Шри Ауробиндо. Духовное возрождение. Сочинения на Бенгали - Шри Ауробиндо

Итак, я снова спрашиваю тебя: «Что ты намерена делать?» Жена – это Шакти, сила своего мужа. Ты предпочтешь последовать за Ушей и пресмыкаться перед европейцами? Останешься равнодушной, уменьшив этим самым силу мужа? Или же удвоишь своей поддержкой силу его устремлений и деяний? Ты можешь ответить мне: «Что могу сделать я, всего лишь слабая женщина, в решении этой великой задачи? Мне не хватит ни силы воли, ни умственных способностей, я даже помыслить боюсь обо всех этих высоких материях». Но и в этом случае есть простое решение: искать убежище в Божественном, ступить на путь постижения Бога. Очень скоро Он избавит тебя от всех твоих недостатков; страх постепенно оставляет того, кто обретает пристанище в Божественном. Если ты веришь мне и прислушиваешься к тому, что говорю я, а не другие, то я смогу передать тебе часть своей силы, которая от этого не уменьшится, а напротив, только умножится. Мы говорим, что жена – Шакти мужа, а это значит, что муж видит в жене свое отражение, находит в ней отклик своих собственных высоких устремлений, удваивая тем самым свою силу.

Неужели ты навсегда хочешь остаться тем существом, которое мечтает об одном: одеть красивую одежду, вкусно питаться, смеяться, танцевать и получать всевозможные наслаждения? Такую жизнь трудно назвать прогрессом. Сегодня жизнь женщины в нашей стране свелась к очень узким и унизительным формам. Оставь же все суетное и следуй за мной. Мы пришли в этот мир, чтобы исполнить работу Бога, так давай же приступим к ее осуществлению.

В твоем характере есть один недостаток – ты слишком наивна. Ты веришь всему, что тебе говорят другие. А в результате душе твоей нет покоя, ум твой не развивается и ты не можешь ни на чем сосредоточиться. Это необходимо исправить; тебе предстоит обрести знание, прислушиваясь только к одному человеку, ты должна настроиться на неуклонное стремление к поставленной цели, научиться не слышать злословия и насмешек людей и твердо и спокойно следовать избранному пути.

Есть, правда, еще один недостаток – не в твоем характере, а в самом времени. А времена в Бенгалии нынче такие: люди неспособны прислушиваться к мудрым и дальновидным словам; они смеются над ними и все превращают в забаву – дхарму, филантропию, высокие устремления, великие начинания, освобождение страны. Из-за своего легкомыслия они готовы осмеять все серьезное, все, что есть высокого и благородного. В тебе тоже есть этот недостаток, порожденный долгим общением со школой Брахмо; есть он и в Барине – да и в каждом из нас в той или иной степени, однако в жителях Деогхара[210] он достиг небывалых масштабов. Крайне важно с железной решимостью вырвать из сознания этот порок; ты легко сможешь справиться с этим, а когда постепенно привьешь себе привычку правильно мыслить, твоя истинная натура не замедлит раскрыться; в твоем характере есть тяга к альтруизму и самопожертвованию, единственное, чего тебе недостает, – так это силы разума, но эту силу ты обретешь в Боге. Служение Богу даст тебе эту силу.

Вот в этом и состоит моя тайна. Не посвящая в нее посторонних, поразмысли над сказанным мною спокойно и рассудительно. Бояться тут нечего, а вот подумать есть над чем. Для начала достаточно полчаса в день посвящать медитации о Боге, облекая в форму обращенной к Нему молитвы свое устремление. Сознание твое постепенно окрепнет. Тебе нужно всегда обращаться к Нему со следующей молитвой: «Позволь мне разделить с моим мужем избранный им в жизни путь, позволь быть верной его идеалам и его устремлению к божественному познанию; позволь мне стать его помощником и инструментом в его руках». Согласна ли ты на это?

23 Скотт Лейн

Калькутта,

17 февраля 1907 г.

Дорогая Мриналини!

Я опять давно не писал тебе. Если ты по доброте душевной не простишь меня за этот мой извечный порок, тогда ничто мне не поможет. От того, что вошло в плоть и кровь, в один день не избавишься. Боюсь, мне может не хватить и жизни, чтобы искупить свою вину.

Да, мы заранее договорились о встрече 8 января, но я не смог приехать; поверь, это произошло не по моей воле. Я должен быть там, куда посылает меня Всевышний. В этот раз я не мог заниматься своими делами – я исполнял Его волю. В настоящее время склад моих мыслей совершенно изменился: большего в этом письме я сказать не могу. Приезжай, тогда я о многом смогу рассказать тебе. Единственно, что с уверенностью могу утверждать в настоящий момент, – отныне и впредь я себе не принадлежу; мне придется послушно следовать туда, куда укажет мне Всевышний, и послушно исполнять то, что Он прикажет. Наверное, тебе трудно понять, что скрывается за этими словами. Однако я должен сказать тебе об этом – в противном случае мои действия могут стать причиной твоих жалоб и страданий. Ты можешь решить, что я пренебрегаю тобой, с головой погрузившись в свою работу. Пожалуйста, не думай так. Конечно, я и так повинен во множестве грехов перед тобой, поэтому, вполне понятно, ты недовольна мною; однако я более не свободен – с этого момента и впредь ты должна помнить, что мои поступки зависят не от моего желания, а совершаются по указанию Божественного. Если приедешь, то сможешь лучше понять смысл моих слов. Надеюсь, Господь явит и перед тобой свет Своей безграничной Милости, которую Он даровал мне, но на все Его воля. Если ты хочешь разделить со мной мою дхарму, ты должна сконцентрировать всю свою волю, постараться и приложить усилия, дабы Он указал тебе путь Своей Милости. Никому не показывай это письмо, поскольку все, что я написал в нем, – тайна. Ни с одним человеком я больше об этом не говорил. Это запрещено. Пока все.

