Толкование на Евангелие от Матфея. В двух книгах. Книга II - Иоанн Златоуст

4. Видишь ли славную победу этих воинов? Каждый из них воздвигает такие трофеи, каких не могут воздвигнуть воинства, собранные от всех концов вселенной. Они отринули от себя все беспорядочное и безрассудное: безумные слова, неистовые помышления, нестерпимую гордость и все, чем вооружается против человека пьянство. Они подражают своему Владыке, о Котором Писание с удивлением говорит: от потока на пути пиет, сего ради вознесет главу (Пс. 109, 7). Хотите ли еще видеть множество мертвых другого рода? Посмотрим на вожделения, происходящие от сластолюбия, которым служат искусные повара, приготовляющие различные лакомые кушанья. Я стыжусь подробно и перечислять их; упомяну только о птицах, доставляемых с берегов Фазиса, о соусах, богато приправленных, о жидких и сухих кушаньях и о правилах, установленных для пиршеств. Как правители городов и военачальники, устанавливающие воинов в строй, так и законодатели пиршеств полагают правила и назначают, что должно подавать прежде и что после. Иные сначала предлагают птиц, изжаренных на угольях и начиненных рыбою; а другие начинают с других кушаньев эти противные закону пиршества, и много спорят о качестве, о порядке и о количестве их, и хвалятся тем, чего бы надлежало стыдиться, – одни, что провели в пиршестве половину дня, другие целый день, а иные еще и ночь. Посмотри, бедный человек, как мало нужно пищи для желудка, – и постыдись неумеренности твоих забот о его насыщении! Ничего подобного нет у тех Ангелов, – у них мертвы как эти, так и все другие вожделения. Они употребляют пищу не для пресыщения и наслаждения, но для удовлетворения естественной потребности. Нет между ними ни птицеловов, ни рыболовов. Они довольствуются хлебом и водою. Смятение, шум и беспокойства-все это совершенно изгнано оттуда, и как в жилищах их, так и в теле великая тишина; напротив, у сластолюбцев во всем беспорядок. Представь себе внутренность желудка их, и ты увидишь множество сору, поток нечистот, гроб повапленный; а что бывает после, о том стыжусь и говорить, – отвратительная отрыжка, блевание, извержения низом и верхом!.. Но не одни эти вожделения ты усмотришь там умерщвленными, а и другие, еще сильнейшие, происходящие от них, то есть сладострастные. Ты увидишь, что все они повержены вместе с конями и со всем обозом. А обоз, оружие и кони срамных дел – это срамные слова. Но вот и конь, и этот всадник, и оружия лежат во прахе. Напротив, у рабов сладострастия ты усмотришь совсем иное, а души их – мертвыми и поверженными. И не только над чревоугодием одержали блистательную победу те святые мужи, но и над другими страстями: любостяжанием, славолюбием, завистью и вообще над всеми болезнями (душевными). Теперь не видишь ли, что эти воины сильнее воинов царя земного и что трапеза их – лучше трапезы тех? Кто станет противоречить этому? Никто, даже и из самих чревоугодников, как бы кто из них ни был безумен. Подлинно, трапеза мужей святых возводит на Небо, а трапеза сластолюбцев влечет в геенну. Эту приготовляет диявол, а ту – Христос. Для этой дает правила сластолюбие и необузданная роскошь, а для той – любомудрие и целомудрие. Здесь пребывает Христос, а там – диявол. Где пьянство, там и диявол; где срамословие и пресыщение, там ликуют демоны. Такую трапезу имел богач, упоминаемый в Евангелии; но за то (по смерти) ему не было дано и одной капли воды.

Напротив, пустынножители заботятся не о такой трапезе, но о житии ангельском. Они не женятся, не посягают, не едят много, не предаются изнеженности; но, кроме самых немногих нужд, неизбежных для существа телесного, живут как бестелесные. Кто же так легко может одолевать врагов, как не тот, кто, принимая пищу, в то же время одерживает победу? Поэтому и пророк говорит: уготовал еси предо мною трапезу сопротив стужающим мне (Пс. 22, 5). Мы не погрешим, если применим эти слова и к этой трапезе. Действительно, ничто так не стесняет духа, как безумное вожделение, сластолюбие, пьянство и всякое зло, происходящее отсюда. Это хорошо знают испытавшие. Если же рассмотришь и то, какими средствами приготовляется эта трапеза и трапеза сластолюбцев, то ясно увидишь различие той и другой. Какими же средствами приготовляется трапеза сластолюбцев? Пролитием множества слез, расхищением имущества вдов, разграблением сирот.

