Держи меня крепче - Рида Сукре

истерично возопила собеседница, не оставляя сомнений в том, что она и есть моя младшая сестрёнка. — Это Людвиг Ван Бетховен. Конечно я. Кому ты ещё можешь понадобиться?

— Ты почему в полиции? — сестрёнку арестовали, не могла поверить я.

Это шутка такая? Вроде, она серьёзно.

— Быстро сюда, и всё узнаешь.

— Всё, поняла. Выхожу.

— Никому ни слова, — напомнила Соня.

— Ага.

Она повесила трубку, я тоже. Её арестовали — что за чушь, или новая глупая шутка? Хотя ей незачем прикалываться надо мной, тем более в такое время. Это слишком даже для вреднючей Соньки. У неё хоть и нет головы на плечах, всё равно она не жестока, а вся её напускная грубость, твёрдость — лишь форма самозащиты.

Часы подсказали, что время близится к часу ночи, у меня входит в привычку гулять в подобное время, а не мирно сопеть в обе дырочки в кроватке или уткнуться в свеженький роман про ля-мур. Вместо этого я спешу спасать сестрёнку от лап правосудия. Это точно я? Самой не верится.

Я быстро оделась, нашла сотовый, который оказался разряженным, что совсем немудрено, давно его не заряжала. У меня даже тамагочи в своё время долго не прожил, я элементарно забывала менять батарейки. Вот и причина почему Соня позвонила именно на домашний. Интересно, если бы трубку снял кто-то из старших, она бы зажала нос и гундося, просила бы позвать меня? Это мысль меня повеселила.

Оставив телефон кормиться энергией, я проверила наличие денег в кошельке (в моей голове активно транслировалась картина дачи взятки органам правосудия, хотя коленки при этом жутко тряслись) и побрела в коридор, по пути остановившись в нерешительности у двери комнаты братика, одной идти в отделение страшно, а с другой стороны, Соня слова на ветер не бросает, так что последний аргумент возымел своё тёплое местечко на Олимпе моих мыслей, и я пошла одна. Благо, местное отделение сотрудников правопорядка совсем недалеко от нашего места жительства, а именно через восемь домов. Что радует, так это наличие освещения на улице, иначе я бы споткнулась и сломала себе ко всему прочему и ногу из-за нервного перевозбуждения.

К счастью, дошла я без приключений. Что тоже ново для меня, ведь последние дни были весьма насыщенными для всевозможных авантюр и неудачных стечений обстоятельств, может быть дело в магнитных бурях. Или я просто пытаюсь найти причину своим неудачам.

С такими мыслями я дошла до отделения. Дежурные части всех подразделений работают круглосуточно, так что я беспрепятственно попала в здание и сразу же устремилась к сонному дежурному, сидящему за стеклом в немного помятом ото сна обмундировании, подпирая подбородок левой рукой. Я нерешительно постучала в прозрачную перегородку, дежурный, немолодой дядька где-то за тридцать, встрепенулся и вперил в меня осоловелый взгляд голубых прозрачных глаз, в нём проскальзывало удивление.

— Здравствуйте, — промямлила я, ожидая, что он тут же поймёт кто я, зачем пришла и что тут забыла, ведь Соня звонила мне по ощущениям вот только-только. Но не тут-то было.

— Здравствуйте, — пробухтел он, раздражённый, что я мешаю ему бдить.

— Меня зовут Елена Матвеева.

— Ясно. Нате, пишите, — он протянул мне лист и, наткнувшись на недоумение в моём взгляде, кивнул в сторону ручки, привязанной верёвочкой вместо оторванной пружинки к некогда её креплению, которое тоже было сломано. Моё ехидство обдумывало стоит ли полюбопытствовать есть ли в этой ручке паста.

— Простите, э… Зачем бумага? — всё же он жутко странный.

Видимо, он хотел от меня заявления с просьбой забрать сестру. Она же несовершеннолетняя. В милиции мне бывать не доводилось, но по телеку, когда приходят кого-нибудь вызволять из-за решётки, ограничиваются словами и обещаниями больше так не делать. В американских сериалах.

— Заявление писать, — с видом «ты чё, дебилка?» и почесав минимализм растительности под кепкой, произнёс служивый.

— Ну, хорошо, давайте.

— Паспорт, — потребовал дежурный, я без задних мыслей отдала его, он принялся листать мой новенький документ.

Новенький, красивый, не то, что старый, который я сто раз роняла в лужу, застирывала с вещами, да чего с ним только не было! Зато этот само очарование, его даже приятно нюхать — настолько он хорош, источает аромат новизны. Мужчина в погонах нашёл страничку с фотографией, смерил меня сканирующим взглядом, сравнив с моим цифровым отображением, снова уткнулся в паспорт, на меня, в паспорт, на меня, выпучил глаза, прочистил горло, громко хмыкнул и требовательно выдавил:

— Врать изволите? — потом подумал немного и продолжил жалостливым, даже участливым тоном: — гражданка Охренчик? — сложно было не заржать, уважаю его выдержку.

У меня же сердце бухнуло с оглушительным ударом, словно мешок картошки упал с пятого этажа, и в пятки ушло. Из головы вылетела причина, почему у меня теперь новый паспорт. Не бывает чудес и подарков задарма. За всё надо платить. В моём случае эксклюзив: я заплатила своей бесценной фамилией, своей гордостью, которую не собиралась менять даже при замужестве. Теперь я Охренчик. Конечно, стражу порядка меня жалко, мне саму себя жалко, но я ещё и с наглой рожей заявляю, что я Матвеева. Да ещё и товарищу милиционеру, который может меня арестовать. Хотя за враньё ведь не арестовывают, тем более я замужем-то меньше суток.

— Ой, простите, мы вчера только расписались, — виноватым тоном выдавила я. — Ещё не привыкла.

Это не было ложью. Слова дались легко.

Дежурный хлопнул глазами, кивнул, мол, принято, и проверив печать о браке, протянул мне паспорт и вновь приказал:

— Пишите.

— А что писать? — решила рискнуть и спросить я, заранее прикидывая как осуществить это левой рукой.

— Заявление, — как для полоумной вновь повторил он.

— Какое заявление?

И кто из нас не дружит с головой? Сложно ему ответить на вопрос, почему надо выпытывать, можно подумать все граждане юридически подкованные и сразу знают, что писать. Эти голубые глаза, вновь сверлящие меня, содержат долю тупизма не в меньшей мере, чем валенки, где-то девяносто к десяти процентам здравого рассудка (могла бы предположить, что все сто, но ведь не зря ему телефон доверили, он не безнадежён).

— О на-па-де-ни-и, — по слогам произнёс страж порядка.

— Каком нападении? — с осевшим от переизбытка чувств голосом выговорила я.

На Сонечку напали? Какой кошмар! Бедная девочка… Обязательно переговорю с дядей, чтобы не пускал её гулять, как стемнеет, и пусть она меня за это станет ненавидеть ещё больше. Безопасность дороже. А я думала, она что-то натворила. Надо быть добрее к людям, а не предполагать их вину. Позор мне.

Дежурный ткнул в район над моей головой, я обернулась, чтобы посмотреть, на что он