Революция чувств - Зоя Кураре

– Ура!!! – дружно закричали деревья и стали синхронно размахивать ветками, как будто они всю жизнь занимались политической агитацией.

Евгения Комисар ехала в автомобиле, уткнувшись лбом в холодное стекло, как в бесплатное средство от головной боли. Она бесстрастно смотрела на город, деверья, украшенные разноцветными ленточками, бежавших вдоль дороги бездомных голодных псов, людей без определенного места жительства, облюбовавших остановки общественного транспорта, пьяную шумную молодежь, мрачные дома, темные улицы и трубы на горизонте, отравляющие Задорожье едким промышленным канцерогенным дымом. Это мой любимый город, моя малая родина, подумала Женька. Хотя, согласно женской логике, она должна думать о мужчинах. О муже, о любовнике, о своем месте в любовном треугольнике. Комисар сознательно старалась избегать в мыслях зоны личной жизни, которая способна причинить ей сильную боль и страдание. Нелегко быть женщиной в статусе пиарщицы, повелительницы информационных технологий. Мало, кто из простых обывателей догадывается, что занятия пиар-технологиями сродни войне. Информация – товар, только высокотехнологичный. Его можно сравнить с радиоактивным веществом. Доза маленькая, а последствия непредсказуемые. Особенно, если это касается информационных войн в сфере политики. В 90-е конкурента убивали просто, щелкнул затвор, пуля вылетела. Нет человека, нет проблем. Сегодня бренное тело политического конкурента интереса не представляет. Достаточно уничтожить репутацию человека, смешать его имя с грязью, и он в одночасье потеряет статус, имя, бизнес, станет политическим трупом. Куликов всегда успокаивал Женьку, с моралистами нам не по пути, пиар – специфический род деятельности, есть цель – не вижу препятствий. Есть задача сделать человека депутатом – сделаем, а хороший человек или лукавый во плоти – это к высшим силам мироздания, их зона ответственности. Женьку никто не спрашивал, хочет она, Евгения Комисар, чтобы президентом страны стал Виктор Япанович.

Куликов пришел в Пиар-Центр и поставил перед его сотрудниками задачу, озвучил политический проект, на кого работаем, и сколько за свою работу получат пехотинцы информационной войны. Все понимали, за победу придется бороться. Цена политического проекта для Женьки Комисар оказалась слишком высока: уход мужа, ссора с лучшими подругами, потеря любимого пса, сна, душевного равновесия. Как итог? Панический страх будущего. Что она могла изменить в своей жизни? Изменить ход предвыборного противостояния – компетенция политических богов, возвратить мужа – поезд ушел безвозвратно, а вот помириться с подругами, простить обиды еще не поздно. Женька набрала знакомый номер телефона, сначала Стервы, потом Благовой, обе согласились прийти на встречу завтра в два часа дня. Совместный обед трех некогда закадычных подруг в их любимом, уютном кафе «Маленький Париж» обещал стать занимательным.

Утро добрым не бывает

Богдан Степанович Сюсюткин вышел из образа лояльного директора телекомпании «Полет» и не мог в него возвратиться в течение последних тридцати пяти минут насыщеной телевидением жизни. Он метался по периметру рабочего кабинета, грыз ногти и кричал уравновешенной в телесных пропорциях секретарше накапать ему успокоительных капель.

Та сексуально дышала грудью и определила для самой себя поведение начальника одним единственным словом – истеричка.

– Я просил делать новости нейтрально, а меня в очередной раз Стервозова подставила. Стерва, какая она страшная стерва, гремучая змея, – выпивая маленький стаканчик воды с настоем валерьянки, кричал Богдан Степанович.

– То, что Татьяна Васильевна стерва по образу и подобию – совершенно не новость. Нужно просматривать сюжеты новостей перед началом выпуска, – укоризненно сказала секретарша. – А теперь нервничать бесполезно, первый выпуск вышел вэфир.

– Я сказал, чтобы монтажеры перемонтировали последний сюжет. Как ты думаешь, Артур Лысый успел посмотреть первый выпуск?

– Не успел, так доброжелатели найдутся и расскажут, как на его губернском канале оппозиционеров обожают.

– Ой, не трави ты мне душу, ты представляешь, какие сволочи! Вечерний выпуск нормальный, а к утреннему блоку добавили один-единственный сюжет. Провокационный! И он вышел. Вышел!

– Утро, добрым не бывает. Успокойтесь, Богдан Степанович, все обойдется.

– Шутишь, Лидочка, вчера Артур Лысый меня специально вызывал, а он вызывает к себе в кабинет в особо важных случаях. Хотел эту суку уволить, вот хотел. Теперь все! Нет больше добренького Богдана Степановича, есть змей Горыныч. Уволю, чтобы глаза мои Стервозову не видели. Зови ко мне в кабинет эту с-с-с-с, слов нет, как ее назвать.