Напротив, трапеза пустынножителей – праведными трудами. Последняя подобна красивой и благообразной жене, которая не нуждается ни в каких внешних украшениях, но имеет природную красоту; напротив, та – подобна гнусной и отвратительной блуднице, которая хотя употребляет различные притиранья, но не может закрыть своего безобразия, и чем ближе к кому подходит, тем более обнаруживает его. Такова и трапеза сластолюбцев: чем ближе подойдешь к ней, тем более увидишь ее гнусность. Для этого посмотри на пиршествующих не тогда, когда они сходятся, но когда встают из-за стола, и тут-то ты увидишь всю их отвратительность. Та, будучи свободна, не позволяет собеседникам говорить ничего срамного; а эта, как бесчестная блудница, не дает сказать ничего целомудренного. Та ищет пользы своих соучастников, а эта – погибели. Та не позволяет оскорбить Бога, а эта заставляет оскорблять Его. Итак, пойдем к тем (любителям воздержания). Там узнаем, как многими узами мы связаны; там научимся устроять трапезу, исполненную бесчисленных благ, сладостнейшую, не требующую издержек, чуждую всяких забот, зависти и злословия, свободную от всякой болезни, исполненную благих надежд, доставляющую множество побед. Нет там никаких возмущений душевных, нет ни болезней, ни гнева; все тихо, все мирно. Не указывай мне на молчание слуг в домах богачей, но представь себе шум пирующих, – не тот, который происходит от их разговоров (хотя и этот уже достоин посмеяния), но шум внутренний, происходящий в душе и отдающий их в плен многим врагам; представь мятеж, волнение, мрак и бурю их мыслей, от которой все приходит в смешение и беспорядок, подобно тому, что бывает в ночном сражении. Напротив, в обителях монашеских нет ничего подобного; там великая тишина, великое безмолвие. За тою трапезою следует сон, подобный смерти, а за этою – трезвость и бодрствование; та подвергает мучению, а эта приводит к Царству Небесному и бессмертным наградам. Итак, будем стремиться к этой трапезе, чтобы нам насладиться и ее плодами, которых да сподобимся все мы, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа. Ему слава и держава во веки веков. Аминь.

Беседа LXXI

Фарисее же слышавше, яко посрами саддукеи, собрашася вкупе. И вопроси един от них законоучитель, искушая Его и глаголя: Учителю, кая заповедь болыыи (есть) в законе? (Мф. 22, 34–36)

Изъяснение 22, 34–46. Связь заповедей о любви к Богу и ближнему. – За что Христос похвалял вопрошавшего законника. – Христос утверждает учение о Своем Божестве. – Тщеславие обращает в свою пищу и добрые и худые дела. – Против тщеславящихся раздаянием милостыни. – Милостыня должна быть тайной. – Ищущий славы чрез милостыню навлекает на себя осуждение и бесславие.

