Фрикшоу (СИ) - Майтис Вера

― Мои родители были анимешниками и поженились рано. Им нравились лоли, потому сделали меня такой. После рождения отец ушёл к другой, а мать отдала меня бабушке и исчезла. Когда мне было восемь, бабушка умерла, мою мать и отца не нашли, а меня отправили в детдом. Там я прожила не больше двух лет, избиваемая всеми, кто этого хотел, и избивая всех, кого могла сама. Сбежала, когда получилось, и жила на улице до 15 лет. Воровала еду и одежду у подростков, переезжала из города в город. Попалась в 17 и села в колонию на 2 года. Когда вышла, продолжила заниматься тем, что умела лучше всего, — избивать людей. И вот однажды я лежала в луже собственной крови и надеялась, что умру, но один человек… ― Мери замялась и улыбнулась, остановив свою отрывистую монотонную речь. ― Один человек подобрал меня, вылечил и предложил не только кров и пищу, но и смысл жизни. Теперь в этом мире мне нравятся две вещи: «этот человек» и избивать людей. Достаточно?

― Воу, прости, я…

― В жопу засунь свои извинения. Мне твоё сочувствие не нужно, ― зло ответила Мери, и я потупилась, замолчав, но ненадолго.

― Тебе правда нравится насилие? ― спросила я.

― А тебе нравится секс? Точно так же мне нравится причинять боль. Чувствовать себя на краю. Либо ты, либо тебя. Я свою ярость выплёскиваю так, ты по-другому. Я не лучше и не хуже тебя.

― А секс тебе не нравится? ― решила я понять разницу глубже.

― Про него ничего не знаю. Но вот про изнасилование многое узнала на улицах, ― ответила Мери, и у меня не нашлось пока что, что ещё спросить.

И представить не могла, что девочка со стикерами через такое прошла. А человек, приютивший её, наверняка был моей сестрой. Помню, она рассказывала что-то про трудного подростка, подобранного на улице, который оказался вовсе не подростком. Обратила внимание, что костяшки на маленьких, но жилистых ручках не закрыты, как раньше, перчатками, и представляли собой один большой шрам, весь в рубцах. На лице же их не было видно, возможно, потому, что Мери чаще побеждала, чем проигрывала. В остальном же девочка старательно прикрывала своё тело одеждой, и понять, что под ней, было сложно.

Остаток пути в поезде провели в молчании, а я вспоминала, как ехала в город N в одном плаще. Теперь воспоминания приятные и слегка возбуждающие, но как трясло меня тогда. Покрутила колечко Эйприл и вернулась к воспоминаниям о ней. Простила ли она меня за бесчувственное расставание? Простит ли, что рискует жизнью сейчас из-за меня? Что пострадала…

Накинули куртки, вышли в промозглую и холодную, по сравнению с N, погоду города Дифор. Грязный перрон и обшарпанная лестница, ведущая к проходу над путями. Неплохой контраст с солнечным, светлым, богато украшенным и вылощенным полигоном Евгеники. Мери накинула дождевик, а я открыла зонт. Вместе мы пошли, стараясь не ступать в лужи, образовавшиеся в ямах разбитого асфальта.

― Ты сняла отель? ― спросила меня Мери.

― Да, в центре города, отель «Сьерра», по отзывам ― самый лучший в городе! ― торжествующе представила я своё достижение, но Мери только хмыкнула.

― Отлично, именно туда мы и не пойдём, ― разбила она все мои мечты понежиться в джакузи.

― Что? Но почему? ― запротестовала я. ― Он стоил кучу денег!

― Старые привычки. В случае засады именно там тебя бы и ждали, ― выдала она.

И я засомневалась: «Не проще ли тогда взять нас с вокзала?» Но промолчала.

Скучающая женщина в дождевике, сидевшая на лавочке, завидев нас вскочила и подняла табличку: «Квартира. Посуточно, недорого».

― Сколько берёшь, мать? ― спросила её Мери, когда мы поравнялись.

― Десять долларов в сутки, ― ответила она, с интересом нас разглядывая.

― Квартира убитая, что ли? ― Мери расстегнула куртку и сунула руку в карман, возможно намереваясь достать кошелёк, не знаю.

― Ну есть немного… ― уклончиво ответила хозяйка и покосилась на меня снизу вверх. ― А мама твоя…

― Да полоумная она у меня, вот и молчит. Пошли, поселишь нас. Заплатим за три дня пока, а там посмотрим. Вот тебе пятёрка, чтобы шагала быстрее, ― ответила лоли, даже не обернувшись на мой возмущённый взгляд, и протянула пять долларов женщине.

