Ключи от рая - Ричард Дейч

— Halt![33]

Тэл и не думал подчиняться. Немецкий полицейский умер еще до того, как его сбитая с толку голова упала на ковер.

Когда пороховой дым двух пистолетов рассеялся, Тэл отчитал себя за то, что, погрузившись в размышления, отключился от окружающей действительности.

Теперь времени для тщательного обыска номера уже не было. Прихватив несколько крестов в надежде разобраться с ними позже, Тэл покинул комнату.

Он промчался по коридору, на бегу засовывая пистолеты сзади за пояс, и ткнул кнопку вызова лифта. Если внизу уже есть полиция, лучше вести себя как ни в чем не бывало в надежде, что все внимание поглощено убитым администратором. Однако когда двери лифта открылись, события приняли драматичный оборот: такое несколько дней не сойдет с первых полос газет и останется в памяти на долгие-долгие годы.

Трое полицейских, выскочив из кабины, направили пистолеты на Тэла. Тот поднял дрожащие руки вверх, изображая безотчетный страх.

— Он убит… убит! — дрогнувшим голосом пробормотал по-английски Тэл, указывая туда, откуда только что прибежал.

Двое полицейских с пистолетами наготове бросились к номеру с крестами и встали по обе стороны от двери.

— Я американец… они убежали вниз по лестнице… — По щекам Тэла текли слезы. — Вниз по лестнице…

Тэл гордился тем, как умеет перевоплощаться в соответствии с любой ситуацией, мастерски изображая подходящее настроение. Однако в данный момент больше всего его возбуждало жжение на спине в районе пояса, где его тело жгли два раскаленных докрасна пистолетных ствола. Он даже готов был поклясться, что чувствует запах паленой плоти.

Полицейский, стоявший перед ним, — зеленый новичок по фамилии Шмидт, вызвал по рации подкрепление.

— Перекройте лестницу, предположительно преступники спускаются вниз, — сказал он по-немецки. Затем шагнул к Тэлу. — Как они выглядели?

У Тэла мелькнула было мысль дать описание Симона, Майкла и Буша, но потом он решил, что в этом случае беглецы залягут на дно. Нет, ему было необходимо, чтобы они расслабились; он не мог допустить, чтобы за его добычей охотился еще кто-нибудь. Тэл начал бормотать что-то невнятное; вслед за руками задрожало все его тело.

— Можете опустить руки… — произнес возбужденный молодой полицейский.

Его слова оказались прерваны восклицаниями напарников, вошедших в номер, в котором лежал убитый полицейский. Любопытство неумолимо потянуло Шмидта вдоль по коридору, однако он по-прежнему держал пистолет направленным на Тэла. Заглянув в номер, молодой полицейский увидел своего товарища по учебе Иона Райберга распростертым на полу, в луже крови. Левая нога Райберга продолжала судорожно дергаться. Как ни старался Шмидт, ему потребовалось добрых пятнадцать секунд на то, чтобы оторвать взгляд от этого жуткого зрелища. А когда он наконец обернулся, то заметил, что поджарый американец держит в правой руке крест, непроизвольно поглаживая его большим пальцем, а сам, заливаясь слезами словно ребенок, стоит прямо напротив двери, прислонившись к стене. Снова заглянув в номер, Шмидт увидел, что один из его напарников забился в угол, сотрясаемый рвотными позывами. Потрясенному новичку показалось, все это происходит словно во сне: третий полицейский вдруг сделал пируэт и растянулся на полу.

Шмидт так и не почувствовал, как пуля пробивает ему сердце; выстрел прозвучал так далеко. Время растянулось до бесконечности; Шмидт успел увидеть, как его напарники дергаются и падают под градом пуль, выпущенных из двух пистолетов, которые держит в руках застывший в дверях американец. Ему показалось странным, что этот человек молниеносно нажимает на спусковые крючки двух пистолетов чудовищных размеров, а у него на щеках блестят слезы. И куда подевался крест, который он держал в руке? Шмидт повалился на колени, внезапно совершенно обессилев, но не чувствуя никакой боли. И только тут их заметил: они были повсюду, заполняли весь номер. Почему он сразу не обратил на них внимания? Не важно. Шмидт упал на пол, и последние капли жизни покинули его тело через пулевые отверстия в груди. Он умер, окруженный тремя тысячами крестов.

Сорвав с трупа Райберга полицейский значок, Тэл бегом поднялся по лестнице на три этажа вверх. Пробежав в конец коридора, до одной из немногих дверей с вывешенной табличкой «Не беспокоить», он заколотил в номер 1474.

Через какое-то время изнутри послышался голос с английским акцентом:

— Господи Иисусе, это еще что за чертовщина?