1. Опять Евангелист представляет новую причину, по которой фарисеям надлежало бы умолкнуть, и таким образом еще более обнаруживает дерзость их. Как же это? Спаситель уже заградил уста саддукеев, и фарисеям после этого надлежало бы замолчать; но вот они опять приступают к Нему, опять с прежним злобным намерением заводят с Ним спор, и подсылают к Нему законника, не с тем, чтобы научиться, но чтобы искусить Его, и спрашивают: какая первая заповедь? Они знали, что первая заповедь: возлюбиши Господа Бога твоего; но ожидали, что Спаситель поправит ее, назвав Себя Самого Богом, и чрез то подаст им случай обвинить Его, а потому и предложили такой вопрос. Что же отвечает Христос? Желая показать, что они предлагают этот вопрос потому, что вовсе не имеют любви, но истаевают от злобы и снедаются завистью, Он говорит: возлюбиши Господа Бога твоего, сия есть первая и большая заповедь. Вторая же подобна ей: возлюбиши ближняго твоего, яко сам себе (см.: Мф. 22, 37–39). Почему же подобна ей? Потому что вторая пролагает путь к первой и взаимно поддерживается ею. Всяк бо, сказано, делаяй злая ненавидит света и не приходит ко свету (Ин. 3, 20); и в другом месте: рече безумен в сердце своем: несть Бог (Пс. 13, 1). Ачто отсюда происходит? Растлеша и омерзишася в начинаниих (Пс. 13, 1). И еще: корень всем злым есть сребролюбие, егоже нецыи желающе заблудиша от веры (см.: 1 Тим. 6, 10); и: любяй Мя заповеди Моя соблюдет (см.: Ин. 14, 15). А из всех заповедей Его главная заповедь: возлюбиши Господа Бога твоего, и ближняго твоего яко сам себе. Итак, если любить Бога – значит любить ближнего, так как Спаситель сказал Петру: если ты любишь Меня, паси овец Моих (см.: Ин. 21, 16), а любовь к ближнему имеет плодом своим хранение заповедей, то истинно сказано: в сию обою заповедию весь закон и пророцы висят (Мф. 22, 40). Потому как прежде поступил Спаситель, так поступает и теперь. Там, на вопрос саддукеев о том, каково будет воскресение, Он сказал больше, нежели сколько содержалось в вопросе, для того, чтобы научить их; так и здесь, будучи спрошен о первой заповеди, приводит и вторую, почти столько же важную, как и первая (она хотя и называется второю, но подобна первой). Этим Он давал им заметить, из какого источника происходил их вопрос, то есть от злобы: ибо любы не завидит (1 Кор. 13, 4). Таким образом Спаситель доказал, что Он повинуется и закону, и пророкам. Но почему Евангелист Матфей говорит о законнике, что он искушая предложил вопрос, тогда как Марк говорит обратное: видев, говорит он, Иисус, яко смысленно отвеща, рече ему: не далече еси от Царствия Божия (см.: Мк. 12, 34)? Тут нет никакого противоречия; напротив, Евангелисты совершенно согласны между собою. Сначала законник спросил Его искушая, но потом воспользовался ответом Спасителя – и получил от Него похвалу. Спаситель не с самого начала похвалил его; но когда законник отвечал, что любить ближнего – больше всех всесожжений, тогда уже Господь сказал ему: не далече еси от Царствия Божия, – потому что он, презрев низшие обязанности, постиг, в чем состоит начало добродетели. Все ведь прочие обязанности, как-то: хранение субботы и другие, имеют целью любовь. Впрочем, Спаситель не присвояет ему совершенной похвалы, а показывает, что ему еще многого недостает. Слова: не далече еси от Царствия означают то, что он еще не достиг его, и сказаны с тем намерением, чтобы он искал, чего ему не достает. А что Спаситель похвалил его, когда он сказал: един есть Бог, и несть ин разве Его (Мк. 12, 33), не удивляйся тому, но познай отсюда, как Он применяется к понятиям приходящих к Нему. Пусть они говорят о Христе весьма много такого, что недостойно славы Его, только бы не дерзали совсем отвергать бытия Божия. Итак, за что же он хвалит законника, когда он сказал, что кроме Отца нет иного Бога? Это не значит того, чтобы Иисус Христос не признавал Себя Богом, – да не будет! – но так как не пришло еще время открыть Ему Свое Божество, то Он и оставляет законника при прежнем учении и хвалит его за то, что он хорошо знает древний закон, чтобы таким образом сделать его способным к принятию учения и новозаветного, когда оно открыто будет в приличное время. Кроме того, слова: един есть Бог, и несть ин разве Его, как в Ветхом Завете, так и в Новом приводятся не в опровержение Божества Сына Божия, а для того, чтобы отличить идолов от истинного Бога. С этою мыслию и Спаситель хвалит законника, произнесшего данные слова. Потом, давши ответ на его вопрос, Иисус и Сам спросил (фарисеев): что ся вам мнит о Христе? Чий есть Сын? Глаголаша Ему: Давидов (см.: Мф. 22, 42). Итак, смотри, сколько Он сотворил чудес и знамений, сколько предложил других вопросов, сколько представил доказательств Своего единомыслия со Отцом и в словах и в делах, какую приписал похвалу законнику, сказавшему: един есть Бог, прежде нежели предложил этот вопрос, чтобы фарисеи не могли сказать, что хотя Он и творит чудеса, но оказывается противником закона и врагом Божиим. Вот почему этот вопрос Он и предлагает после столь многих доказательств, неприметным для них образом приводя их к признанию и Его Богом. И прежде Он предлагал подобный вопрос ученикам Своим, но сперва спросил их: за кого почитают Меня другие, а потом уже: за кого они сами? Но фарисеев спрашивает иным образом. В противном случае они, привыкши все говорить без всякого страха, тотчас назвали бы Его обманщиком и злым человеком. Поэтому Он и требует их собственного суда.