Хаджи - Леон Юрис

- Итак, чистота сионистской мечты запачкана уродливой действительностью, - ска-зал Бромптон. - Копание канав, осушение болот и песни у костра - не совсем то же, что объявление независимости. Пока вы были в ваших синагогах, молились и молча принима-ли преследования, вы могли требовать от себя возвышенного набора правил. Вы потребо-вали для себя своей судьбы, хорошей или плохой, а для этого надо запачкать руки.

- Согласен, мы сделали гадкое дело. Но арабы ответят вне всяких пропорций.

- И будут продолжать делать это еще сотню лет, - сказал Бромптон. - Первая резня мусульман евреями. Вы им подарили великолепную отправную точку и навеки - сноску в учебнике истории.

- Видит Бог, мы не хотели ничего подобного.

- Честная борьба и все такое? Если я не ошибаюсь, вы говорили, что раз начинается война, события ее перехлестывают. Вы могли помешать этому, Аш.

- Как!?

- Держа Иргун под контролем. Это ваши люди. Вы за них отвечаете.

Гидеон наклонился к окну и взглянул на ряды трупов на носилках, которые тащили солдаты в противогазах. Гидеон сжал зубы от физической боли.

- Так что все ваши годы страстного идеализма и праведных мечтаний подвергнутся суровым испытаниям. Вы надавали нам уйму ханжеских советов. А теперь я их вам дам, - сказал англичанин.

Гидеон повернулся и твердо взглянул на него.

- Увидите Бен-Гуриона - так скажите ему, что надо распустить Иргун. Если вы буде-те и дальше позволять, чтобы среди вас была маленькая частная армия, то кончите той же анархией, что царит в арабском мире. Позволите этому продолжаться, как ирландцы с ИРА, - приговорите себя к вечному хаосу.

- Мы это знаем. Это лишь одна из множества проблем.

- Но ни одна другая не имеет такой важности, - ответил Бромптон. - Должна быть только одна центральная власть.

Позже в тот же день адъютант Гидеона вернулся из Иерусалима, и он снова разыскал полковника Бромптона.

- Сейчас в Тель-Авиве созывается пресс-конференция, - сказал Гидеон. - Нападение на Дейр-Ясин осуждается. Была встреча с Иргуном. Они повторили свое обвинение, что деревня была главной базой для операций против еврейского транспорта. Они заявляют также, что шесть раз предупреждали мухтара и деревенских старейшин, чтобы они это прекратили. Они далее предупреждают, что если арабы используют в будущем деревни в качестве военных баз, то им лучше сначала удалить оттуда гражданское население.

- Так что же, восстанавливается старая линия сражения?

- Не странно ли, что евреи опять завязли в грязном деле, которым никто больше не хочет заниматься? Вы с вашими друзьями-мошенниками во всех этих форин-офисах в глубине души знаете обо всей этой жестокости и зле, которые исходят от мусульманского мира. Но вы боитесь вывести ислам на свет и сказать вашим людям: смотрите, вот с чем нам приходится жить. Нет, пусть этим занимаются евреи. Мы снова одни на баррикадах, и нас бранят наши чопорные так называемые союзники из западных демократий. Ислам со-бирается еще до конца столетия перевернуть все вверх дном, и вам лучше бы собраться с мужеством и заняться этим. Одиноко здесь, Бромптон. Одиноко.

Фредерик Бромптон избегал сердитого взгляда Гидеона Аша.

- Проводить вас обратно в Иерусалим?

- Пожалуйста.

- Да, Аш, первая резня всегда самая худшая.

- Если вы говорите о том, что это дело всегда будет приемлемо для еврейского наро-да, то вы ошибаетесь. Мы не боимся взглянуть на себя. Мы не прячем свою грязь.

- Пусть так, но боюсь, что арабы приговорили свои будущие поколения к мести.

К тому времени, когда хаджи Ибрагим вернулся из киббуца Шемеш, все население деревни собралось на площади, подходили и из соседних деревень. Раздался вздох облег-чения, когда они увидели своего мухтара.

- Хаджи Ибрагим! Совершено ужасное убийство!

- Евреи перебили всех в Дейр-Ясине!

- Тысячи зарезанных!

- Они отрубали младенцам руки и ноги!

- Бросали стариков в колодцы!

- Они разрезали животы беременным женщинам, а плод брали для упражнений в стрельбе!

- Теперь евреи нападут на Табу!

Ибрагим собрал в хане шейхов и старейшин. Собрание было беспорядочным. Все жаловались, но никто ничего не предлагал. Страх был слышим, обоняем и видим. Ибра-гим пришел к своему выводу. Он решился на последнее, что было в его силах, чтобы удержать деревню. Для этого надо было открыто выйти из повиновения Фавзи Кабиру, избавить Табу от джихадского ополчения и добыть у Гидеона обещание не нападать. Он велел всем разойтись по своим домам и участкам. Они нехотя подчинились.

Пока хаджи Ибрагим отчаянно искал способа изменить ход событий, арабы совер-шили отмщение за Дейр-Ясин. Конвой медицинского персонала выехал из Западного Ие-русалима, чтобы помочь госпиталю Хадасса на горе Скопус. Он должен был проехать че-рез арабский Восточный Иерусалим по дороге, находившейся под контролем англичан. Когда до расположения англичан оставалась сотня ярдов, арабы среди белого дня захва-тили в засаде безоружный конвой Красного Полумесяца и убили семьдесят семь врачей и медсестер. Англичане оставили нападение без ответа.

Но евреи не побежали ни из Иерусалима, ни еще откуда-нибудь.

На обезумевшее арабское население убийство Хадасского конвоя произвело эффект бумеранга. Совершив отмщение, они теперь боялись, что евреи отплатят им тем же, и их страх разрастался, как эпидемия.

Хотя хаджи Ибрагим велел своим людям оставаться по домам, они начали усколь-зать и убегать. Десяток семей одной ночью, десяток другой. Он утратил контроль над по-ложением.

На третий день утром он стал в мечети изучать оставшихся в лицо, зная, что больше не сможет удержать их вместе. Когда закончилась молитва, он поднялся на кафедру и ве-лел всем собраться на площади со своим имуществом и приготовиться к эвакуации Табы и Аялонской Долины.

Глава двенадцатая

Что может оставить в жизни двенадцатилетнего мальчика более глубокий шрам, чем память о феллахах родной деревни, складывающих свои орудия возле могилы пророка? Они оставляли их там, потому что могила находится на священной земле, и только самые подлые из негодяев украли бы их из такого места.

- Мы вернемся вовремя, чтобы собрать урожай. Каир заверяет нас в этом.

- Да, может быть, через неделю.

Что сохранить? Что бросить? И какая разница, если оставляешь свое поле и свой дом?

Мой отец сидел за своим столом возле кафе, спокойно отвечая на вопросы, отдавая распоряжения и стараясь составить план.

Он полагал, что двигаться мы будем очень медленно, и рассчитывал добраться до Яффо за три дня. Нескольким мужчинам из нашего клана он поручил найти около Рамле подходящее поле или лесок, где можно будет остановиться лагерем в первую ночь. Я си-дел с деревенскими записями рядом с отцом, подсчитывая людей. Оставшихся выходило больше шестисот тех, кто еще оставался.