Король-Уголь - Эптон Синклер

— Значит, вы не можете поддержать нашу стачку? — воскликнул Хал.

— К сожалению, это невозможно, — был ответ Мойлена. — Эта стачка с самого начала обречена на провал. Сейчас нет ни малейшей надежды на успех, — прежде надо проделать огромную организационную работу!

— Но ведь тем временем профсоюз в Северной Долине совершенно развалится! — пытался спорить Хал.

— Ничего не поделаешь, — последовал ответ. — Придется нам тогда снова организовывать. Такова природа рабочего движения.

Джим Мойлен был молод и видел настроение Хала.

— Не поймите нас превратно! — воскликнул он. — Все это невыносимо тяжко, но мы не в силах помочь. Наша задача — организовать профсоюз, а если мы станем поддерживать любую стачку, мы в первый же год окажемся банкротами. Вы себе не представляете, как часто происходят подобные случаи. Не проходит месяца, чтобы к нам не обращались по таким делам.

— Я вполне вас понимаю, — сказал Хал. — Но мне казалось, что в данном случае, сразу после катастрофы, когда все рабочие так возбуждены…

Молодой ирландец только печально усмехнулся.

— Вы в этом деле новичок, — сказал он. — Если бы катастрофы в шахтах обеспечивали успех забастовки, видит бог, наша работа была бы очень легкой. В Бареле — это немного ниже Северной Долины — произошло подряд три больших взрыва. Больше пятисот жертв за один год!

Оказывается, по своей неопытности Хал утратил чувство пропорций. Он посмотрел на обоих лидеров рабочего движения и вспомнил, как он представлял себе таких людей, когда впервые приехал в Северную Долину: для него это были безответственные крикливые агитаторы, подстрекающие честных тружеников бросать работу. Но сейчас все вышло наоборот. Он весь горел от нетерпения, а «агитаторы» всячески старались охладить его пыл. Они спокойно и деловито произнесли свой приговор: «Рабы Северной Долины, вернитесь в подземные темницы!»

— Что же мы скажем шахтерам? — спросил Хал, усилием воли стараясь подавить свое огорчение.

— Повторим им то, что я уже сказал вам. Мы бессильны, пока весь район не будет охвачен профсоюзным движением. А до тех пор они должны терпеть, но пусть сделают все, чтобы сохранить свою организацию.

— Но ведь выгонят всех активистов!

— Ну, далеко не всех! Администрации почти никогда не удается выловить всех.

Здесь вмешался медлительный старик Хартмен: Компания уволила в прошлом году за профсоюзную деятельность или по подозрению в ней больше чем шесть тысяч человек.

— Шесть тысяч! — повторил за ним Хал. — Неужели в одном только вашем районе?

— Да, именно в одном!

— Но во всем-то районе — двенадцать, от силы пятнадцать тысяч рабочих!

— Знаю.

— Как же вам удается сохранять организацию?

На это последовал спокойный ответ:

— Новые рабочие точно так же страдают от своих хозяев, как те, кто был до них.

Хал вспомнил: «Муравьи Эдстрома! Строят свою переправу, строят, снова строят, сколько бы ливни ни размывали их». У этих людей нет той горячности, какая свойственна юноше из привилегированного класса, который не привык встречать препятствий на своем пути и считает, что свобода, человеческая порядочность и справедливость являются неотъемлемыми условиями жизни.

При всем том, чему научила Хала беседа с этими людьми, еще большему научило его их молчание, их сдержанное, реалистическое отношение к событиям, которые его самого приводили в слепую ярость. Он уже начинал понимать, чего будет ему стоить верность клятве, которую он дал горемычным шахтерам в Северной Долине. Для этого потребуется гораздо больше, чем внезапная вспышка: потребуется ум, терпение, суровая самодисциплина. Годами надо будет учиться и работать не покладая рук!

19

Итак, Хал был вынужден подчиниться решению руководителей профсоюза. У них опыт, они умеют правильно оценить положение. Шахтеры должны вернуться на работу, а Картрайт, Алек Стоун и Джефф Коттон снова будут ими помыкать. Единственное, что мятежники могут сделать — это сохранить свою тайную организацию.

Джерри Минетти упомянул про Джека Дэйвида. Нынче утром, не повидавшись с руководителями профсоюза, он поехал обратно в Северную Долину. Его, пожалуй, не коснется подозрение. Если так, то ему удастся сохранить свое место и продолжать профсоюзную работу.

— А как будет с вами? — спросил Хал. — Вы вроде как сожгли все корабли?

Джерри никогда не слышал этого выражения, но догадался, что оно значит.

— Еще бы! — сказал он. — Дотла сжег!

