Учебник жизни для дураков - Андрей Яхонтов

Снова задребезжал телефон. Отец уже не кричал, в голосе слышалась неуверенность.

— Я не понял. Что произошло?

— Отвяжись, — сказал я.

Третий его звонок продемонстрировал, что он умеет разговаривать вежливо.

— Что с тобой, сыночек? С тобой все в порядке? Вместо ответа и чтобы не тратить время, я просто послал старика куда подальше. Я ведь был захвачен работой над своим «Учебником» и не хотел отвлекаться. Если кто-то вам мешает, с такими нечего церемониться. «Обязательно, всегда, — царапал я на бумаге, — следует хамить первым, пока вас не успели опередить и облаять до этого. Таким образом вы сразу получаете преимущество, фору и легче можете развить наступление и добиться успеха. Опережающее хамство ведет, как правило, к очень хорошим результатам и приносит соблюдающим это правило большую пользу».

Через пятнадцать минут отец был у меня. Он выглядел встревоженным.

— С тобой что-то неладно, мой мальчик? — Он заглядывал мне в глаза. — Ты как себя чувствуешь?

Я сидел, уткнувшись в тетрадь. «Если слишком заботишься о будущем, — карябал я, — никогда ничего не получится. Если махнешь на все рукой — все само собой начинает выправляться».

— Послушай, — сказал отец. — Мы с мамой виноваты перед тобой. Мы многое передумали за это время. Но мы хотели тебе добра…

Я молчал. И продолжал свои записи. Будь я собой прежним — и, конечно, вскочил бы, предложил папе отдохнуть, угостил бы чаем. Но я стал другим. И выводил на чистом листе: «Никогда, никогда не бросайтесь на искоренение несправедливости! В ослеплении и жажде ее торжества вы рискуете проморгать гораздо большее зло, которое только и ждет, что вы зазеваетесь и оставите тылы незащищенными.

Справедливость — то, что не имеет к реальности никакого отношения».

И еще я писал:

«Бросить друга в беде — задача несложная, (Кто не бросал друзей в беде? Покажите мне такого человека), однако, требующая определенного изящества в исполнении. Нельзя выполнять подобную операцию грубо и неуклюже, иначе это произведет нехорошее впечатление на окружающих. И на самого покинутого. Да и сами вы будете ощущать себя не лучшим образом. В такого рода затеях нужен умело найденный и убедительно поданный мотив. «Я бросил его не потому, что он стал мне в тягость, а потому что он сам повел себя неподобающим образом». Вот схема, которой следует держаться.

Отец напомнил о себе несмелым покашливанием. Он так и стоял посреди комнаты — обескураженный, старенький, растерянный — и не мог ничего понять. Все же он был ужасно бестолков.

— Папа, — сказал я, раздражаясь и жалея его одновременно. — Ну, ты отвалишь или нет?

Кажется, у него на глазах навернулись слезы.

— Спасибо, спасибо, сынок. Ты такой внимательный… Ценишь родителей. Что в наши дни большая редкость, — бормотал он.

Мне так не терпелось его выставить, что я совсем забыл про визитные карточки. Да и почему я должен был про них помнить? Это ему они были нужны, а не мне, вот сам бы и спросил!

Тихо, на цыпочках, он вышел из квартиры.

Затем позвонил Маркофьев.

— Здорово! — закричал он.

— Здравствуй, здравствуй, хрен мордастый! — без запинки выпалил я.

* И В ВЫРАЖЕНИЯХ НЕ СТЕСНЯЙТЕСЬ. ПОДБИРАТЬ СЛОВА И ИЗЪЯСНЯТЬСЯ ВЕЖЛИВО — ТА ЖЕ СЛАБОСТЬ. НЕПРОСТИТЕЛЬНАЯ, ПРИЧЕМ НАЗЫВАЙТЕ ВЕЩИ СВОИМИ ИМЕНАМИ — ТАК ПРОЩЕ И ЛЮДЕЙ ВСЛУХ НАЗЫВАЙТЕ ТАК, КАК НАЗЫВАЕТЕ ИХ МЫСЛЕННО.

Маркофьев таким моим обращением был (мне показалось) немного удивлен. Хотя сам он никогда не стеснялся в выборе слов.

— Хороший у тебя получился банкет… Оттянулись на славу… — промямлил он.

— Фирма веников не вяжет, — отреагировал я.

— Засиделись аж до утра, — продолжал он. — Народу собралось — тьма. На халяву-то все горазды. Поздравляли Мишу с Олей. Естественно, пришлось многое до-заказать. На довольно приличную сумму. Надо тебе поехать, оплатить… Не с молодоженов же брать, ты сам посуди.

— Командир, все путем, — сказал я.

