Освобождение (ЛП) - Лейк Кери

— Если я выживу, ты будешь первым человеком, за которым я приду.

— Ты не выживешь. Сомневаюсь, что ты переживешь эту ночь.

Гордон шмыгает носом и качает головой. Его глаза закрываются под тяжестью смерти.

— Для меня это еще не конец. Только не так. Эль Кабро Бланко не убить какой-то там пулей.

— Гордон, тебя убьет не пуля. А то, что до тебя никому нет дела. Vaya con Dios, мой друг, — я отворачиваюсь от него и начинаю свой путь через границу. (Vaya con Dios (Исп.) — «Храни тебя Господь» — Прим. пер.)

— Дэймон! — окликает он меня. Его голос эхом разносится по пустому туннелю, но я не обращаю на него внимания. — Дэймон! Прикончи меня!

Мой отец его бы убил. Он позаботился бы о том, чтобы уничтожить весь его род. Однако после сегодняшнего вечера один из самых известных криминальных авторитетов страны умрет в одиночестве в пустом туннеле, в нескольких милях от своего дома. Никто его не найдет.

И никто не поверит в то, что он вообще когда-нибудь жил.

39.

Айви

Два месяца спустя...

— Простите, Айви Мерсье?

Вытирая руки заправленным в джинсы полотенцем, я оглядываю маленькую закусочную, где подрабатываю в дневные смены, пока не найду нормальную работу. Вот тебе и Калифорния — Золотой штат. Нет ничего золотого в том, чтобы каждый день подавать пропахшие луком жирные чизбургеры. Мой взгляд падает на стоящего позади меня человека.

— А кто ее спрашивает?

Мне протягивает руку полный мужчина с седеющими волосами и красными щеками заядлого алкоголика. — Томас Грейнджер. Я работаю в юридической фирме «Грейнджер и Фокс» в Лос-Анджелесе. А вас не так непросто найти, мисс Мерсье.

Нахмурившись, я неохотно отвечаю на рукопожатие, затем сую руки в карманы своего запачканного едой фартука.

— А зачем Вы пытаетесь меня найти?

— Мне нужно обсудить с Вами одно важное дело. Мы можем поговорить где-нибудь наедине?

Ну, вот, приехали. Момент, которого я боялась с того самого дня, когда в мою жизнь вошел Кэлвин и предложил уладить все мои проблемы. В тот же день все мое везение полетело к чертям.

— Послушайте, если речь идет о долгах моей бабушки, то Вы обратились не по адресу.

— Извините, но я ничего не знаю ни о каких долгах.

Пожав плечами, я скрещиваю руки на груди, принимая оборонительную позицию.

— Тогда что же...? Что Вы хотите обсудить?

— Опять же, лучше нам поговорить об этом наедине.

— Поговорить наедине, о чем?

— О Вашем наследстве.

Из груди вырывается кашель, и на секунду мне становится нечем дышать. Увидев, что на лице мужчины отражается беспокойство, я поднимаю палец.

— Простите. Я поперхнулась..., — я снова сглатываю. — Собственной слюной.

От очередного приступа кашля брызги слюны падают на пол и попадают на блестящие черные кожаные ботинки мужчины.

— Простите. Мое что? Вы сказали «наследство»? Какое ещё наследство?

Мужчина оглядывает закусочную.

— Может, тут есть какой-нибудь кабинет или место, где мы могли бы поговорить?

— Конечно. Да. Конечно, — я веду его в комнату отдыха и, похолодев от шока, на автомате вытаскиваю из-за стола стул напротив него. — Какое наследство? В последний раз, когда я проверяла, у mamie не было ничего, кроме долгов.

— Ваша бабушка была душеприказчицей имущества и концерна своего дяди Рено Мерсье. Около четырех месяцев назад он скончался от естественных причин в почтенном возрасте девяноста двух лет. После смерти Вашей бабушки Вы стали единственным живым наследником его состояния.

— Состояния? — поерзав на стуле, я откашливаюсь и щиплю себя под столом. Может я задремала во время своей смены? — А как же мой отец?

Мужчина расправляет плечи и переплетает пальцы.

— Разве Вы не знали, что два года назад он умер от передозировки наркотиков?

Поджав губы, я качаю головой.

— Я не видела своего отца с тех пор, как была ребенком.

