Пантелеймон Романов - Пантелеймон Сергеевич Романов

садиться? — спросила женщина с молоком.

— Куда ты лезешь? Смерти, что ль, никак себе не найдешь. — крикнул на нее стрелочник, бегавший за клином.

— Она молоко везет, целую бутыль, боится, скиснет. Стрелочник посмотрел на бутыль и замолчал.

— Ах ты, господи батюшка, — говорила женщина, беспокойно оглядываясь, — может, ничего, как-нибудь.

— Ну, так и быть, садитесь, может, дойдет, — сказал человек в брезенте.

— А как перебьет всех?

— Что ж изделаешь-то. Как перебить, так и перебьет. Этого не угадаешь.

— От судьбы не зарекайся, — сказал голос из толпы.

— Кажись, должен дойтить, снасть дубовая, — сказал стрелочник, пристально глядя на рессору.

— Ну, значит, и толковать долго не об чем. Пошел. А там видно будет.

— Кому видно-то будет? — спросил, подмигнув, веселый купчик {пиджаке.

На него рассеянно оглянулись и ничего не сказали.

— Ладно, попробуем.

Все бросились в вагон.

— Слава тебе господи, — крикнула женщина с молоком. — Тише ты, домовой, бутыль разобьешь. Вот народ какой, ей-богу, и крушенья не будет, а без молока приедешь.

— Не садитесь дюже на этот конец, — крикнул человек в кожаном картузе, — уходи с этой лавки.

— Да я, батюшка, легкая…

— На машине ты едешь или нет?.. Что ж ты и уселась над худым колесом. Вас, чертей, не останови, вы и навалитесь все на одну лавку.

— Ничего… снасть дубовая.

— Дубовая… сама-то ты дубовая. Вам — телегу немазаную, а не на машине ездить. Ну, ни черта не понимает этот народ.

— Готовы, что ли? — крикнули с паровоза.

— Сыпь, Рожнов!

Перед самым отходом поезда в больной вагон вскарабкалась старушка и, увидев пустую лавочку, проворно уселась. Но сидевшие на противоположной закричали на нее в три голоса:

— Нельзя на эту, рессора худая!!!

Старушка как обожженная отскочила и села на другое место, опасливо оглядываясь на пустую лавочку.

— Ну, слава тебе господи, может быть, довезу молоко… Матушки, чтой-то заскребло!

— Ничего, обойдется.

— Рожнов, не гони очень, на остановках поглядывай.

— А промежду остановок что?.. — спросил купчик из вагона.

— А промежду?.. Это там видно будет…

1922

Буфep

(Шутка)

Посвящается Ивану Михайловичу Москвину

I. Гражданин, вы обвиняетесь в том, что на станции Кашира среди бела дня украли буфер.

II. Чегой-то?

I. Украли, говорю, буфер… часть вагона, предохраняющая от столкновения, такие чугунные тарелки на стержне.

II. А, да, да. Это точно было.

I. Значит, признаете?

II. Отчего ж не признавать-то, что было, то было.

I. Вы чем занимаетесь?

II. Все тем же…

I. То есть как все тем же? Чем именно?

II. Рыбку ловим.

I. Так зачем же вы буфер-то украли?

II. А то с камнем дюже неспособно.

I. Что с камнем неспособно?

II. Это я про лодку. Мы теперь с лодки ловим. Без лодки по нашим местам неспособно.

I. Так при чем же все-таки тут буфер, не понимаю. Для грузила, что ли?

II. (Смеется.) Куда, ж такое грузило… Это тогда целую свинью на крючок сажать нужно.

I. Так зачем же?

II. А с ним много способней. Господа у нас сейчас какие там живут, так у них на лодках… как его… якорь этот. А мы до этого все с камнем обходились. Все портки об него обдерешь, вот поглядите, пожалуйста. Как зацепишь — тррр! — и готово. А буфер гладкий и за дно хорошо держится.

I. А раньше чем занимались?

II. Все тем же (утирает нос полой). Я лучше голодный просижу, а уж рыбки половлюсь. Охотник до ужасти…

I. А раньше до этого вы не судились?

II. Чегой-то?..

I. Вот тут за вами еще дела числятся, говорю. Гайку для грузила вы никогда не отвинчивали?

П. Какую гайку?.. А энту-то? Давношнюю? ЭтоИван Михалыч меня ославил. Он такого наблаговестил, что и половины того не было. Они у нас под Каширой летом на даче живут. Они и Борис Борисыч Красин. Охотники, сейчас умереть! Ну, да у них и снасти… Им буфер воровать незачем. Известное дело — господа.

I. Теперь господ нету, пора, кажется, знать.

II. Как же это нету. Я вместо якоря этого с камнем езжу, на леску весь хвост у кобылы обдергал, а они окромя того что у них снасть первосортная, номерная, еще на пуколках ездят… Небось для меня не приготовили…

I. Так вы на этом основании народное достояние расхищаете? С гайки начали, а теперь уж за буфера ухватились. Скоро целыми вагонами таскать начнете!

II. Вагоны для нас неподходящи.

I. То-то вот — неподходящи… А что подходяще, то все сопрете?

II. Как придется.

I. То есть как это — «как придется»?

II. Да так, таскаешь-то не для воровства, а потому что вещь нужная. А она иной раз лежит без пользы… не хуже этого бутера.

I. Ау вас он с пользой?

II. А как же. Ведь вот целый месяц ловлю, портки-то целы.

I. Помолчите, мне нужно записать.

II. А. ну, ну… (Некоторо евремя молчит, потом усмехается и качает головой.) Для грузила… ведь скажет тоже, ей-богу. Это тогда целую свинью на крючок сажать нужно.

I. Замолчите вы.

II. Я ничего… Иконки-то нету, отменили, знать. А вот с рыбкой это не пройдет. Без молитвы ни шута не поймаешь. Господин, а вы все-таки запишите, что без бутера нам никак невозможно. Вообче тяжелое и гладкое что-нибудь, чтобы было, чтоб за дно цеплялось, а порток не рвало… А Иван Михалыч Москвин тоже охотники, сейчас умереть! Как приедет, так сейчас ребят наших себе прикомандирует; выползков ему все носят. Он, ежели для рыбы, всякое дело бросит…

I. Ну, вот что: я сейчас буду протокол писать, так чтобы у меня не врать, меня не проведешь, я, брат, тоже рыболов.

II. О?!! (Крестится.)Наконец-то на своего брата попал. А то, верите ли, господин, бывало, судишься, так это не судьи, а дрянь одна; ему говоришь про выползка, а он тебе не понимает, что такое есть выползок. Так это не судьи по-нашему, а просто дрянь. У вас-то на выползков ловят тут?

I. (Пишет.)Ловят… А вы, значит, и еще судились, кроме гайки?

II. Скрозь. И все из-за рыбы. Сколько я из-за нее потерпел— перечесть невозможно. За кольцо судился, на станции вывернул (лески очень хорошо отцепляет). Потом за капусту. Ночью после дождя пошел к соседу в огород за выползками, да капусту потолок. Месяц опять сидел. А все почему? Потому что судьи в своем деле ни аза не понимают. Вы вот, как рыболов, все рассудите, а