Академия Клементины (СИ) - Юлия Цезарь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Всего доброго, мисс Хемстел-Кронис.
— Я любила вас, профессор Ридмус, — призналась Ева. Терять ей было уже нечего. По крайней мере, отношения с Йеоном хуже, чем есть сейчас, стать не могли. — По-настоящему любила. Но вы показали мне, что я была такой же дурой, как те девицы, которые покупали у меня духи. Это был лучший жизненный урок от вас. Прощайте, профессор Ридмус.
И опять предательские слезы выступили на глазах. Это «мисс Хемстел-Кронис» звучало так обидно из его уст. Хочет видеть в ней врага? Что ж, он его получит. И очень сильно пожалеет об этом. Если он вдруг ещё не знал на своем веку, что означает обидеть влюбленную женщину, она ему покажет. До этого все ее выходки были лишь детскими проделками. За разбитое сердце она превратит его жизнь в ад.
— По-настоящему ли? — усмехнулся грустно Йеон ей в спину. — Посмотрим это в ваших дальнейших действиях.
Он будто бы прочитал её мысли, но на самом деле, просто хорошо её знал. Он догадывался, что ей движет что-то большее, чем чувства ученика к учителю, но и нечто меньшее, чем настоящая любовь. Он сейчас считался с её чувствами, но не отнёсся к ним так серьёзно, как бы она того хотела.
И в своих словах он был честен — её дальнейшая жизнь покажет ему и ей, что она по-настоящему испытывала. Сейчас, видя, как она влюблена в Винсента, как ходит с ним на переменах и как воркует в столовой, Йеон лишний раз убеждался, что всё это не так серьёзно, как казалось самой Еве.
Он не взглянул на её спину, не взглянул и на то, как она закрыла за собой дверь.
Вместо столовой, где они собирались встретиться с Винсентом, Ева вернулась к себе в комнату. Разговор с Йеоном ее так разозлил, что она намеревалась немедленно написать и заявление на перевод, и письмо матери, в котором донесла бы обо всем: о своем укусе, об укусе профессора Лехлаэ. Это его благородное «Я разрешаю»… Да кто он такой, чтобы так говорить с ней? Простой вампир! Но отчего же сердце так тосковало, что больше никогда не увидит его?
Письмо домой, которое она успела начать, было порвано в клочья. Слезы крупными каплями падали на стол. Она просто не могла так подставить его. Если Йеона уволят, кто придет вместо него? К этому другому разве она сможет точно также отправиться в кабинет с широкой улыбкой, пойманная после проделки, как делала это с Йеоном? Ей было очень больно из-за того, что он прогнал ее с уроков и, наверное, из своей жизни.
Разве преподаватель должен так делать? Она ведь не такой гений, как Генрих, чтобы самостоятельно научиться чему-то так же хорошо, как если бы посещала занятия. Рука так и зависла над чистым пергаментом, который она подготовила для заявления. Сильное желание стать магом не давало ей просто перевестись. Она знала, что ей будет тяжело самой изучать стихии и практиковаться, но лучше часть знаний, чем вообще никаких. Ева написала заявление, и даже два, но вовсе не о переводе. Первое было отказом от посещения занятий профессора Ридмуса, и что она будет сдавать экзамены по магии только в присутствии директора, а второе — просьба разрешить посещать практику профессора Симонса официально и с оценками, как Генриху. Закончив писать, она схватила пергамент и двинулась в столовую, рассчитывая найти профессоров там.
Раз Йеон больше не хотел ее видеть, Ева сделает так, как он хочет. Даже на экзамен пусть не приходит. Она его боится? Это он боится смотреть ей в глаза! «Трус!» — мысленно ругалась она на него по дороге, лишь бы больше не плакать. Пусть лучше возмущение и злость вытеснят всю обиду и разочарование. Поэтому в столовую она влетела уже сильно накрутившая себя и вместо того, чтобы пойти за свой стол, направилась к преподавательскому. Пусть она потом проплачет всю ночь, но поставит точку прямо сейчас.
— Подпишите это, — с громким стуком она положила первое заявление на свободное от тарелок место перед Йеоном, затем поверх него второе, — и это вместе с профессором Симонсом. Потом оба сами отнесите директору. — Ее разгневанный взгляд поднялся на Йеона, и рядом она заметила ненавистные белокурые пряди эльфийки. Ева вспомнила об этой гадине, и ее захлестнула такая ревность, которую она никогда ранее не испытывала. «Все из-за этой остроухой твари!» — Профессор Лехлаэ, ждите от меня такое же заявление. На ваши занятия я тоже отказываюсь ходить!
Развернувшись на каблуках, Ева быстро прошла на свое место и под удивлённые взгляды друзей молча принялась за свой обед. Не будет никому ничего объяснять.
Винсент в шоке следил за ней, и также в шоке наблюдала за тем, как Йеон впервые, даже не пытаясь скрыться от глаз учеников во время своего приближения, темной фигурой шел к их столу. Он с не менее громким стуком, а с его силой даже сильнее, бросил на стол оба этих листа. Подписанные.
— Мисс Хемстел-Кронис… — А вот и голос, при котором еще в прошлом году учитель отчитывал свою несносную ученицу: холодный, строгий. Он навис над ней, пока его лева рука лежала на листах также слева от неё. И получалось, что своей макушкой она чувствовала холод его дыхания. — Вы, кажется, забыли, кто здесь есть кто. Преподаватели вам не собаки, что бы «относить ваши заявления директору». Еще одна такая выходка, и сама пойдешь уже к директору на лекцию о субординации, ты меня поняла?
Кажется, он был даже разозлен сильнее, чем каждую свою лекцию во время её грешков. Винсент аж поежился от такого. Сам-то он никогда не видел профессора в таком духе, но еще больше он внимательно следил за реакцией Евы. Больше всего он сейчас думал о том, что между ними опять что-то произошло, раз сама Ева так продошла к нему, и раз сам вампир так вернулся к ней.
— Ты не на того нарвалась, Ева. — А вот эти слова были прошепчены на самое ухо, и никто, кроме Евы, не слышал слов. — Не передо мной ты должна сверкать сумкой с деньгами и связями, их я не боюсь, хотя знаю, к чему это может меня привести. Но никакая пигалица не смеет так со мной обращаться. Я декан. Я профессор.