— Мне очень жаль.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я пренебрежительно пожимаю плечами и взмахиваю рукой.

— Не важно, продолжайте.

— Ваш двоюродный дед был французским магнатом. Очень уважаемым бизнесменом. Он осуществлял управление своим имуществом и концерном через нашу сестринскую фирму в Париже.

Mamie никогда о нем не рассказывала, если не считать пары эпизодов о том, что ее дядя никогда особенно не показывался, а когда показывался, то часто спорил с ее отцом. Мне никогда не приходило в голову, что он такой филантроп.

— Когда Вы говорите состояние. Что именно... в смысле, какова его стоимость?

Мужчина тут же вскидывает брови и плечи так, словно я попросила его вычислить какое-то нерешаемое математическое уравнение.

— Если брать бизнес и личные активы, его имущество и концерн оцениваются примерно в пятьсот миллионов.

На меня снова накатывает приступ кашля и я, нагнувшись, бью себя в грудь, чтобы разогнать слюну, которой уже захлёбываюсь.

— Хм. Извините. Мне... послышалось, будто Вы сказали пятьсот миллионов, — с губ срывается невольная усмешка, и я зажимаю рот рукой. — В смысле... долларов США?

— Евро. Это немного больше, чем в долларах США.

— И я единственная наследница этого состояния? Там нет, например... двоюродного брата или кого-нибудь, с кем нужно поделиться?

Снова нахмурившись, он наклоняет голову.

— Не то чтобы мы уже определились, нет. У вашей бабушки действительно был старший брат, который умер, но детей у него, похоже, не было.

Мужчина лезет в свой портфель и достает папку, а я тем временем впиваюсь ногтями в кожу, отчаянно пытаясь понять, сплю сейчас или нет. Я пристально разглядываю стены комнаты, всматриваясь в такие детали, как коричневый подтёк на потолке, трещина в выкрашенном в синий цвет гипсокартоне и витающий в воздухе неприятный запах жжённого кофе. Конечно, во сне я бы не уловила таких деталей.

Тем временем Томас болтает о процессе распределения средств через иностранные трастовые фонды, но я слушаю его в пол уха. Больше всего мне сейчас хочется купить несколько галлонов шоколадного сиропа и принять вместе с Дэймоном ванну с мороженым. От этой мысли я невольно прыскаю смехом прямо посреди напыщенной речи Томаса.

Он смотрит на меня, озабоченно нахмурив брови, и тут его лицо начинает расплываться от подступивших к моим глазам слёз.

— Простите, но это... Все это немного ошеломляет. Кажется... мне кажется, я сейчас упаду в обморок.

— Я все понимаю, — он вытягивает руки, словно пытаясь определить, что сейчас учудит эта чокнутая цыпочка напротив — брякнется в обморок или блеванет. — Может быть, Вам удобнее встретиться в другое время?

— Нет! Боже, нет. Я просто... в шоке. Просто чертовски счастлива. И еще больше потрясена.

— Это вполне нормально. Глубокое дыхание и смех — это лучший способ справиться с шоком. А попозже можно и немного выпить.

— Так что... наверное, мне следует сказать Вам, что я уже где-то месяц не плачу за квартиру. Мой парень, он священник, — вздрогнув, я быстро мотаю головой. — Был священником. Он тоже ищет работу.

— Я с радостью одолжу вам нужную сумму, пока все не уладится.

— О. Ну, я не имела в виду, что Вы должны давать мне аванс. Я и не думала…

— Все в порядке, мисс Мерсье. На данный момент в этом мире нет ни одной финансовой организации, которая отказала бы вам в кредите.

Я пытаюсь это переварить, но у меня не получается. Просто не могу. Чтобы после стольких лет отчаянной борьбы в один прекрасный день все мои тревоги бесследно исчезли? Такое невозможно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Наверное, в ближайшие месяцы Вы захотите получить двойное гражданство.

— Конечно, хорошо. Хм. Это необходимо, чтобы претендовать на наследство?

— Нет... но... у Вас довольно много домов во Франции, и еще особняк.

— Особняк?

— Да, всю информацию о Вашей собственности Вы получите в более официальной обстановке. Я просто счастлив, что мы наконец-то можем сдвинуть это дело с мертвой точки.