Путь домой. Книга вторая - Олег Верещагин:

Посреди общей схватки сражались Сергей и тот парень — уже без щита. Я это заметил краем глаза, но было не до этого — Анри с трудом отбивался от своего противника, и я перехватил американца.

— Я… сам… — пропыхтел Анри, пытаясь отдышаться.

— Вместе, вместе, — спокойно ответил я.

— Не убивайте! — американец в отчаянье бросил валлонку. — Ради бога! Не убивайте!

Анри опустил палаш, но я не остановил удара — точнее, укола, пробившего парня слева между рёбер. И обернулся. Схватка практически закончилась, только Сергей ещё сражался… нет! Как и тогда, во время схватки на зимнем берегу, я не понял, что же сделал мой друг. Но американец рухнул на сырую землю с разрубленной головой, а Сергей вскинул над собой палаш. По левой руке у него бежала кровь.

— Эва! — закричал Йенс. — Эва, смотри!

Американка в сопровождении двух белокурых атлетов прыжками поднималась по склону. Я подбежал тоже — как раз когда она склонилась над трупом — и, издав улюлюкающий вопль, одним ударом корды отсекла мёртвому голову, и, подхватив её за окровавленные волосы, раскрутил над головой и метнула страшный трофей в сторону лагеря с криком:

— Фрэнки! Дружище! Это тебе! — и, повернувшись ко мне, выдохнула: — Это был Сэм.

У неё было весёлое, счастливое лицо человека, который увидел, как исполняется его мечта…

…Ветер закручивал на небе водовороты чёрных, тяжёлых туч.

— Дайте дорогу! — закричал я. Словно в ответ на мой крик, хлынул дождь — ледяной ливень, сразу, обвалом, мгновенно превращая подтаявшую землю в грязь. — Дорогу! Фрэнк! Где ты?!

Кто-то шарахнулся с моей дороги сам, кого-то я отшвырнул за плечо, расчищая себе дорогу — даже не понял, кого, но впереди оказалось открытое место, лежащие трупы и — шагах в десяти — ощетинившаяся оружием группка людей.

Земля вскипала от дождя.

— Фрэнк, — я сплюнул густую слюну боевого осатанения. — Идти сюда, Фрэнк. Ну? Я жду.

В глубине кучки кто-то лающе рассмеялся. Озлобленно дышащие ребята раздались, и вперёд — плечом, словно протискиваясь в узкую щель — вышел рослый светло-русый парень в широкой кожаной броне, похожей на плащ с нашитыми роговыми бляхами. В правой руке у него был палаш, в левой — остриём к себе — большой, чуть изогнутый охотничий нож. С обеих лезвий стекала размытая дождём кровь, и Фрэнк мерил меня оценивающим холодным взглядом. Наверное, и мой взгляд был таким же…

— Олег! — словно выплюнул он моё имя, и его взгляд из холодного стал яростным и непримиримым. Я понимал — сейчас он видит во мне человека, разрушившего его привычный, надёжный, устоявшийся мир. И улыбнулся в ответ, потому что меня радовала мысль об этом разрушении. Мир Фрэнка того стоил. Очевидно, именно эта моя улыбка и стала последней каплей. Цедя непонятные ругательства, Фрэнк пошёл ко мне по раскисшей земле.

Убивать пошёл. Видно было по походке, по хвату оружия, по лицу. Я ждал, стоя на месте, сдувал с губ воду и разминал пальцы на рукояти палаша. Дождь, казалось, ещё усилился.

В двух шагах от меня Фрэнк прыгнул вперёд — напористо, молча. От палашей, столкнувшихся над головами, брызнул сноп бледных искр. Мы отшатнулись; следующий удар нанёс я, такой же яростный — и вновь шарахнули искры. Мой удар дагой Фрэнк отбил ножом у своего живота, но я ударил его ногой в колено и попал — американец с хриплым рычанием отшатнулся, но тут же вновь нанёс удар, а за ним — ещё палашом и ножом в бок. Я отбивал удары и удачно ушёл от пинка в бедро.