– Может, вы сначала успокоитесь, чаю попьете, Богдан Степанович? Чай у меня новый, фруктовый, сегодня купила. Кусочки фруктов натуральные.

– Какие фрукты?

– Апельсины.

– Издеваешься!

– Там манго и бананы сушеные есть.

– Некогда мне чаи распивать, зови Стервозову.

– Есть и вкусное печенье, как вы любите.

– Лидка, еще одно слово и ты уволена.

– Поняла. Молчу. Через две минуты она у вас.

Как пережил Богдан Степанович Сюсюткин две долгие минуты ожидания, осталось для Лидки тайной. Секретарша не сомневалась, что отполированные в модном салоне ногти директор сегодня сгрызет окончательно.

Татьяна Васильевна Стервозова, шеф-редактор службы новостей телекомпании «Полет», вошла в кабинет с гордо поднятой головой, за порогом директорского кабинета она оставила старую привычку сутулиться.

Стерва без приглашения села напротив Богдана Степановича Сюсюткина, тот сделал вид, что подписывает важные бумаги. Время шло, а Богдан Степанович шеф-редактора новостей не замечал, ему хотелось помучить Стерву демонстративным невниманием. Он чувствовал, что за две минуты ожидания эмоционально перегрелся и, если сейчас начнет говорить, его речь будет истеричной, а он хотел казаться в глазах подчиненных строгим, уравновешенным руководителем. Татьяна Васильевна догадывалась, по какой причине ее вызвал директор, поэтому самостоятельно вызывать огонь на себя не спешила.

Новая директорская чашка, занимавшая среди прочих предметов почетное место на рабочем столе Сюсюткина, стала оценивающе рассматривать уверенную в себе мадам Стервозову. Мужские черты лица, строгий брючный костюм, недобрые глаза, отсутствие маникюра, короткая стрижка. Единственный женственный элемент в ее образе, подумала директорская чашка, это блондинистость, правда плохо прокрашенная, черные корни волос, по мнению чашки, требовали немедленной коррекции и вмешательсва парикмахера.

Сюсюткин успокоился, подписал все документы, даже те, над которыми еще стоило задуматься. Отступать некуда.

– С каких пор, Татьяна Васильевна, информационный сюжет на телекомпании «Полет» выходит без моей визы и моего согласия? Кто разрешил в утренний блок новостей ставить сюжет провокационного содержания?

– Я не считаю, Богдан Степанович, сюжет провокационным, как редактор информации хочу, чтобы наш телеканал не стал рупором партии власти, а объективно освещал события.

– А я хочу, чтобы собственник, который содержит телеканал «Полет» и благодаря которому вы получаете заработную плату, не вызывал меня на ковер. Есть распоряжение, – Сюсюткин указательным пальцем, на котором фигурировал обгрызеный ноготь, показал в потолок. – Распоряжение самого Артура Владимировича, он хочет, чтобы на канале не прославляли деятельность оппозиционных сил, и это означает, что «Нашей Закраины» и Юбченко не будет на канале «Полет», – еле сдерживаясь, процедил сквозь зубы Богдан Степанович.

– Это что, вмешательство в редакционную политику? Богдан Степанович, вы готовы представителям независимого столичного профсоюза журналистов повторить слово в слово то, что сейчас мне сказали?

Если чеку в гранате выдернули, то взрыва не миновать. Три, два, один.

– Я долго, Татьяна, терпел твои выходки и жалею, что не уволил тебя!!!

– Богдан Степанович, а собственно, когда мы с вами перешли на «ты»?

– Сними корону с головы, госпожа Стервозова. Оглянись вокруг. Ты думаешь, что если завтра победят оранжевые лидеры, Артур Лысый исчезнет из Задорожья? Это его канал, его личная собственность. Они наверху договорятся, общая баня, бабки и бабы. Какая свобода слова у нас в провинции? Это столичные журналисты пыжатся, из себя умников изображают. Да они за хорошие бабки родную мать продадут. Ты думаешь, я тебя не уволю! Решение принято. Ты уволена.

– Хорошо, – тихим голосом сказала Стерва.

– Как… Как хорошо? – расстроился Богдан Степанович. Он настроился на грандиозный скандал, а вышел пшик, не более того. Странно. На Стерву не похоже.

Директорская чашка, потирая единственную имеющую в ее арсенале керамическую ручку, вскипела от переполнявших ее душу чувств. Она искренне порадовалась за Богдана Степановича – конфликт исчерпан. Сейчас чаю попьем, расслабимся. Ура! Так ей и надо, этой Стерве. Не баба, а недомужик. Тьфу!