Земные наши заботы - Иван Филоненко

Виноваты и мы, писатели, журналисты, кинематографисты. Мы видим в его жизни пример нравственного служения долгу, земле и призванию. Мы наш идеал в нем видим. Он — совесть народа нашего. Одно в наших рассказах плохо — не ученый у нас выступает, а только много повидавший на своем веку хлебороб, которому конечно же есть что сказать молодежи.

Да, он хлебороб, но и ученый, ученый со славным именем. Он живет не одними интересами науки. Его, великого российского земледельца, волнует и нравственная сторона нашего бытия.

Вспоминается мне один разговор, случившийся после посещения сельского клуба, где «показывали себя» пьяные парни. Признаться, я бы не обратил на них никакого внимания (где их нет, пьяных), если бы не увидел, как изменился в лице Терентий Семенович. Наверно, вид чертей не поразил бы так верующего, как пьянь эта подействовала на Мальцева. Только что он увлеченно говорил о законах природы, к познанию которых человечество всегда стремилось и будет стремиться. И вдруг словно споткнулся, сник — пьяных увидел. Они, окончившие десять классов и имея все возможности тренировать ум свой, ядом его убивают.

— Жалко мне все же тупоголовых людей этих, — признался Мальцев, когда домой к нему мы вернулись. — Зачем, спрашивается, их десять лет в школе учили? Так, если не спохватятся вовремя, и свою жизнь впустую проживут, ничего доброго не сделав, и чужую заедят.

Сказав это, он подошел к книжному шкафу, снял с полки книгу.

— Сейчас прочитаю вам одно хорошее высказывание Энгельса… Вот, послушайте: «Общественные силы, подобно силам природы, действуют слепо, насильственно, разрушительно, пока мы не познали их и не считаемся с ними. Но раз мы познали их, поняли их действие, направление и влияние, то только от нас самих зависит подчинять их все более и более нашей воле и с их помощью достигать наших целей».

— Так вот, — продолжал Мальцев, — когда земледелец действует так, будто никаких естественных сил природы не существует, когда не считается с ее законами, то он расплачивается за это не только недобором урожая, но еще и урон природе наносит, нарушает экологическое равновесие, что оборачивается многими бедами, порой непредсказуемыми. Наверное, то же самое и в обществе? Думаю, не надо бы нам делать вид, будто все идет хорошо. Да и нельзя не считаться с теми явлениями, которые все ощутимее беспокоят общество, а не только нас с вами. Уклоняться от прямого ответа и действия — значит позволять этим явлениям разрастаться. Сами посудите: бурьян, сорняк в поле вреден, но он не делает наши культурные растения сорняком. А всякая дрянь и пьянь в человеческом обществе может делать такой же дрянью и пьянью вполне хороших людей. И, к сожалению, делает…

Так что, могу подтвердить, нравственная сторона нашего бытия волнует Мальцева все сильнее. Волнует, потому что он знает: даже идеальная система земледелия не даст желаемого эффекта, если исполнять замысел будет пьяный тракторист.

Все это так, но упускаем мы часто, не говорим, что именно он продвинул науку вперед, а значит, и человечество. Он, будучи свободным от заученных догм, проник пытливым взором в таинство сотворения почвы и ее плодородия, в те процессы, знание которых делает человека еще сильнее. Не силой сильного, а разумом. Вовсе не собираясь укорить философов и аграрников, он первым применил один из законов природы, научился пользоваться этим законом в интересах общества. Диалектический метод исследования природы, доказал Мальцев, открывает громадный простор для новых поисков и открытий. Только знание общих закономерностей направляет умы людей по правильному пути исследования и практической деятельности. И не случайно, завершая встречу с учеными, Терентий Семенович Мальцев, обращаясь к представителям сельскохозяйственной и философской науки, сказал:

— У Герцена, в его «Письмах об изучении природы», есть одна очень правильная мысль. Он писал: «Философия и естествоведение должны или вместе стоять, или вместе идти». Давайте же, чтобы идти вместе, а не стоять, объединим наши усилия во имя общего блага. — И добавил: — Каждый агроном, если он хочет стать естествоиспытателем, должен быть и философом, потому что дело он имеет с живой, вечно изменяющейся природой, а философ–агроном, — он должен знать природу и ее законы. Потому что вся человеческая практика есть не что иное, как сознательное или бессознательное использование объективных законов природы и общества. Сами понимаете, лучше использовать их сознательно: и нам будет больше пользы, и природе вреда меньше. К сожалению, смею это утверждать, в большой нашей науке этого единства философии и земледелия пока не чувствуется. Можно сказать так: мы занимаемся земледелием без основательного знания диалектического содержания объективных законов земледелия…

Не потому ли лишь немногие догадываются, представляют себе, что сделано Мальцевым — опытником, естествоиспытателем, ученым?

