На корабле утро - Александр Зорич

– Прошу прощения, товарищ капитан третьего ранга, – робко начал Арбузов, – так что же получается, адекватных средств поражения для «Антона» и «Берты» мы больше не имеем? Всё расстреляли?

– Получается так, – легко согласился Бондарович. – Да и неадекватных средств у нас тоже негусто… Строго говоря, мы располагаем только вашей ротой. А всё остальное – «Дюрандали», последнюю дюжину «Шпилей», десяток «Фульминаторов» – можно рассматривать лишь как средство обеспечения ваших действий…

– …что безмерно льстит нашему самолюбию, – галантно ввернул Щедролосев.

– Ну а теперь – слушайте. Уничтожить «Антона» и «Берту», подчеркиваю, именно уничтожить, в сложившихся обстоятельствах мы не имеем возможности. Наш единственный шанс – затопить «Антона» и запечатать «Берту».

«Затопить»… «запечатать»… какие слова! Ох, как хотелось мне знать, что же конкретно они значат!

– Внимание на карту, товарищи!

Оказывается, у Бондаровича был с собой новейший, ультрамодный командирский планшет. В сложенном состоянии он представлял собой скатку, упрятанную в тубус. Будучи развернут, планшет превращался в лист из загадочного материала, толщиной миллиметра три, вся поверхность которого при необходимости превращалась в обширный экран. Для просмотра карт местности – идеальная штука.

Небрежно бросив это чудо техники прямо на пол транспортной кабины «Геккона», нам под ноги, и, пользуясь ножнами своего офицерского меча как указкой, Бондарович продолжал:

– Перед вами район астрофагов «Антон»-"Берта". Как видите, их разделяет глубокий извилистый залив. Наш флуггер сейчас движется почти строго на восток и, даст Бог, вскоре высадит нас вот здесь, – Бондарович упер ножны в крайнюю западную точку залива, от которой до каждого из астрофагов было километров десять посуху.

– Как видите, с точки зрения размещения на местности, шахты «Антона» и «Берты» сильно различаются. «Антон» находится на дне впадины, нижняя точка которой на старых клонских картах имеет отметку 11 метров ниже уровня местного океана. Впадина эта отделена от залива естественным, так сказать, бруствером, явно вулканического происхождения. В отличие от «Антона», шахта «Берты» расположена на пологом лавовом плато. Плато имеет общее превышение над уровнем океана порядка сорока метров. И понижается на юго-восток. Край шахты «Берты» от залива отделяют четыре километра сильно пересеченной местности. Особое внимание хочу обратить на вот эту расселину, – Бондарович очертил ножнами полукружие, охватывающее шахту «Берты» со стороны залива. – Клонские карты не уделили ей должного внимания как чересчур мелкому элементу ландшафта. Но мы получили о ней исчерпывающее представление в ходе последнего боя. Расселина уходит вглубь на триста с лишним метров, причем есть основания полагать, что она не подтоплена грунтовыми водами.

– Так что, взрывать будем? – спросил сообразительный Квакшин.

– Будем. Как вы понимаете, главная проблема – скрытная доставка мощных взрывных устройств по месту назначения и точное их размещение с последующим ориентированием.

Бондарович переключил режим планшета и показал нам схему минирования.

Против «Антона» предлагалось использовать пять калифорниевых боевых частей от торпед СТ-8. С их помощью подрывался лавовый вал между заливом и впадиной. Для «Берты» предназначались две термоядерные бомбы либо сорок тонн силумита.

Согласно расчетам, при подрыве соответствующих боеприпасов на ближайшей к шахте астрофага скальной стене расселины, должен был произойти откол и сдвиг пласта породы площадью порядка пяти квадратных километров. Сдвинувшись, эта «крышка» намертво запечатывала шахту «Берты».

– Очень красиво, товарищ капитан третьего ранга… – сказал я. – Одного не пойму: что это за формулировка по поводу «Берты»? Мы ее термоядерными бомбами взрывать будем? Или все-таки силумитом? Это вот «или» – оно как-то не по-военному…

– Не по-военному, – согласился Бондарович. – Но наши военинженеры пока не определились. У каждого варианта есть свои преимущества. Но и свои недостатки.

– А когда они планируют… так сказать… определиться?

– Вы бы лучше, капитан, спросили о другом. Как подобраться к «Берте» и «Антону». И как провести инженерно-саперные работы.

– Ну и как? – спросил я.

Двигатели «Геккона» перешли в посадочный режим и звуки наших голосов утонули в настырном нытье вспомогательных турбонагнетателей.

Мы садились.

– Все на выход! – скомандовал Бондарович, захлопывая забрало своего скафандра. – На свежем воздухе продолжим!

