Виридитерра: начало пути - Тери Ли

Его лицо совершенно не выражало никаких эмоций, и Ноа боялся, что Махаон нарушит свое обещание.

– Мне все равно не нравится этот план, – наконец произнес Махаон.

– Но у нас нет другого выхода, – неожиданно подала голос Осо, ведь в последнее время девушка предпочитала отмалчиваться.

– Осо, мы очень рискуем, – настаивал парень.

– Да, но сколько еще я смогу скрывать эту силу?

– Я просто переживаю за тебя, – произнес Махаон, и Ноа впервые ему поверил. – У нас даже нет четкого плана. Да, ты сбежишь. А что дальше? Будешь блуждать по всей Виридитерре?

– И это все равно лучше, чем умереть просто из-за того, кто ты есть, – твердо произнесла Осо, и в комнате вновь повисла тишина.

Ноа разрывало двоякое чувство – он хотел помочь Осо и был уверен в своем плане, но вместе с тем, не мог отрицать, что доводы Махаона поколебали его решимость. В конце концов, он и хотел, чтобы Махаон участвовал в этом из-за его осведомленности и критичности. Ноа стал всерьез сомневается в своем плане.

– Хорошо, я согласен, – сказал Махаон и поднял руки вверх, будто бы он сдается.

Он тяжело вздохнул – а Ноа облегченно – и добавил:

– Мой дядя говорил, что любая жизнь ценна и не стоит лишать ее из-за того, кто ты есть.

– Твой дядя кажется хорошим человеком, – сказала Осо с усталой улыбкой на губах.

Напряженное лицо Махаона расслабилось, и на секунду Ноа показалось, что тот открыл миру свои истинные чувства – скорбь и печаль, – а не свою вечную маску надменности и превосходства.

– Да, он был таким, – сказал он, а затем, посуровев и глянув на Ноа, добавил: – Фрау Энгстелиг казнила его за эти взгляды.

Внутри Ноа похолодело все – быть может, когда-нибудь она казнит и его за неповиновение и нарушение законов этого мира, – но ведь он не был виновен в казни дяди Махаона. Фрау Энгстелиг – имперский палач, тот, кто приводит в действие приговор императора, и не Ноа был тем, кто вынес этот приговор.

– Тогда встретимся здесь перед первым обходом Хэксенштадта, – сказал Ноа, решив не отвечать Махаону, – а затем отправимся к Эли.

Ребята кивком ответили Ноа, и парень поспешил покинуть комнату Махаона, ведь нужно было завершить еще кое-какие дела до встречи с Эли.

***

Ноа прислушивался к тому, как за дверью на коридорах затихли все звуки и студенты разошлись по комнатам и готовились к отбою. Кайл удивленно посмотрел на соседа, когда тот собрался куда-то и уже был готов к побегу из комнаты, но ничего не спросил. Ноа даже нравилось в нем эта черта. Кайл никогда не задавал вопросов, когда знал, что это не его дело. И это было лучшим качеством, за которое Ноа его очень ценил как соседа.

На лестнице, соединяющей крыло старост и крыло других студентов, его уже ждали Осо и Махаон. Они были облачены в темные плащи с капюшонами, и Ноа вновь подумал о том, что он опять не подготовлен к таким мероприятиям. Вместе и в тишине ребята осторожно двинулись прочь из жилого корпуса, надеясь не попасться Леону. По словам Махаона, Леон всегда начинал обход с левого крыла и двигался к правому, а потому они решили двинуться с противоположной стороны, чтобы не нарваться на смотрителя.

Ночь была достаточно светлой и звездной. В такие ночи обычно случается что-то хорошее, а не что-то из ряда вон выходящее, как, например, побег из магической академии. Ребята уже хотели было двинуться в сторону леска, в котором и было озеро, как вдруг Махаон остановил их движением.

– Подождите, – сказал он шепотом. – Здесь кто-то есть.

– Откуда ты знаешь? – так же спросил Ноа.

– Мне нашептал ветер, – съязвил Махаон, а потом добавил: – Моя способность к контролю ветра помогает слышать лучше.

Ребята решили довериться чутью Махаона – лучше десять раз перестраховаться, чтобы уж точно не попасться – и засели в ближайшей тени в кустах. Уже минут через пять ожидания у Ноа не хватило терпения и только он хотел сказать, что им нужно двигаться дальше, как словно из ниоткуда показались три знакомые фигуры.

Ноа затаил дыхание: это были Вайдманы и фрау Энгстелиг. Но какие у них могут быть общие дела в столь поздний час?

Энгстелиг как всегда была раздражена и даже не скрывала этого в то время, как Фридрих и Хельга кружили около нее будто две змеи, оплетающие свою жертву. Энгстелиг пыталась оторваться от них, но Вайдманы своими разговорами удерживали ее.

– Мы хотели поздравить вас, фрау, с победой и казнью, – говорил Фридрих.

– Да-да-да, этот маленький граф Аталантсон был настоящей проблемой, – поддакивала Хельга.

Лицо Энгстелиг перекосилось – как и лицо Махаона, но Осо и Ноа не заметили этого, – но она все равно процедила короткое:

– Благодарю.

Она снова сделала шаг в направлении корпуса, но тут Фридрих вновь подал голос. И его слова звучали, скорее, как насмешка – плевок прямо в лицо фрау Эгстелиг:

– Куда же вы бежите, фрау Энгстелиг? Нам ведь не так часто удается встретить вас.

– Вы неуловимы и постоянно находитесь где-то, но никак не в столице подле нашего прекрасного императора, – добавила Хельга.  – Я, конечно, понимаю, что ваше родовое гнездо сгорело дотла, но это не повод устраивать свое жилище в карте.

– Для него таким ударом была потеря Вайскопфов, – с ехидством проговорил Фридрих. – Как вы думаете, что будет с ним, если он потеряет еще и последнего представителя Энгстелигов?

– О, боже, Фридрих! – воскликнула Хельга. – А ведь ты прав! Дорогая, не пора ли уже подумать о замужестве и продолжении рода?

Энгстелиг рыкнула что-то невразумительное, и Вайдманы отшатнулись от женщины. Ноа даже стало жаль ее, ведь она была похожа на рассвирепевшего волка, окруженного огнем. Она пыталась сражаться, но заведомо знала, чем всё закончится.

– Дорогая Хельга, неужели ты забыла, что фрау при себе держит того юношу из Блазона? – удивился Фридрих. – Правда, юноша уже вырос и может претендовать на свое наследство на родине.

– Это же тот самый, который убил своего брата? – протянула Хельга и, обернувшись к Энгстелиг, добавила: – Дорогая, вы найдете себе кого-то получше братоубийцы!

Энгстелиг вновь что-то резко и приглушенно ответила, а Ноа не мог поверить своим ушам. Франциск сказал, что его брат Доминик погиб из-за несчастного случая, но Вайдманы говорили совсем о другом. Он вспомнил, каким было лицо Франциска в тот момент, когда он говорил о смерти брата и то, что прежде, чем ответить от чего умер Доминик, де ла Тур долго молчал.

«Все не может быть так