— И еще. Тут опять делегация нагрянула. А переводчика нет. Напился вчера переводчик на твоем банкете. Так что вина целиком на тебе. Из-за твоей страсти к гулянкам мы теперь лишены возможности общения с нашими зарубежными друзьями. И партнерами. — То ли он шутил, то ли говорил всерьез. Я уже утратил способность понимать. — Значит, шпарь сперва в ресторан, оплачивай счета, это сейчас самое важное, а потом давай в институт, на переговоры. Але, ты на проводе или умер? Ты подавай, подавай признаки жизни, когда к тебе обращаются…

Я как раз дописывал в тетради:

«Люди, в большинстве своем, хорошие, — говорил мне Маркофьев. — Поэтому, когда ты им предлагаешь нечто — они не отказываются, берут, но после этого начинают тебя сторониться, потому что чувствуют себя в долгу перед тобой. Так не проще ли ничего им не давать?»

И потому коротко ответил:

— Выезжаю.

И продолжил писать:

«Надо почувствовать себя свободным. Нельзя вечно находиться под грузом принятых на себя обязательств. Человек не должен быть рабом этого груза. Захотел — потащил его на себе, не захотел — сбросил».

Он снова перезвонил. И разговаривал довольно взнервленно:

— Ну, где же ты? Мы заждались!

— Уже оделся. Выхожу, — сказал я. И даже не пошевелился, чтобы подняться из кресла.

Ах, какое это наслаждение: назначить встречу, заранее зная, что никуда не поедешь! Что не станешь, запыхавшись и опаздывая, на нее спешить. Какое наслаждение — врать и обманывать, зная, что пальцем не пошевелишь для выполнения обещания. Какое блаженство разливается по всему телу, какая дивная истома от сознания, что не нужно себя заставлять и напрягаться, от понимания, каким дураком был прежде и каким разумным сделался теперь!

Я писал: «Но для того, чтобы действительно измениться, нужно меняться бесповоротно. А я все оглядывался на себя вчерашнего, цеплялся за себя прежнего».

Учебник Жизни для идиотов, кретинов, недоумков — это окно в чудесный мир обмана и предательства, негодяйства и лжи. Этот причудливый и волшебный мир, который нас окружает, воспет автором с неподдельной любовью и глубоким пониманием необходимости вранья для сохранения жизни на планете. В легкой ненавязчивой манере автор учит убивать, обманывать, предавать, а также прививает читателю искусство лгать, без которого невозможно считать себя культурным, образованным человеком.

Когда Маркофьев позвонил в третий раз, голос его дрожал от бешенства.

— Ты где?!!

— Я же сказал, что выезжаю. Значит, выезжаю. Будь проклят тот, кто предаст мужское братство, — спокойно ответил я.

И, вместо того, чтобы ехать неизвестно куда и зачем, я встал перед зеркалом и посмотрел на себя. Передо мной был пожилой, изнуренный жизнью мужчина: с лысиной, редкими зубами, в мятом костюме и стоптанных ботинках. Я смотрел на себя в зеркало и видел лицо трупа. Ужасное зрелище. Но вполне объяснимое и вполне закономерное. У меня ведь никогда не было времени заняться собой и своей внешностью. И просто жить.

Такую промашку следовало немедленно исправить.

Когда я приблизился к разбитой и проржавевшей своей машине, на ее капот грохнулся увесистый камень.

Удар отозвался во мне болезненным эхом. Но это были отголоски моей прежней обеспокоенности будущим, истаивающей любви к порядку и правильному ходу вещей.

От машины улепетывали трое мальчишек. Я поднял камень и, поиграв им, запустил вслед безобразникам. Но попал не в них, а в другую машину.

Какая разница куда попадать? Из окна выглянуло искаженное злобой лицо. Как видно, хозяина драндулета. А потом выскочил и сам разъяренный мужик.

* НИКАКИХ СЛОВ И ОБЪЯСНЕНИЙ С ТЕМИ, КТО НИЖЕ ВАС ПО УРОВНЮ РАЗВИТИЯ! Что нового и любопытного они могут вам сообщить?

Я сел за руль и направил машину на бегущего ко мне идиота. Он еле успел отскочить.

Светофор переключился с желтого на красный — ну, не тормозить же мне было, тем более, я разогнался, да я и успел бы проехать, но какой-то болван выскочил мне навстречу в своей колымаге. Я задел его еле-еле, по касательной, но его отшвырнуло в сторону, завизжали тормоза. Я даже не подумал снижать скорость, хотя раздались милицейские трели. За мной устремился патруль на мотоцикле. Они так наседали, прижимая меня к обочине, что пришлось сдаться. Подошел милиционер, взял под козырек.

— Какого черта, — заорал я на него. — Разве не видно, что я тороплюсь. — И прибавил. — Только что в больнице скончался мой брат. И сестра.