«На свежем воздухе» было не скучно.

Там вовсю хлопотали циклопы групп Арбузова и Водопьянова – другие «Гекконы» забросили их на место чуть раньше нас.

Второй неожиданностью стали три бронемашины «Тарпан», выруливающие с реактивных десантных платформ. Это значило, что незадолго до нашего появления здесь на бреющем прошел «Кирасир» и любезно выбросил их из кормового десантного люка.

Все три «Тарпана» были вооружены зенитными модулями «Вербена».

Пожалуй, против удара паладинов они не продержались бы и минуты. Но все равно на сердце у меня потеплело.

И это было еще не все!

Не успел я осмотреться по сторонам, как над нами объявился новый «Кирасир». Система невидимости «Гриффин» была включена, поэтому о его присутствии можно было судить лишь по рокоту двигателей и дымчатой кляксе преломленного света.

Оттуда, из этой кляксы, одна за другой вывалились четыре реактивных десантных платформы и, повинуясь командам операторов, мягко расселись вдоль полосы прибоя.

– А вот и коробчонка для лягушонки, – весело сказал Бондарович. – Идемте.

Не оглядываясь, Бондарович бодро зашагал к платформам.

– Да, кстати, – добавил он, – прикажите другим своим группам следовать за нами.

Что я и сделал.

– Расчехляйте, – скомандовал Бондарович циклопам через голову командира, то есть, собственно, через мою.

«Давай-давай, командуй, – подумал я. – Может ты, кап-три, еще и „Антона“ с „Бертой“ подорвешь? Я бы не возражал…»

– Это скафы, – пояснил Бондарович, отвечая на наш коллективный, незаданный вопрос.

Мы примолкли. Какие, нафиг, скафы? Откуда они здесь?

– Да-да, те самые диверсионно-штурмовые скафы, – продолжал Бондарович, – которые клонский спецназ использовал на Урмии при захвате танкера «Таганрог».

Ах вот оно что! На Урмии! Тогда, считай, старые друзья. Про них, про них, родимых, я в отчете писал!

– Они достались нам в качестве трофеев и были перевезены на Тэрту, в Синандж. Вчера мы забрали их из Синанджа по прямому указанию товарища Иванова. Ну и интуиция у мужика, я вам скажу… Поразительная! Страшно работать рядом! Вот откуда он мог знать тогда, что нам эти скафы пригодятся?! Обстановка-то совсем о другом пела! Я еще думал: зачем они нам? Время на них тратить, ресурсы… И вот, оказалось, Иванов прав, а я – дурак…

– Бывает, – обтекаемо высказался я.

– Кто-нибудь умеет ими управлять? – спросил Бондарович у циклопов.

Все промолчали. Кроме Черныша.

– Они же клонские, товарищ командир… – извиняющимся тоном сказал он. – На нашем я бы еще кое-как…

– Так я и думал, – кивнул Бондарович. – Зато я умею.

«А толку-то? Вы же с нами все равно не поплывете!» – читалось в скептических взглядах циклопов. И Бондарович, конечно, прочел.

– Я поведу головной скаф, – твердо сказал Бондарович. – Остальные три я запрограммирую следовать за лидером. Благо, они это умеют. Таким образом задача пилота скафа упростится донельзя: по достижении конечной точки маршрута всплыть и подвести скаф к берегу. Справитесь? – спросил Бондарович, адресуясь к Чернышу.

– Ну… если только всплыть и к берегу… Тогда можно попробовать.

– Мне нужны еще два добровольца.

– Ну я могу, – сказал Свиньин. – Я же в Сочи вырос.

Паладины накрыли нас перед самым погружением.

Я стоял на рубке второго скафа. Он должен был следовать за флагманским, который управлялся Бондаровичем.

Когда десятки гейзеров, каждый высотой с девятиэтажку, разом взметнулись над водой, я оценил ситуацию мгновенно.

Бросился к люку.

Упал – тугая ударная волна швырнула меня к такому близкому и вдруг показавшемуся таким далеким комингсу.

В каких-то сорока метрах от скафа в воду с шипением рухнуло что-то массивное, объятое страшным, ядовито-зеленым пламенем.

– Полный ход! Погружение! – услышал я в наушниках команду Бондаровича. Ее тут же отрепетовали Свиньин и двое других добровольцев – Черныш и Казанский.

Я вскочил на ноги, в один прыжок оказался у люка, когда сильный толчок в плечо развернул меня на полгоризонта и едва не опрокинул снова.

Заверещал аварийный сигнал. Мозги скафандра сигнализировали о разгерметизации.

Этого только не хватало!

Соседние скафы бодро неслись вперед, одновременно с этим погружаясь.