Война с саламандрами. Мать. Рассказы. Юморески - Карел Чапек

Ондра. Это было не безразличие, Иржи. Скорей ужас.

Иржи. Не знаю. Но я не хотел бы еще раз испытать что-нибудь подобное. Уф!.. Ужасное ощущение!

Пауза.

Петр. А… с тобой как получилось, Ондра?

Ондра. Ну, у меня, дружище, было довольно времени. У меня это длилось… несколько суток.

Петр. Что? Умирание?

Ондра. Ну да. Я за целых три дня знал… что мне конец… О чем только за это время не передумаешь… чего только не вспомнишь! А я к тому же… был тогда занят еще наблюдениями: ага, вот один, вот другой симптом! Печень подвела, Ондрушка! Ну и пришлось — в дальний путь…

Отец. Скажи, Ондра, как ты подцепил желтую лихорадку?

Ондра. Это был эксперимент, папа. Мы хотели выяснить, передается ли зараза этим подлым комаром, этой самой стегомией, и от тех больных, которые перенесли первую стадию болезни. Это в точности не было известно. Вот я и дал себя искусать подопытным комарам.

Отец. И схватил лихорадку?

Ондра. Схватил — да еще какую… Но это противоречило нашим предположениям.

Отец. А какое значение имел подобный опыт?

Ондра (пожав плечами). Ну, хотя бы научное. Мы хотели узнать, как развивается этот микроб в комаре. Это очень важно, папа.

Иржи. И тяжело умирать от этой лихорадки?

Ондра. Тяжело, милый; валяешься, как Лазарь… Жар, желтуха… Всякие пакости. В общем, паршивая болезнь, друг мой. Брр! Никому не пожелаю.

Петр. Значит, только папка погиб у нас прекрасной смертью?

Отец. Я? Почему ты так думаешь?

Петр. Ну, быть убитым в бою — это, по крайней мере, значит выполнить свой долг; кроме того — имеешь возможность защищаться.

Отец. Но я ведь не был убит в бою, сыночек!

Петр. Нет? Как же так? А мы всегда думали…

Отец.…что я был убит при последней вылазке? Нет. Это только для мамочки, дети. Нельзя же было сказать ей, как получилось на самом деле.

Иржи. А как получилось?

Отец. Я вовсе не был убит в бою. А просто остался лежать, мой мальчик.

Ондра. Раненый?

Отец. Ну да, и меня нашли туземцы.

Петр. А потом?

Отец. А потом они меня замучили. (Махнув рукой.) Ну, довольно об этом, правда? Как мамочка, Ондра?

Ондра. Пульс лучше.

Отец. Но она, конечно, не должна знать, что я вам сказал, дети.

Пауза.

Иржи (над своей тетрадью). Вот говорят… отдать жизнь за что-то великое: за науку, за родину, за веру, за спасение человечества или за что-нибудь еще в этом роде. А когда с тобою случается…

Ондра.…так все выглядит совсем иначе, знаю. Если б люди могли себе представить, каково при этом человеку… они, наверно, меньше твердили бы о том, как прекрасно… за что-то умереть. Прекрасно! Я не нахожу в своей смерти ничего особенно прекрасного.

Петр. И я тоже, дружище.

Вдали ружейный залп. Пауза.

Отец. Да!.. Люди всегда умирали за что-нибудь — кто их знает, за что… Должно быть, так надо. Но иногда мне приходит в голову… был бы я теперь полковником, а то и генералом, получал бы пенсию, жил бы здесь с вами, писал бы мемуары и копал грядки в огороде… Это было бы неплохо, ребятки. Что ни говорите, а жизнь есть жизнь: по крайней мере, можно что-то делать… Я знаю — вы все отдали жизнь за что-нибудь великое: Ондра — за науку, Иржи — за технический прогресс, а Петр… За что ты умер, Петр?..

Петр (отрываясь от шахматной доски). За равенство и свободу, папа.

Отец. Вот… Ну, а я — за короля, отечество и честь знамени. А может быть, просто из-за того, что наш полковник отдал идиотский приказ. Впрочем, теперь уже — все равно. Конечно, все это очень хорошо и благородно, но только… знаете, я ведь дольше вас всех покойник, и скажу вам… неплохо было бы пожить еще немножко. Я очень любил жизнь, дети. Очень. А когда посмотрю на вас, то почему-то думаю: черт возьми, пожалуй, кто-нибудь из этих мальчишек мог бы и в самом деле прославиться чем-нибудь замечательным… или даже великим. А то что — герои! Да, жаль. Могли бы еще пожить ребята…

Ондра (потягивается и встает). Да, прямо злость берет, когда можешь только смотреть, что делают другие… Мы, мертвые, прозябаем. (Подходит к книжному шкафу.) Эх, друзья, будь я сейчас жив, я бы работал как одержимый. Сонная болезнь, например, — страшно интересная штука.

