Дом Морганов. Американская банковская династия и расцвет современных финансов - Рон Черноу

в летописи Моргана. В 1903 г. он привлек к управлению Нью-Хейвеном Чарльза С. Меллена, которого называли "последним из железнодорожных царей". У Меллена была гладкая, куполообразная голова, седые усы и холодная, саркастическая манера поведения, благодаря которой он стал самым ненавистным человеком в Бостоне. Для Моргана и Меллена "Нью-Хейвен" стал своего рода фолиантом, в котором проявилось худшее, что было в них обоих, - презрение к публике.

Эти две компании планировали захватить все виды транспорта в Новой Англии и безжалостно узурпировали пароходные линии, междугородние электропоезда, системы скоростного транспорта - все, что угрожало их монополии. New Haven поглотила все железные дороги в Род-Айленде, Коннектикуте, и на юге Массачусетса. Центральным пунктом их плана стала покупка в 1907 году железной дороги Бостона и Мэна. Этот план был настолько противоречивым, что Пирпонт и Меллен встретились с президентом Рузвельтом, чтобы избежать антимонопольных проблем. Хотя президент дал свое молчаливое согласие, позже он признался, что перешел "грань приличия, потворствуя правонарушениям", совершенным New Haven.

Экспансия New Haven была неразумной и недобросовестной. Поглощая конкурентов, она платила непомерные цены, и ее долговая нагрузка становилась все больше. Железная дорога превратилась в раздутого монстра холдинга, в 336 дочерних компаниях которого работало 125 тыс. человек. Чтобы скрыть свои финансовые махинации, она создала сотни фиктивных корпораций, во главе которых стояли непонятные клерки, которых периодически вызывали на работу и заставляли подписывать контракты. Дом Моргана извлекал огромные прибыли из этого корпоративного лабиринта, получая около миллиона долларов комиссионных от непрерывного потока акций и облигаций. Тем временем реальный будущий конкурент New Haven - автомобиль - вырвался из широкой сети, которую Пирпонт набросил на транспорт Новой Англии.

Незаметно для общественности сам дом Морганов был обеспокоен деятельностью Меллена. В мае 1908 г. Джордж Перкинс писал Пирпонту: "Я все еще чувствую, как и в течение нескольких лет, что мистер Меллен своими финансовыми методами вводит дорогу Нью-Хейвен в значительный беспорядок, и это, я думаю, становится более или менее общим мнением". Банк начал потихоньку распродавать свои ценные бумаги в дороге.

К несчастью для имиджа Пирпонта, Меллен был его ярым поклонником и впоследствии говорил, что никогда не предпринимал никаких инициатив без предварительной консультации с Пирпонтом. "Я ношу воротник Моргана, - хвастался он перед журналистами, - но я горжусь этим. Если бы мистер Морган приказал мне завтра отправиться в Китай или Сибирь в его интересах, я бы собрал вещи и поехал". Он оставил неизгладимый портрет Пьерпонта как авторитарного члена совета директоров. "Когда мистер Морган хотел прервать оппозицию и дискуссию, он бросал коробку спичек, опускал кулак и говорил: "Объявите голосование. Посмотрим, на чем остановились эти джентльмены". "Другие члены совета директоров, по словам Меллена, трусили и подчинялись ему.

Покровительство Моргана имело определенные преимущества для железной дороги. Акции New Haven считались самыми надежными среди "голубых фишек" и приносили высокие дивиденды. И Чарльз Меллен имел положительные стороны как железнодорожник. Он впервые позволил пассажирам путешествовать из Нью-Йорка в Бостон без пересадок. Проблема заключалась в том, что Меллен был отъявленным негодяем. Вот вердикт Уильяма Аллена Уайта: "Меллен, в глазах экономических либералов, был главным дьяволом плутократии в Массачусетсе и Новой Англии. В политике Меллен шел к своей цели прямым путем, оправдываясь совестью плутократа, который презирал демократические угрызения совести".

Позднее следователи Конгресса выяснили, что только на одной пригородной линии Меллен раздал взяток на сумму около миллиона долларов. Он даже подговорил профессора Гарвардского университета читать лекции в пользу мягкого регулирования движения поездов и троллейбусов. Власть Нью-Хейвена была настолько распространена в Новой Англии, что ее стали называть "невидимым правительством". Щедрость Меллена распространялась вплоть до Республиканского национального комитета. Получив впоследствии иммунитет от судебного преследования, Меллен почти восхвалял порочную убогость, полное отсутствие деловой щепетильности. Давая показания о конкуренции между New Haven и конкурентом, его спросили, в какой форме она проявлялась. "Любая форма, которую вы можете себе представить, - один человек вырезает сердце у другого, за исключением того, что это были две железные дороги".

Открытый скандал на New Haven привлек внимание самого хитрого и находчивого врага Дома Морганов - Луиса Д. Брандейса, в прошлом "народного адвоката", а впоследствии судьи Верховного суда. Сын восточноевропейских иммигрантов, выпускник юридического факультета Гарвардского университета, Брандейс в 1907 г. уже был юристом-миллионером, когда он взялся за дело Нью-Хейвена в интересах общества. В том же году он возглавил борьбу против приобретения компании Boston & Maine.

Брандейс подверг критике "Кодекс джентльмена-банкира" - ритуалы, регулирующие конкуренцию между элитными банковскими домами. Он озвучил темы чрезмерного влияния банкиров, которые были усилены слушаниями в Пуджо и нашли свое отражение в "Новом курсе", а впоследствии определили политику Комиссии по ценным бумагам и биржам. Он утверждал, что банкиры и компании должны находиться на расстоянии вытянутой руки. По мнению Брандейса, банкиры, входящие в советы директоров корпораций, находились в ситуации конфликта интересов. Не будучи нейтральными доверенными лицами компаний, они были склонны нагружать клиентов ненужными облигациями или взимать с них завышенные комиссионные. Дом Моргана стал для него главным наглядным примером: по его словам, он символизировал "монопольный и хищнический контроль над финансовыми и промышленными ресурсами страны". Критика Брандейса основывалась не на государственном регулировании монополий, а на их разрушении и возвращении к мелкомасштабной конкурентной экономике. Со временем эта точка зрения оказалась гораздо более угрожающей для дома Морганов, чем разрушение трестов Тедди Рузвельта и других сторонников крупной промышленности.

День расплаты наступил для Нью-Хейвена в 1911 г., когда из-за долгов пришлось увольнять сотрудников, сокращать зарплаты и откладывать важнейшие работы по обслуживанию путей. На дороге накопился печальный список крушений поездов - четыре в том году и семь в следующем, в результате которых погибли десятки людей. По мере того как в 1912 г. количество крушений поездов увеличивалось, Брандейс находил все более широкую аудиторию для своих нападок на "Нью-Хейвен", а Межгосударственная торговая комиссия начала проводить слушания по этому вопросу. Летом того же года Брандейс отправился в Си Гирт, штат Нью-Джерси, чтобы проконсультироваться с Вудро Вильсоном, кандидатом в президенты от Демократической партии. Брандейс консультировал Вильсона по экономическим вопросам, писал речи и вставлял в свою риторику тему Money Trust, заставляя Вильсона выступать за прекращение блокировки директоров между банкирами и промышленными компаниями. Для Брандейса Нью-Хейвен стал архетипическим сражением в вечной войне между "народом" и "интересами".

Угрожая Брандейсу, Меллен дал отпор в неподражаемом грязном стиле. Бостонское издание под названием Truth, субсидируемое New Haven, представило Брандейса как агента Якоба Шиффа и описало его кампанию как часть "вековой борьбы между евреями