Все в его поцелуе - Джо Гудмэн

Рия опустила плечи и уставилась на собственные руки. Теперь они стали дрожать, хотя она даже не могла понять, почему так сильно переживает.

– Ей всего пятнадцать, – прошептала она. – Я знаю, ты думаешь, что она уже не ребенок, но она ребенок, и здесь она жила как за каменной стеной, не догадываясь о жестокости жизни.

Уэст мог бы передать Рии слова леди Нортхем, сказавшей примерно то же самое.

– Я понимаю, – вздохнул он. – Ее уже осквернили, посадил он ее в клетку или еще нет. – Рию била дрожь, и Уэст налил ей чаю, еще достаточно горячего, чтобы снять озноб. – Выпей.

Рия взяла чашку, но к губам не поднесла. Держа чашку в ладонях, она грела руки, чувствуя, как тепло разливается по телу, как жар приливает к лицу.

– Ты знаешь имя? Твой информатор сумел узнать имя?

– Мистер Суинборн. Мистер Уэллис Суинборн. Такое имя он поставил на чеках, которыми расплатился с обеими модистками.

Рия усмехнулась. Какая подходящая фамилия!

– Суинборн? – вдруг переключилась она. – Уже кое-что. По крайней мере, в совете учредителей людей с такой фамилией нет.

– Он назвал не свое имя, Рия. Мистер Уэллис Суинборн, которого я нашел, работает поверенным в довольно сомнительной фирмочке. Он так же подходит под описание, данное модистками, как, например, я. Скорее всего, наш джентльмен просто договорился с ним, чтобы тот отвел внимание от нужного нам человека.

– Ты с ним не говорил?

– Зачем? Мне достаточно того, что он не тот, кого описал мой информатор. И все же я отправился в его офис ночью и поискал документ, который подтвердил бы мою догадку о существующей между Суинборном и нашим джентльменом договоренности. Такового не оказалось, что и неудивительно – подобные сделки заключаются на словах.

– Тогда как ты можешь предполагать существующую между ними связь? – прищурившись, спросила Рия.

– Я убедился в своих подозрениях, когда говорил с ним. Мистер Суинборн темнил.

Рии показалось, что из комнаты выкачали весь воздух.

– Ты знаешь, кто соблазнил Джейн? – спросила она.

Уэст кивнул. Оставалось выложить последнее.

– Тот мужчина, которого описали обе портнихи, скорее всего сэр Алекс Коттон.

Рия чуть не уронила чашку, успев все-таки подхватить ее до того, как вылилось из нее содержимое, и поставила на край стола.

– Да, но…

– Пронзительные голубые глаза, – определил он. – Знаешь ли ты, что обе женщины именно так о нем сказали? Чтобы не осталось сомнений, нам нужен портрет сэра Алекса. Мисс Тейлор уже подтвердила свои способности. Может, ты сумеешь убедить ее нарисовать и его портрет? Копия с того, что висит на стене в холле, вполне подойдет.

– Что я ей скажу? Она захочет узнать, зачем мне его портрет.

– Доверяю твоей находчивости.

Рия прикусила нижнюю губу, чтобы не дрожала.

Уэст встал, взял Рию за руку и помог встать ей. Она охотно пришла в его объятия и положила голову ему на плечо.

Рия хотела плакать, но глаза ее оставались сухими.

– Что они за люди? – печально вымолвила она. – Сэр Алекс, мистер Беквит, виконт Херндон. Все они, так или иначе, в этом происшествии замешаны. На кого я работаю все шесть лет?

Уэст потерся подбородком о ее льняную макушку.

– Ты знаешь. Я тебе с самого начала говорил.

– Ты говорил о мальчишках, игравших в жестокие игры. Сэр Алекс – взрослый мужчина. Что он делает с моими девочками?

Он не ответил, лишь крепче прижал ее к себе.

– Ты найдешь ее. Пообещай, что ты найдешь ее, Уэст.

– Найду. – Он почувствовал, как задрожали ее плечи. Она беззвучно плакала. Он держал ее в объятиях, пока она не затихла, потом повел к кровати, помог ей снять одежду и аккуратно подоткнул одеяло, Положив прохладный компресс на ее припухшие веки, он сел рядом, дожидаясь, пока она уснет, а затем оставил записку, которую она наверняка заметит, когда проснется.

Ближе к девяти вечера он покинул Академию мисс Уивер, постаравшись прежде встретиться с миссис Джелис, поблагодарить ее за прекрасный ужин. Уэст признался, что в жизни не ел такого вкусного пудинга с изюмом. По дороге на кухню он тепло поздоровался с мисс Вебстер и миссис Абергаст. Затем столкнулся в зале с Эмми и тремя ее подружками, и они так и прыгали вокруг него, пока мисс Тейлор провожала его к выходу. Все справлялись о его здоровье, и он всем отвечал, что о нем прекрасно позаботились;

Драко вывели из конюшни, и верный конь ждал своего хозяина на подъездной дорожке. Уэст закрепил на седле саквояж и принял помощь мистера Добсона сесть в седло. Помахав шляпой Эмми и ее подружкам, он пришпорил Драко и умчался.

Рия проснулась, обнаружила наскоро нацарапанную Уэстом записку, и острое чувство разочарования охватило ее. Конечно, он должен уехать. Не мог же он провести ночь в ее апартаментах, если вся школа знала, что он здесь. К тому же надо вернуть мистеру Беквиту картины, если, конечно, Уэст не решил, что уже слишком поздно.

Рия приняла порошок от головной боли и отправилась в гостиную. Стол он убрал, писем тоже не видно. Подсвечник снова стоял в центре стола из красного дерева. Рия зажгла три свечи, подняла подсвечник и понесла в холл.

Если не считать натужных поскрипываний, чего не избежать в доме такого солидного возраста, как тот, в котором располагалась академия, все погрузилось в тишину. Рия проверила, заперта ли дверь парадного. Засов оставался на месте. «Может, мисс Эмили Блейкли решила на сей раз остаться у себя?» – подумала Рия. Нынче ночь выдалась слишком холодной для свиданий на улице.

Усмехнувшись, Рия повернула назад, в холл. Она медленно прошлась вдоль стен, подсвечивая портреты, изучая лица тех, кто на протяжении десятилетий правил академией.

Самое страшное, что люди на портретах выглядели добрыми и благожелательными. Позы у всех довольно напряженные, что объяснялось необходимостью позировать. У всех прямая осанка, достойный вид. Улыбались лишь немногие, но, за редким исключением, глаза у учредителей лучились добротой.

Портреты основателей сменились портретами тех, кто управлял академией последние десять лет. Ей бросил ось в глаза, что позы мало менялись, чуть заметнее менялась одежда. Мрачный черный цвет сменился ярким атласом сюртуков и украшенной богатой вышивкой парчой жилетов более позднего времени. Пышное буйство красок сменилось строгостью, введенной в обиход лордом Браммелом. За сто лет парики превратились в настоящие произведения парикмахерского искусства, затем стали менее броскими и наконец совсем исчезли.

Предок мистера Беквита, состоявший в числе основателей академии, отличался, по крайней мере, внешне, жестоким выражением лица. В форме его рта и в глазах угадывалось раздражение. Может, ему надоело позировать? А может, художник, писавший Беквита-старшего, оказался просто честнее других и не стал придавать предмету своего изображения той доброты, что требовалась по сценарию?