я помню их все.

— Нет, тот, когда шел дождь?

— М-м-м, да.

— Честно?

Губы Хантера скользнули по носу Кари и запечатлели поцелуй на ее полуоткрытых губах.

— Что тебе тогда понравилось больше всего?

— Все. Мне нравится, когда мы медленно, без спешки исследуем друг друга руками и губами. Мне нравится запах твоей кожи, волосы у тебя на груди и на животе. Когда я вспоминаю о том, какой ты на вкус, у меня прямо слюнки текут. И еще мне очень нравится чувствовать тебя внутри себя.

Дыхание Хантера обжигало ей ухо. Оно сделалось частым и хриплым.

— А ты внутри — тесная и теплая, — прошептал он.

Эти чуть слышные слова казались некими запретными — и от того еще более сладостными — заклинаниями. Рот Хантера нашел ее губы, и они снова надолго слились в горячем поцелуе. Когда губы их разъединились, мужчина положил голову ей на грудь.

— Спи, — коротко приказал он.

— Ты останешься со мной?

— Да.

— Я люблю тебя.

— А я — тебя.

Их сердца бились в унисон. Через минуту Кари уже спала.

Когда при первых лучах солнца она проснулась, его уже не было, но место, на котором он пролежал с ней всю ночь, было еще теплым.

Внешне адвокат компании Даблью-би-ти-ви Напоминал Дэвида Нивена — с такими же изящными манерами и так же с иголочки одет, вплоть до свежей гвоздики в петлице. Появившись в то утро у двери ее камеры, он обаятельно улыбнулся: