Крах всего святого - Илья В. Попов

все, кто стоял у его кровати, были чисты, как утренняя роса. Решив, что не стоит ломать голову самому, когда можно посоветоваться с профессионалом в подобных делах, Матиас уже было повелел послать за Пти, но решил оставить это на после, вдруг ощутив себя так, словно его выкрутили наизнанку, а потом расправили снова. Моро повелел оставить его одного и наконец, когда за последним гостем захлопнулась дверь, он прикрыл глаза, наслаждаясь наступившей тишиной.

Матиас уже было задремал, как низменные чувства взяли вверх над усталостью. Откинув мысль вызвать слуг — боясь, что вместе с ними в спальню проскользнет очередной словоблудливый доброхот — он кое-как сумел достать из-под кровати ночной горшок и, устроившись на краешке кровати, поддался природной натуре. Раздался тихий стук — Моро уже открыл рот, дабы указать гостю на неудобность его визита, но увидав сквозь щель лицо Реджиса с облегчением выдохнул и пригласил того войти. Проскользнув внутрь Пти учтиво отвернулся, подождав пока его величество закончит и только после того как убедился, что Матиас вновь одернул белье, присел на табурет подле кровати.

— Кто? — произнес Матиас, зная, что собеседник поймет его без лишних на то слов.

Матиас привык видеть Реджиса Пти в двух обличиях: на публике он был мелким дворянином — сыном полунищего барона, с жалким клочком земли, на котором не рос даже сорняк — столь учтивым и покорным, что подобная вежливость скорее походила на подобострастие. Казалось, будто он сам не верил своему счастью оказаться среди сильных мира сего и старательно пытался оправдать данное ему положение. Но перед некоторыми людьми Реджис моментально скидывал маску льстеца, превращаясь в совершенно другого человека — холодного и расчетливого дельца, взращивающего вместо винограда слухи и вдумчиво пожинающего урожай сплетен; талантливого кукловода, столь тонко дергающего за нитки, что люди зачастую и не понимали, как ловко ими пользуются.

Но сейчас глава фриданской разведки выглядел так, точно сам намедни чуть не отдал богам душу — губы его были искусаны едва ли не до крови, мешки под глазами явствовали из недостатка сна, а с лица не сходило такое кислое выражение, словно он жевал лимоны.

— Не имею ни малейшего представления, — прямо ответил Реджис. — Но одно я могу сказать точно — убийца действовал не в одиночку. Кто-то провел его в замок и вывел после того, как дело было сделано.

— Слуги? Стражники? Придворные?

— И этого я тоже не знаю, — нехотя выдавил Пти, после несколько мгновений молчания, будто не желая укоренять собственное поражение. — Может быть и да. А может быть, и нет. Но первые вне подозрений, это я вам гарантирую.

— Ты уверен? — поморщился Матиас. В свое время он прочитал немало летописей и исторических хроник, поэтому прекрасно знал о том, что к большей части — если не ко всем — покушениям на властных лиц прикладывает руку кто-то, вхожий в их окружение. Флоренса Храброго отравил младший брат, Горси Мерра удушила во сне собственная жена по наущению любовника — Рика Быстрого, знаменитого фехтовальщика и одного из первых клинков двора, кой, правда, недолго пережил соперника и даже Амарэйнт Молчащую погубила ее же воспитанница, пускай и ненамеренно.

— Уверены лишь боги, — буркнул Реджис. — Но каждая пара глаз во дворце следит за двумя другими — от писарей до чистильщиков нужников. Вряд ли ваши недруги смогли заручиться поддержкой всех и вся и подкупить всю обслугу разом — кто-то бы что-то да заметил. Но пускай убийца улизнул, кое-что после себя он все же оставил.

Достав из-за пояса какую-то вещь, завернутую в платок, он протянул ее Матиасу — тот сразу же узнал кинжал и не без сомнения взял его из рук Пти. Признаться, держать оружие, которое едва не лишило тебя жизни — довольно странное чувство… Но Моро не мог не отметить мастерство оружейника, чьими руками был выполнен стилет: костяную рукоять украшали вырезанные фигурки обнаженных людей, держащихся за руки, и какие-то непонятные письмена; а на изогнутом лезвии вдоль дола распускались замысловатые узоры. Заметив на кончике засохшую каплю крови, Матиас чуть вздрогнул.

— Свечник нашел его на верхней площадке восточной башни, — Реджис сплел пальцы и сложил их на подбородок, задумчиво глядя на лезвие. — Там же была и веревка с железным крюком — что-то наподобие небольшого якоря, которым убийца зацепился за окно и спустился вниз. На земле же мы обнаружили следы копыт — видимо, лошадь подвел тот, кто и впустил негодяя. Он тщательно выверил время — как раз между всеми разводами, когда расчет восточной башни отбыл, но новых стражей еще не было.

— Необычный нож. Никогда не видел ничего подобного, — произнес Матиас, отдавая оружие обратно Реджису.

— Да, клинок явно не фриданский — видите эти линии? Подобную сталь куют на Зафибаре. Дорогая игрушка и весьма редкая.

— Итак, за слуг ты, предположим, ручаешься. Но что как насчет придворных?

— А вот здесь я не был бы столь уверен, — спрятав стилет за пазуху, Пти потер подбородок. — Но у меня есть подозрения, что к покушению мог быть причастен один из гостей, что прибыл на праздник. На вашем месте я бы сослался на плохое самочувствие и воздержался на время от лишних встреч. К тому же…

— Прошу прощения, мой король, — в дверях показался стражник, переминающийся с ноги на ногу. — Но господин Абдум Альха… Али…в общем, арраканец просит вас увидеть.

— … итак, ваша светлость, — Реджис вскочил на ноги, снова накидывая личину простого сенешаля, — вино пребудет не более чем к концу месяца. Вынужден вас оставить — хоть после пира и прошло три дня, но замок еще перевернут с ног на голову.

Отпустив Реджиса, Матиас велел пустить к себе арраканца. Спустя некоторое время он уже стоял напротив — высокий, худощавый, с янтарной кожей. Чуть вытянутый подбородок удлиняла острая бородка, в черных волосах успела осесть первая проседь, но осанка была юношеская, а в глаза мелькали живые огоньки. Сделав глубокий поклон, он произнес:

— Рад видеть вас в добром здравии, ваше величество. Как вы себя чувствуете?

— Я жив и это уже чудо, — Моро взмахнул рукой и стражники, стоявшие позади арраканца, выскользнули в коридор. — Судя по тому, что я слышал, из нас двоих поклоны должен отбивать я. Вы спасли мне жизнь, но я до сих пор не знаю вашего имени.

— Абдумаш Аль-Хайи ибн Зафар, — склонил голову арраканец. — Философ по профессии, ученый по натуре и путешественник по нужде. Но вы изрядно мне льстите, между тем опуская умения ваших лекарей — я лишь подсказал им нужное направление и дал