Земные наши заботы - Иван Филоненко

— Почему? — спросил он.

— Потому что это дело у вас, товарищ Мальцев, выйдет, а у других не выйдет, — пояснил ему президент ВАСХНИЛ Лысенко.

В результате после трех дней обсуждения приняли расплывчатые предложения, но и те легли «под сукно». В штабе отрасли не торопились сказать свое слово.

— Тогда я не поверил академику Лысенко, что у других не выйдет, потому что дело это казалось мне простым, понятным и легко выполнимым, — рассказывал Мальцев, вспомнив этот разговор. — Однако жизнь показала, что действительно не у всех оно выходит. Сколько угодно было и есть компрометаций этого дела, которое у нас выходит хорошо и которым мы пользуемся уже три десятилетия.

Перед нами лежала «Правда». В ней была опубликована беседа с первым секретарем Полтавского обкома партии Ф. Т. Моргуном, убежденным сторонником безотвальной системы земледелия, которая ныне энергично внедряется на Полтавщине. Вот что он сказал:

«Эффект ее в условиях нашей области — плюс три центнера зерна с гектара. Это 300 тысяч тонн хлеба дополнительно к обычному нашему караваю. А вот Гринь, агроном из колхоза «Дружба» Полтавского района, против новшества.

Года три назад чуть не уволили его — мне уж пришлось вмешиваться…

А недавно просматриваю районные газеты. Вижу — статья «Плоскорез на службе урожая и природы». Сравнительные цифры, красноречивые факты, стройность в изложении мысли. Какой, думаю, умница автор, как глубоко безотвальную систему изучил и полюбил. Гляжу в конец статьи: а это агроном колхоза «Дружба» В. Гринь!

Приспособился человек? Нет, таких людей можно только переубедить, если есть, конечно, чем».

Переубеждать есть чем. Но, к сожалению, не хватает тех, кто нес бы это убеждение. Чтобы не быть голословным, сошлюсь еще раз на публикацию «Правды»:

«Почти восемьдесят процентов угодий Башкирии подвержено водной и ветровой эрозии. В среднем ежегодно гектар пашни теряет около восьми тонн гумуса, а ущерб от этого исчисляется многими миллионами рублей. Выход из положения известен: почвозащитная система. Но ее применение и нынешней весной сдерживается из–за недооценки важного дела некоторыми руководителями хозяйств. Кому, как не штабу отрасли, помочь земледельцам глубоко понять необходимость новых агроприемов? Руки, как видим, не доходят до самого главного — внедрения в производство научных достижений, передового опыта».

На недавней встрече с учеными–аграрниками, о которой уже упоминалось, Мальцев «читал» популярную лекцию по философии земледелия. В кавычки я взял слово «читал» потому, что Мальцев никогда, ни с какой трибуны не читает по писаному, он говорит, беседует со своими слушателями. Мысли вслух. Вот как, пожалуй, можно точнее всего охарактеризовать его беседы. И не только те, что ведет он в аудиториях, но и беседы с радиослушателями, телезрителями, читателями газет и журналов. Высказывает Мальцев то, что думает, в чем убедил его труд на земле. И, как с каждым интересным собеседником, с ним можно соглашаться, можно спорить, но нельзя остаться безучастным в этом серьезном разговоре, касается ли он проблем нравственного воспитания или чисто агрономических проблем. Правда, и агрономические проблемы приобретают в его суждениях окраску общечеловеческих, без решения которых голодно и неуютно будет нам на земле.

Однако отвлекся я. Ученые, с интересом выслушав его, попросили сформулировать закон возрастающего плодородия.

Терентий Семенович улыбнулся каким–то своим мыслям, сказал

— Нам известен принцип действия этого закона. В согласии с ним разработана и система земледелия. Ну а как сформулировать этот закон?.. Вы это сделаете лучше меня.

Смотрел я на Мальцева и вот о чем думал. Почему никто и никогда не решился назвать его в своих очерках стариком? В разговорах называют, в очерках — нет. Не могу и я приложить к нему это вовсе и не обидное слово. И не потому не могу, что Терентий Семенович может обидеться. Нет, он сам себя часто так именует. Однако же не могу, и все. Да и не подходит оно ему. Написал, что «по двору сам управляется, как и все деревенские старики», что в селе «не отличить его от односельчан, вышедших на пенсию колхозников». Но все время чувствовал, не то написал, не те слова. Отличается он от них, и отличается чем–то неуловимым.

Нет, не тем, что многие, и не сверстники даже, а кто на добрых два десятка лет моложе его, давно вышли на пенсию и теперь посиживают на скамеечках, дальше двора не отлучаясь. Не тем, что они сидят, а он и на восемьдесят пятом году все еще работает и, уверен, будет работать, будет думать и беспокоиться — иначе он не может. Не тем, что всюду успевает: в Курган ли надо, в Москву или Ленинград — у него и разговоров нет, едет, летит. Чаще летает. На поезде долго, а хочется скорее, времени–то не хватает

Скажете достаточно и этого, чтобы отличаться. И все же нет, не этим. Чем же тогда?..