P. S. Я написал Сароджини о наших семейных делах, так что нет необходимости писать тебе о том же отдельно; ты все узнаешь из письма к ней.

6 декабря 1907 г.

Дорогая Мриналини,

Твое письмо пришло позавчера; шаль послал в тот же день – не понимаю, почему ты ее не получила.

Сейчас у меня нет ни секунды свободной: на мне лежит ответственность за статьи, сложные организационные вопросы по работе Конгресса, устройство дел «Банде Матарам». Я едва справляюсь со всем этим. И в довершение ко всему у меня есть еще и моя собственная работа, которой нельзя пренебрегать.

Можешь ты выслушать мою просьбу? У меня сейчас очень беспокойное время, давление со всех сторон такое, что в пору сойти с ума. А если еще и ты будешь расстраиваться, то это лишь усилит мое беспокойство и тревогу: подбадривающее и успокаивающее письмо от тебя может придать мне новых сил, и с легким сердцем я смогу справиться с любыми препятствиями и опасностями. Я понимаю, что тебе не легко жить одной в Деогхаре, но если ты проявишь стойкость духа и укрепишься в вере, тогда страдания не смогут взять над тобой верх. Эти страдания стали твоим жребием с тех пор, как ты вышла за меня замуж. Время от времени нам придется разлучаться, поскольку я не могу, подобно обычным бенгальцам, единственной целью своей жизни считать счастье родных и близких. В подобных обстоятельствах моя дхарма – это твоя дхарма; и до тех пор, пока ты не станешь видеть свое счастье в успехе моей миссии, выхода не будет. И еще одно: большинство тех, с кем ты сейчас живешь, уже немолоды, и даже если подчас они говорят нелестные вещи или делают несправедливые замечания, не сердись на них. Более того, не считай, что они говорят именно то, что думают, либо говорят с целью обидеть тебя. Очень часто слова срываются в гневе, а не нарочно – не стоит за них цепляться. Если ты решишь все же, что оставаться там тебе совершенно невозможно, тогда я попрошу Гириш-Бабу организовать приезд твоего дедушки – пусть он побудет с тобой до моего возвращения с сессии Конгресса.

Сегодня я уезжаю в Миднапор. По возвращении сделаю здесь все необходимое и уеду в Сурат примерно числа 15-го или 16-го. Вернусь 2-го января.

Письмо к брату

Пондичери

Дата неизвестна [апрель 1920 г.]

Дорогой Барин,

Я получил три твоих письма (и еще одно сегодня), но до сегодняшнего дня не мог выбрать времени, чтобы ответить тебе. То, что я сейчас пишу тебе ответ, можно считать чудом, поскольку я очень редко пишу письма, особенно на бенгальском. За последние пять-шесть лет это первое мое письмо на бенгальском. Если я закончу это письмо и отправлю его по почте, то можно будет говорить об осуществлении полного и совершенного чуда.

Сначала поговорим о твоей йоге. Ты хочешь возложить на меня ответственность за свою йогу, и я готов принять ее на себя. Но это значит, что ответственность возлагается на Него, на Того, кто явно или тайно направляет и меня и тебя с помощью Своей божественной силы. И ты должен знать, что неизбежным результатом этого будет то, что тебе придется следовать путем йоги, который Он указал мне. Этот путь я называю Интегральной Йогой. Это не совсем то, чем мы занимались в алипорской тюрьме, и не то, что ты делал во время своего заключения на Андаманских островах. Я начинал с того, что велел мне выполнять Леле, я занимался этим в тюрьме, – все это было поиском пути, хождением вокруг и около, нащупыванием, опробованием, экспериментированием со всеми возможными методами прежних частичных систем йоги, приобретением более или менее полного опыта в каждой из них и затем разведыванием новых методов. После этого, когда я приехал в Пондичери, состояние нестабильности окончилось. Гуру мира, пребывающий внутри нас, ясно указал мне мой путь, полную теоретическую основу – десятичленное тело этой йоги. Все последние десять лет он вел меня вперед, разворачивая это знание во внутреннем опыте; и этот процесс еще не завершен. Судя по всему, для этого потребуется еще около двух лет, и до тех пор, пока все не будет закончено, я, по-видимому, не смогу вернуться в Бенгалию. Пондичери предназначен для осуществления моей йоги, за исключением, пожалуй, одного – работы. Центр моей работы – Бенгалия. Но я надеюсь, что работа эта распространится и на всю Индию, и даже на весь мир.