Цезарь Каскабель - Жюль Верн

— Нет, этот негодяй Ортик не волновался бы так!.. И не спрашивал бы меня о месье Серже, если бы он был уже в их власти!.. Ах, негодяй!.. Я до тех пор не успокоюсь, пока не увижу его и его приятеля Киршева на виселице.

При всем старании Каскабель все же плохо скрывал свое беспокойство. Корнелия заметила это и сказала:

— Слушай, Цезарь!.. Ты слишком волнуешься!.. Надо быть благоразумным!

— Легко говорить, но не легко это исполнить. Ведь месье Серж еще вчера должен был вернуться, а его до сих пор нет!..

— Да, но ведь никто не может подозревать, что он — граф Наркин.

— Нет… никто, конечно, никто, если только…

— Что это значит?.. Если только?.. Ты начинаешь говорить, точно Гвоздик!.. Что ты хочешь этим сказать?.. Ведь, кроме тебя и меня, никто не знает этой тайны… Уж не думаешь ли ты, что я могла предать его?..

— Ты?.. Конечно, нет!.. И не я!..

— Так, значит…

— Так, значит, в Перми есть люди, которые знали его раньше, и они могли его узнать!.. Могло показаться странным, что среди нашей труппы есть русский!.. Возможно, конечно, что я преувеличиваю, но моя любовь к нему не позволяет мне быть равнодушным!.. Мне надо…

— Смотри, Цезарь, будь осторожен. Ты сам можешь возбудить подозрения, — сказала Корнелия. — Особенно остерегайся расспрашивать о нем посторонних людей! Я тоже очень беспокоюсь и предпочла бы, чтобы месье Серж был уже здесь. Но я думаю, что он просто задержался у отца, и теперь, днем, не решается уйти из имения. Но вечером он вернется! Так что не делай глупостей, Цезарь! Побольше хладнокровия! Помни, что тебе предстоит сегодня играть лучшую роль!

Действительно, совет был очень благоразумен. Оставалось лишь непонятным, почему Каскабель решил скрыть от жены о заговоре матросов. Быть может, он был прав, опасаясь, что Корнелия не сумеет сдержать себя в присутствии Ортика и Киршева, узнав об их гнусном замысле.

Каскабель замолчал и ушел в цирк, чтобы присмотреть за приготовлениями. Корнелия, со своей стороны, занялась осмотром костюмов, париков и других принадлежностей, необходимых для спектакля.

Тем временем оба русских, которым, по их словам, надо было урегулировать свое положение, уходили несколько раз хлопотать об этом, как они сказали Корнелии.

Целый день Каскабель и Гвоздик усердно вытирали запылившиеся скамейки парка, подметали арену и приводили все в порядок, а Жан и Сандр переносили из «Красотки» принадлежности для разных упражнений в силе и ловкости. Затем им надо было заняться приготовлением обстановки для пантомимы, или, как выразился импресарио, «всех новых декораций для великолепной драматической пантомимы «Разбойники Черного леса».

Жан был очень печален. Он не знал, что Сергей Васильевич был граф Наркин, политический ссыльный, которому нельзя было остаться на родине. Для него — месье Серж был просто богатый помещик, вернувшийся в свое имение, куда он решил взять свою приемную дочь. Горе его смягчилось бы, если бы он знал, что жить в России месье Серж не может и что, повидавшись с графом, своим отцом, он уедет; и еще больше — если бы он знал, что месье Серж думает укрыться во Франции и что вместе с ним поедет и Кайета. Значит, разлука была бы отсрочена на несколько недель, и это время юноша мог бы прожить возле нее!

— Да, — повторял себе Жан, — месье Серж останется в Перми, а с ним и Кайета!.. Через несколько дней мы уедем, и я ее больше не увижу!.. Милая, дорогая Кайета, ты будешь счастлива в доме твоего приемного отца, а я…

Сердце бедного юноши разрывалось на части.

Однако было уже около девяти часов утра, а Сергея Васильевича все еще не было. Теперь его можно было ожидать, как говорила Корнелия, лишь ночью или поздно вечером.

— Значит, он не будет на представлении. Ну что же, тем лучше!.. Да ему и не придется жалеть об этом!.. Хорошенькое будет представленьице, нечего сказать!.. И это — для дебюта семейства Каскабель в Перми!.. Со всеми этими треволнениями у меня мускулы станут, как тряпки!.. Моя роль, моя лучшая роль Фракассара пропадает!.. И Корнелия не в своей тарелке, что она там ни говори!.. Жан думает о своей милой Кайете. Сандр и Наполеона грустят из-за предстоящей разлуки!.. На кого мы все будем похожи вечером!.. Кажется, один Гвоздик только способен поддержать честь и славу труппы!

Так как Каскабелю не сиделось на одном месте, он решил пойти по городу, послушать, нет ли новостей. В таком городе, как Пермь, все узнается очень быстро. Наркины были здесь слишком известны. Если бы Сергей Васильевич был арестован, то слух об этом моментально разнесся бы по городу… Это было бы темой всех разговоров. Арестованный сидел бы уже в местной тюрьме!

Каскабель оставил Гвоздика убирать цирк, а сам отправился бродить по городу, вдоль Камы, где рабочие работали на барках. Но как он ни прислушивался везде, — ничего не слышал, что могло бы иметь отношение к графу Наркину.

Это его, однако, не убедило, и он пошел по дороге, ведущей в Вальское.

Как только вдали показывалась какая-нибудь группа людей, ему казалось, что это арестованный Сергей Васильевич под конвоем казаков.

Каскабель так волновался, что не думал ни о жене, ни о детях, ни о себе, забывая, что если Сергея Васильевича арестуют, то и они все будут сильно скомпрометированы. Не было ничего легче властям узнать, при каких условиях граф Наркин вернулся на родину и кто были те сердобольные люди, которые помогли ему вернуться. А это могло бы очень дорого стоить семье Каскабель!

Пока Каскабель ходил в тревоге по городу и по дороге в Вальское, в цирк пришел какой-то человек и спросил его. Это было около десяти часов утра.

В эту минуту Гвоздик был один и поднял там своей уборкой столб пыли. Увидев этого человека, который оказался простым крестьянином, Гвоздик подошел к нему. Но так как Гвоздик не говорил по-русски, а крестьянин по-французски, то они не могли понять друг друга. Крестьянин сказал, что ему надо видеть Каскабеля и что раньше, чем идти в «Красотку», он зашел сюда, думая найти его здесь. Гвоздик хлопал глазами, ничего не понимая.

Тогда крестьянин сделал то, с чего он должен был начать. Он подал письмо, адресованное Каскабелю.

На этот раз Гвоздик понял. Письмо, носящее громкое имя Каскабель, могло предназначаться главе семьи, если только не госпоже Каскабель, или Жану, или Сандру, или Наполеоне.

Гвоздик взял письмо и жестом показал, что он передаст его своему хозяину. Потом он торжественно проводил мужика до выхода, так и не поняв, откуда тот пришел и кем был послан.

Четверть часа спустя, когда Гвоздик собирался идти в «Красотку», в балаган пришел Каскабель, еще более взволнованный, чем раньше.