Тэл молчал, дожидаясь, когда разбуженный среди ночи постоялец прошлепает босиком через весь номер. Через полминуты дверь приоткрылась на дюйм, и Тэл сунул в лицо постояльцу полицейский значок Райберга.

— Прошу прощения, сэр, — сказал он по-английски, мастерски имитируя сильный немецкий акцент.

— Гром и молния, что здесь происходит? Пожар, что ли?

— Я побеспокою вас совсем ненадолго.

ГЛАВА 28

Рассвет. Сельская местность в Баварии; за полем ячменя одеяло тумана высотой по колено только начало выгорать на утреннем солнце. Майкл и Буш сидели на ограде, глядя на стадо пасущихся коров. На сочном зеленом лугу их было не меньше трехсот голов мясной породы «Черный Энгус»; они безмятежно щипали траву, не подозревая о своей близкой кончине. Майкл не мог избавиться от мысли, что коровы прожили всю жизнь, не догадываясь о том, какое будущее их ждет, не подозревая, что оно во власти неких высших сил.

В половине четвертого ночи Симон снял номер в крохотном мотеле на краю луга. Древний сморщенный администратор и священник довольно долго рассуждали по поводу общего падения нравственности в современном мире и о том, что целое поколение стало жертвой телевидения. Немецким Симон владел безупречно, и вкупе с белым воротничком священнослужителя — судя по всему, Симон надевал его только в случае крайней необходимости — ото развеяло все подозрения, которые мог бы пробудить путник, пожаловавший в ото захолустье в столь ранний час. Тесный кабинет администратора не видел кисти маляра уже лет двадцать, и это было даже к лучшему: чем менее притязательно место, тем меньше любопытства в отношении постояльцев. Взяв ключ, Симон мягко прикрыл за собой входную дверь.

Номера мотеля располагались вдоль дорожки, окаймленной молодыми бегониями, которые посадила супруга администратора, такая же древняя и сморщенная. Под предлогом того, что ему нужны тишина и спокойствие для молитвы и размышлений, Симон попросил самый дальний от шоссе номер. Убедившись в том, что остался один, священник быстро проводил в помещение Буша и Майкла, прятавшихся в машине, и запер за ними дверь. Обстановка оказалась спартанской: две односпальные кровати, шкаф и ванная.

Буш и Симон легли спать, а Майкл взял на себя первую смену дежурства. На этот раз крестов не было — одни пистолеты.

Поспешное бегство перед лицом неминуемой гибели не внесло никаких корректив в планы троих друзей. Они намеревались похитить ключи в течение ближайших суток. У каждого была своя задача, но, как только операция начнется, главным станет Майкл. План созрел у него в голове, и двое товарищей должны были полностью положиться на его опыт.

Утро выдалось ясным и прохладным; Майкл дышал медленно и размеренно, наслаждаясь текущим моментом. Если не считать слабого коровьего запаха, ему еще не приходилось вдыхать такой чистый воздух. Всю ночь Майкл снова и снова прокручивал в голове свой план, рассматривая все мыслимые варианты; он никогда ничего не оставлял на. волю случая, но всегда надеялся на везение.

— Тебе удалось связаться с Мэри? — спросил Буш. Он сидел на ограде, зацепившись ногами за среднюю жердь.

В широкополой фетровой шляпе на голове он запросто мог бы сойти за актера Джона Уэйна в роли ковбоя, присматривающего за стадом.

— Она выписалась из клиники.

— Замечательно. Она дома?

— Думаю, да. Но у нас сейчас час ночи; видит Бог, Мэри нужно выспаться. Попробую позвонить ей еще раз после обеда.

— Ты точно не хочешь бросить все и вернуться домой? Пошлем священника ко всем чертям и к вечеру уже будем в Нью-Йорке.

В последнее время эта мысль донимала Майкла слишком часто. Впервые она посетила его, еще когда он только приехал сюда, три дня назад. Чем он здесь занимается? Гоняется за тенями и мифами. Какой от этого может быть толк? Они с Бушем могут бросить все и возвратиться домой, и пусть Симон выкрадывает ключи один. Его интересует одна только Мэри. У них осталось совсем мало времени, чтобы быть вместе на этом свете, а он проводит день за днем в тысячах миль от нее. Чувство вины было невыносимым. Это несправедливо. Он нужен Мэри, и она нужна ему. Но то же самое, что поддерживало Майкла ночью, когда он нес дежурство, бодрствуя в одиночку, придало ему силы и сейчас. Он не мог допустить, чтобы Мэри после смерти навеки застряла в чистилище, лишившись загробной жизни, чтобы ее вера была растоптана, — и все по его вине. Сомнения по поводу того, обрела ли Мэри вечный покой на небесах, будут опустошать Майкла до конца его дней.