Не потому ли предложенную им систему земледелия мы рассматриваем порой как упрощенную? Нет, это не упрощенная система, а самая сложная, хотя и кажется на первый взгляд простой. Ведь сеять по непаханой стерне можно лишь на хорошо обработанных и очищенных от сорняков полях — иначе доброго урожая не получить. Нет, не на поверхностное отношение к делу эта система побуждает, а на творчество. На творчество человека, познавшего законы природы и умело использующего их в своей деятельности на земле. На земле Сибири и Казахстана, Украины и Нечерноземья. Да, и на земле Нечерноземья, убежден Мальцев. Именно здесь, в Нечерноземье, как и всюду на подзолах, солонцах, суглинках и супесях, где плодородный слой очень мал, первейшей целью агроприемов должно быть постепенное углубление пахотного горизонта — без этого нечего и говорить о повышении плодородия почвы.

Но именно здесь, в районах с подзолистыми почвами, где тонкий пахотный горизонт, углубление пахотного слоя отвальным плугом очень опасно. Посмотрите на пашню российского Нечерноземья — и вы увидите: то тут, то там вывернуты плугом глины или пески. Здесь и летом, когда зазеленеют, заколосятся хлеба, видны пролысины, потому что плодородная почва на глубину запахана, а наружу вывернуты бесплодные минерализованные грунты. И так раз за разом, из года в год, сами того не желая, мы подрываем плодородие почвы, перемешиваем с глиной и песком саму почву. Так что только безотвальная пахота позволит и пахотный слой углубить, и почву сберечь от истощения, и умножить ее плодородие. То есть поможем природе в ее работе, создав для этого необходимые условия.

Добавить к этому хочу — и себя избавим от многих бед. А имею я в виду вот что.

Никто, пожалуй, не припомнит такого мокрого лета, какое выдалось в этой зоне в 1980 году. Мокрое и холодное. И закапризничала погода уже с весны, долго не давая земледельцу отсеяться. Уже май кончался, начался июнь, а ко многим полям не подступиться было. Многие поля походили на трясину, набрякшую водой. Приходилось пахать и сеять выборочно. Не поля выбирали, а клочки на полях, где повыше и посуше. Случалось, одно поле целый месяц засевали: то один лоскуток, то другой на высоком месте уже всходы появились, а в низинке еще буксовал трактор с сеялкой.

Глядя на эти муки, я вспомнил фразу, мимоходом сказанную Мальцевым, — рассказывал об одной встрече с писателем Валентином Овечкиным. В 1950 году дело было. Вот эта фраза:

— Май в тот год выдался на редкость сырым, — вспоминал он. — По пахоте ни один трактор с сеялкой пройти не может, — тонут, а по непаханой, где только продисковали, там хоть бы что, как по асфальту бегут. То же самое и на жатве повторилось. На одном поле без помех идут, а на другом, через дорогу, — пережидать пришлось, когда распогодится и земля подсохнет. Как раз в эту пору и заехал к нам Валентин Овечкин, видел, как шла уборка и на том поле и на этом.

То было начало безотвальной обработки почвы. В 1950 году Мальцев посеял по непаханому клину 400 гектаров. Тогда это было — аж 400! И поэтому так памятно ему все, что было в тот счастливый для него год. Пройдет немного времени — и отвальный плуг на мальцевских полях будет вытеснен окончательно, потому и примет подобных не будет, не с чем теперь сравнивать, ни тракторы не тонут, ни комбайны не буксуют.

Итак, на пашне тонут, по непаханой бегут. Это и понятно, на пахоте земля не уплотнившаяся, даже под ногой «расступается», не держит, а на участке, где только верхний слой дисками порыхлили — там не загрузнешь, там твердая «подошва» держит. На вспаханном плугами поле почва переувлажнена, потому что структура ее нарушена, потому что все поры заилились и как бы зацементировались, лишняя влага ни испариться не может, ни на глубину просочиться (а избыточное увлажнение, характеризующее Нечерноземную зону, как раз тем и вызывается, что количество осадков выпадает здесь больше, чем испаряется и уносится с грунтовыми водами). На поле, обработанном без оборота пласта, структура почвы не нарушена, не распылена, она, по выражению Мальцева, «как творог», лишнюю влагу и вниз отдает, и в воздух, да и плотная — не увязнешь ни на весеннем севе, ни на уборке, ни на севе озимых.