— Скажите, а вы не заметили там, внизу, в вестибюле, филёров? — спросил Хартмен.

— Что-то я пока не научился их различать.

— Скоро научитесь, если будете заниматься нашим делом. С тех пор как открылось наше отделение союза, минуты не было, чтобы против дома не торчало полдюжины этих молодчиков. Всякого, кто приходит к нам, они выслеживают до дома, и в тот же день он оказывается выгнанным с работы. Как-то ночью они взломали ящик моего стола и похитили мои письма и бумаги. Они уже сто раз угрожали убить нас!

— Не пойму, как вы все-таки умудряетесь что-то делать в этих условиях!

— Нас это все равно не остановит! Когда они лезли ко мне в ящик, они думали найти там списки наших организаторов. Но у меня-то все списки в голове!

— И это тоже не пустяк! — вставил Мойлен. — Знаете, сколько у нас организаторов? Девяносто семь! И ни одного из них до сих пор не поймали!

Хал слушал в изумлении. Ему открылась новая сторона рабочего движения. Этот спокойный, рассудительный старый немец — по виду типичный владелец колбасной лавки, и этот жизнерадостный ирландский паренек, какие ходят под ручку с барышнями на благотворительный бал пожарников, — оба эти человека были предводителями армии минеров, подрывателями могучей крепости алчного Питера Харригана!

Хартмен предложил Джерри испробовать силы на этом поприще. Его несомненно выгонят из Северной Долины, поэтому он ничего не потеряет, если сразу вызовет семью в Педро. Так он, пожалуй, сохранит для себя роль организатора. Дело в том, что шпики имеют обычай следовать за человеком до самой шахты и уже там выяснять его личность. А если Джерри поедет поездом в Уэстерн-Сити, то он может сбить их со следа и после перебраться в какой-нибудь другой поселок для организационной работы среди итальянцев. Джерри принял это предложение с восторгом: оно отодвигало тот страшный день, когда Роза и малыши будут брошены на милость судьбы.

Во время этой беседы раздался телефонный звонок. Звонил секретарь Хартмена из Шеридана, чтобы сказать, что он получил весть от похищенных делегатов. Всю группу — восьмерых мужчин и одну женщину, Мэри Берк, — довезли до Хортона, небольшой станции, на боковой ветке. Там их насильно, под угрозой избиения, посадили на поезд. Но они сошли на первой остановке, объявив о своем намерении ехать в Педро. Вскоре они, вероятно, появятся в гостинице.

Халу захотелось присутствовать при этой встрече. Он вышел на улицу предупредить брата, что задержится. По этому поводу, конечно, вспыхнул новый спор. Эдуард напомнил ему, что виды города Педро нагоняют скуку своим однообразием, на что Хал мог ответить лишь предложением познакомить Эдуарда со своими друзьями. Это люди, от которых Эдуард может многому научиться, если захочет. Отчего бы ему не присутствовать при встрече с шахтерскими делегатами, которые отважились на героический подвиг и стали жертвами преступления! Отнюдь не скучные люди! Например, синеглазый Тим Рэфферти — молчаливый гном с перепачканным лицом, вырвавшийся из темного подземелья и нежданно-негаданно раскинувший золотые крылья высокого красноречия. Или Мэри Берк, о которой Эдуард может прочесть в сегодняшнем выпуске «Уэстерн-Сити газетт». Ее называют там «шахтерской Жанной д'Арк» или еще как-то не менее живописно. Однако мрачное настроение Эдуарда не рассеивалось. Он уже видел имя брата на столбцах газеты по соседству с этой ирландской Жанной д'Арк!

Джерри Минетти повел Хала перекусить в какое-то место, которое Эдуард назвал презрительно харчевней. Сам же Эдуард в гордом одиночестве отправился обедать в ресторан гостиницы «Америка». Но он недолго пребывал в одиночестве. Вскоре за его стол усадили востроносого человечка, который немедленно попытался завести с ним разговор. Он — коммивояжер, продает скобяной товар; а чем торгует джентльмен, полюбопытствовал он. Эдуард холодно ответил, что не торгует ничем, но от коммивояжера не так-то легко было отвязаться: по-видимому, профессия этого человека отучила его от самолюбия. В таком случае, может быть, собеседник интересуется шахтами? Не посетил ли он какие-нибудь из них? Незнакомец так упорно возвращался к этой теме, что Эдуарда осенила, наконец, догадка: да ведь это его обнюхивает ищейка Компании! Как ни странно, но этот случай вызвал у Эдуарда большее возмущение режимом Питера Харригана, чем все страстные речи младшего брата об угнетении людей в Северной Долине!