Однако беседа шла своим ходом. Ученые спросили: уверен ли он, что закон возрастающего плодородия существует в природе, или это только предположение?

— Степень истинности наших знаний о том или ином законе природы, — ответил Мальцев, — проверяется степенью успеха в хозяйственной практике. Закон возрастающего плодородия выдержал такую проверку. А вы знаете, что практическая деятельность людей увенчивается успехом лишь в той мере, в какой она строится на познании законов природы. Будь идея ложной, неверной, противоречащей объективной диалектике, потерпели бы неудачу и мы, и академик Александр Иванович Бараев, разработавший на основе этого же закона почвозащитную систему земледелия для районов Казахстана. Подсчитано, что только в целинных районах Северного Казахстана и Западной Сибири безотвальная обработка почвы обеспечивает ежегодный дополнительный сбор пяти–шести миллионов тонн зерна. Выходит, выводы наши правильные, закон возрастающего плодородия в природе существует. А Владимир Ильич, как вы помните, утверждал: «…То, что подтверждает наша практика, есть единственная последняя объективная истина»

— Почему, в таком случае, он не действует сам по себе, независимо от действий человека?

— Закон может действовать лишь в определенных условиях. Он действует сам по себе на целинных, не тронутых человеческой деятельностью землях. Действует и на освоенных землях, где человек поступает в согласии с природой и вверх ногами не переворачивает плодородный горизонт. А не действует в пустыне, где нет никакой растительности, как и на строительных площадках, на отвалах у шахт и заводов, да на перевернутой плугом пашне–тут нет у природы под рукой ничего, ни лаборатории, ни материала, из которого она творит перегной, мы переворачиваем все это и закапываем, да еще поглубже норовим упрятать, тем самым прекращаем и действие закона. Прекращаем действие, но закон мы не уничтожаем, так как закон не уничтожается, а лишь теряет силу. Он может снова начать действовать, если восстановим условия, на базе которых он действовал. Значит, мы должны научиться хозяйствовать на земле так, чтобы не очень мешать природе. Если раньше крестьянин переводил старопахотные земли в залежь, давая возможность природе «поработать» над восстановлением плодородия, то теперь мы способны предложить ей ту же работу и на обрабатываемых землях. При этом можем постоянно наращивать плодородие, и наращивать гораздо быстрее, чем на залежи, — ведь мы удобрять можем, навоз вносить, возвращать земле те органические вещества, которые увезли с поля вместе с урожаем.

— Но мы можем создавать плодородие и искусственно, за счет тех же минеральных удобрений…

— Можем создавать и искусственно, на время. Но есть возможность делать это и естественным путем, натурально. Можем и то и другое использовать. И надо использовать, надо вносить, надо возвращать. Для этого парующие земли нужны, а при безотвальной обработке почвы без них и работать нельзя. Почему, спросите? Потому что, к примеру, никак нельзя сеять по взлущенной стерне, если земля сильно запыреена. Если и посеем, то загубим посевы. Только под пар эти поля, так как никакой зяблевой вспашкой, ни глубокой, ни мелкой, ни отвальной, ни безотвальной, пырей не уничтожить. А вот когда такие земли я под пар отвожу, то даже радуюсь, — в пару корневища пырея за одно лето превратятся в перегной и тем самым обогатят почву. То есть и в пару почва будет накапливать какое–то количество гумуса естественным путем. Так что при достаточном количестве хорошего пара не нужны будут и ядохимикаты, и без них с сорняками, с вредителями справимся. И с хлебушком будем.

— Вы против ядохимикатов?

— Куда же деваться, если поля запущены. А если правильно вести земледелие, то можно и без них обходиться. Нужно обходиться, потому что не всякое зло сразу выказывает себя злом. У меня возникает все чаще мысль, что в нашем хлеборобском деле пользы от ядохимикатов меньше, чем вреда. Стараясь изменить в своих интересах природные процессы, мы вступаем в конфликт с силами естественной саморегуляции, нарушаем равновесие в природе. Однако у иного агронома только на химию и надежда. Другой возможности справиться с вредной растительностью он и не видит. И тем самым лишаем наших пернатых друзей здоровой пищи, травим их. Пенье жаворонка теперь не только горожанин, но и сельский житель забыл. Нет его нынче в наших местах. И перепелки повывелись, те, что «поть–полоть» зовут и «спать пора». Тихо в наших полях и лугах. А тишина такая опасна и должна насторожить нас. Пока не поздно.