― Вы ГМ? ― внезапно спросила хозяйка, но взяла деньги, а потом быстро добавила. ― Если ГМ, а я вижу, что да, то пятнадцать в день. Мне проблемы не нужны.

― Мать, ты на попятную-то не иди, договорились же, ― начала Мери, но встретила только решительный взгляд.

― Пятнадцать, и точка! Если кто узнает, что я у себя ГМ приютила, то и мне достанется! И квартире! ― тараторила женщина, и Мери, как опытный переговорщик, сменила тактику.

― Ну пятнадцать так пятнадцать, не суетись, мать, всё хорошо. Пойдём. Мы тихие, аккуратные, зря высовываться не будем. Лучше расскажи, что за охота на ведьм у вас тут? ― повела её лоли за талию, едва доставая макушкой ей до плеча.

Да, конечно, мы с девчонкой парочка ещё та, цирк на выезде. Пока шли до такси, женщина торопливым языком нам всё разболтала. Оказалось, что Комитет по контролю рождаемости снизил квоту выдачи талонов на зачатие, и волна негодования прокатилась по всем материкам. Чем лучше жил город, тем меньше волна его захлёстывала, потому Дифор почти потонул в ненависти к ГМ. АнтиО внушает людям, что жизнь в Евгенике словно сказка, а победить там проще простого, отчего народ прямым образом негодует. И это только предварительные результаты. Что будет, когда вынесут окончательное решение, понимали примерно все. Будут митинги, погромы, забастовки и так далее.

Молоденький таксист с неприкрытым интересом разглядывал пассажиров на заднем сиденье и с ухмылкой пытался поймать мой взгляд. Я слегка улыбнулась ему, когда случайно наши глаза встретились, отчего схлопотала удар по бедру от Мери.

― Не привлекай внимание, ― прошипела она. ― Он не должен запомнить адрес.

«Хорошо тебе не привлекать внимание! ― подумала я, потирая ноющее бедро. ― Мои сиськи с шестнадцати лет привлекают внимание людей раньше меня самой!» Отвернулась и смотрела в окно, пока стояли на светофоре. Группа молодых людей кидала камни и бутылки в окно клиники Uniq-child, что можно, думаю, перевести как «Уникальный ребёнок». Подавить в зачатке — так можно охарактеризовать этот акт вандализма. Пристыжать, преследовать, измываться — верные способы поселить в головах людей мысль, что быть не таким, как все, ― плохо. Неудачное время для того, чтобы оказаться за стеной города N, но кто знает, что будет дальше, да и был ли у меня выбор? Конечно, был, только это не выбор, а испуганное смирение. Стоять и смотреть, как вздёргивают соседа, только чтобы не привлечь внимание и не оказаться рядом с ним на виселице.

Серые, унифицированные двадцатиэтажки без устали мелькали за окном. Неоновые вывески алкогольных магазинов через каждые сто метров принимали посетителей, а я только ощутила, как крепко вцепилась в ручку на дверце машины. Захотелось выскочить, бежать отсюда куда глаза глядят, только не видеть всего этого уныния и бесцельной боли.

― Приехали, ― раздался голос водителя, обернувшегося к нам, и я вздрогнула от выдернувшего меня из серой мути мыслей крючка. ― Может, оставишь номерок?

― Я… ― бегала взглядом по машине и глупо улыбалась. ― Я здесь не надолго… надеюсь.

Мы вышли из машины и направились к одному из подъездов, украшенных криво постриженными кустами по бокам. Над входом бетонная панель на опорах и несколько пакетов с мусором. Поднялись на шестой этаж и вошли в затхлую квартиру. Матрас на изрытом царапинами паркете лежал прямо у батареи в одной комнате, в другой были шкаф и кровать сомнительной чистоты. На кухне пахло табаком и гарью, а от плиты уже давно не отскабливали засохшее масло.

― Отлично. Вот сорок пять. ― Мери протянула деньги женщине. ― Дверь захлопывается?

― Да, но… ― Хотела было возразить женщина

― Если съедем раньше, ключи оставлю под зеркалом у двери. Будь у меня с собой мебель, я бы тебе подарила, так что за свою рухлядь можешь не беспокоиться. Всё, мать, давай, у нас дела, ― выпроваживала её Мери.