Иржи (углубившись в свою тетрадь). Ах, какой я дурак!

Отец. В чем дело?

Иржи. Да я — насчет этой моей конструкции плоскостей. Ведь вполне возможная вещь, папа. И черт бы меня побрал — что я не доделал этого раньше… Минуточку! Вот тут надо было бы выравнять так… (Чертит, сидя за письменным столом.) Превосходно!

Ондра (открывает шкаф). Нет, в самом деле на маму просто не надивишься!

Петр. А что?

Ондра. До сих пор выписывает мои медицинские журналы. Вот новый номер «Бюллетеня тропических болезней». Я тоже там печатался.

Петр. Там ведь был очень хороший некролог о тебе.

Ондра (вытаскивает один из номеров). Ну-ка, посмотрю я здесь одну вещь. (Удобно устраивается на диване и начинает просматривать неразрезанный номер журнала.)

Отец (стоит, склонившись над матерью). Ну, видишь, душенька, у тебя снова целый полк сыновей. И чувствуют они себя как дома. Ведь для тебя, мамочка, мы все по-прежнему живы, не правда ли?

Петр (над шахматной доской). Нет, так не выйдет. Черт, трудная задача!

Иржи (над чертежом). Так, пожалуй, можно, но только центр тяжести надо обязательно переместить пониже.

Отец (открывает граммофон). Этот граммофон я всюду возил с собой, ребятки. Даже в поход. (Машинально заводит граммофон.) А это была самая моя любимая пластинка. Мама, бедная, так и оставила ее на память обо мне… (Пускает пластинку.)

Граммофон тихо играет. Отец слушает. Остальные все погрузились каждый в свои думы.

Ондра (склонившись над журналом). Гм, оказывается, нашли-таки кое-что против проказы. Это хорошо!

Снаружи слышна стрельба.

Иржи (над чертежом). А там все стреляют.

Петр (над шахматной доской). Погодите. Теперь только начинается!.. Твоя задача, папа, дает только ничейный результат. Ни черные, ни белые не могут выиграть. Жалко…

Стрельба усиливается, пластинка доиграна, и граммофон замолкает.

Отец. Самая моя любимая… (Оборачивается и прислушивается.) Слышите? Та-та-та. Это пулеметы, Петр.

Петр. Это — начало. (Вскакивает.) Ах, как бы я хотел быть с ними. Держитесь, товарищи!

Ондра (встает и откидывает в сторону журнал). Значит, опять будет много героев? Нет, это мне не по душе.

Петр. Да ведь это же музыка, Ондра! Слушай! Это наши переходят в наступление. Оно уже началось, друзья. Они идут в атаку. Расчищают себе дорогу пулеметами и — вперед, вперед… Какая мощь! Нет, я умер не напрасно!

Глухие раскатистые выстрелы.

Отец. Это — скорострельное орудие. Пам-пам-пам-пам. Расстояние — три километра, направление — туда.

Иржи (вставая). Центр города, папа!

Петр (лихорадочно). Это наши орудия! Значит, мы победили!

Отец. Как бы это не напугало маму.

Ондра. Она еще ничего не чувствует. (Машинально разворачивает и сворачивает ленту бинта, которую он вынул из кармана.) С ума сошли! Стрелять на улицах! Ведь это же бойня!

Петр. Пускай бойня! Надо расчистить место для нового мира. Ах, Ондра, Иржи! За это не жаль отдать жизнь! Даже тысячи и тысячи жизней… Вы слышите пальбу? Она прекрасна! Ах, если бы только я мог быть с ними…

Отец. А теперь стреляют со всех сторон… Это мне не нравится. Это, брат, не регулярное сражение. Это похоже скорее на побоище.

Петр. Ничего не поделаешь! Иначе невозможно. Народ должен наконец разделаться с этими предателями… Пусть перестреляют всех белых бандитов! Слышите, как разгорается бой? Наши не сдадутся. На нашей стороне пехота. На нашей стороне матросы. На нашей стороне народ. У них — только офицеры. Правда, у них самолеты и тяжелые орудия, но ведь в городе они не могут пустить их в ход. Иначе они разгромят весь город — правда, папа?