Дождь хлестал нас, хлестал кипящую землю, хлестал застывших ребят — наши и врагов, стоящих на ногах и неподвижно лежащих в грязи.

— Убью, сволочь… — прохрипел Фрэнк, рубя сплеча. Я нырнул под удар, врезал ему ногой в грудь ударом из саватта, но американец ловко ушёл, подбил пинкой вторую мою ногу, и я полетел в грязь.

Через долю секунды он уже навис надо мной. Я видел — как-то одновременно — безумные, почерневшие глаза и палаш в руке с задравшимся широким рукавом брони. Я сжался в комок, перекатываясь под ударами, потом обеими ногами пнул Фрэнка в пах и, когда он согнулся, добавил ногой в лицо, опрокидывая его наземь. Он упал неудачно (для себя) — крестом разбросав руки, и я, навалившись сверху, потерял секунду, пытаясь заколоть его палашом. Фрэнк ревел, я отвечал ему тем же рычанием и бил уже дагой, но не попадал, а потом — получил страшный удар в левую скулу и кувырком полетел в сторону. Не потерял сознания, но сразу встать не смог — правда, Фрэнк тоже не вскочил, одним из ударов я глубоко приколол его плащ-панцирь к земле, моя дага так и осталась торчать в поле. Я нашарил палаш; мы одновременно поднялись на колено и вразмах несколько раз скрестили палаши. Нож Фрэнк тоже выронил и, когда он потянулся за ним, я вскочил и с размаху ударил американца ногой в лицо, но Фрэнк подставил плечо, ловко перекатился и вскочил, выставив уже обе вооружённых руки. Левый глаз, кажется, у меня заплывал… Волосы Фрэнка почернели, с них текла жидкая грязь. Я опомниться не успел, а он прыгнул вперёд, как большая страшная кошка. Отвратительно скрипнул его палаш, остановленный моим где-то над нашими головами, ударом кулака в краге прямо по ножу я вновь вышиб его у врага, но пальцы Фрэнка жуткими клещами впились мне в горло через жёсткий ворот бригантины. Я вцепился в запястье врага свободной рукой, краешком сознания отмечая, что хриплю. Сил оторвать руку Фрэнка от горла не было, и по его оскалу я понимал — ещё сколько-то мучительных вдохов, и он выдерет мне горло вместе с куском ворота.

— Задушу, сломаю… — прорычал он мне в лицо, — молись, русская сволочь…

Страх, который я испытал в тот миг, был страхом не перед болью, которая меня ждала, в перед поражением. Несколько раз вслепую я бешено ударил коленом, но попадал в полы этой чёртовой брони. Дышать становилось всё труднее, я краем сознания отметил, что у меня широко открылся рот, и из него сам собой вылезает язык, а глаза распирает изнутри…

«Джэм»

Опрокинутой чашкой опустится ночьШорох крыльев спугнет чей-то сонСтанет страшно, а значит уже не помочьНе спастись за преградой окон

Точит когти луна среди черных ветвейТемноту факелами согрейПляска смерти однаТы летишь из окнаУбей, слышишь, убейУбей, слышишь, убей

Бархат тяжких знаменрасшивай серебромПоцелуем впечатывай нитьНа прощальном ветрунам гореть по утруМы умеем за пляску платить

Разбивайся об ледВидишь время не ждетЧасовые торчат у дверейВ спину вылетит ножПросыпайся, поймешьУбей, слышишь, убейУбей, слышишь, убей

Из разорванных тучВ руки выпадет ключТреплет болью остатки душиНе спеши отпускатьМертвый ветер плясатьРосчерк молнии штрих заверши

Пусть холодная стальРазомкнет нам устаВ небе вспыхнут осколки цепейКровь легка и чистаКамни сдвинет с крестаУбей, слышишь, убейУбей, слышишь, убейУбей, слышишь, убей!!

…Я вывернул правую кисть и услышал, как палаш Фрэнка со скрипом скользнул куда-то в сторону. Почувствовав, как освободилась рука, я с отчаяньем ударил американца торцом эфеса сверху по голове — и ещё, ещё, ещё, не помню — сколько раз, цедя сквозь зубы почти без голоса: