Темный ангел - Салли Боумен

– Я возвращаюсь в дом.

– Я пойду с тобой. – Констанца подхватила его под руку.

Флосс прыгал у ее ног. Она болтала без умолку, не обращая внимания на то, что Окленд всю дорогу не проронил ни слова. Она вспомнила Фредди, его день рождения, пикник, подарок, который она купила, чем их будут угощать, будет ли Френсис фотографировать…

– Почему ты так называешь Мальчика? – раздражение Окленда наконец прорвалось. – Почему Френсис? Никто его так не зовет.

– Это его имя. А что в этом такого? – Констанца, отпустив его локоть, пошла вприпрыжку.

– Ты все время подчеркиваешь это, думаю, не просто так.

– Конечно. Френсису это нравится, ты разве не заметил?

Она побежала, обогнав Окленда, а Флосс, залаяв, бросился следом за ней. Расстояние между ними увеличивалось. «Думает, что я стану догонять ее», – вдруг заподозрил Окленд и замедлил шаг. Они выбрались из леса и уже были на краю луга. Констанца летела впереди, ни разу не оглянувшись. Издали в развевающемся синем платье она была похожа на расшалившегося ребенка.

На террасе уже собралась вся семья. Стремительно, как стрела к цели, Констанца промчалась через всю террасу к Мальчику.

Мальчик был вообще подвержен взрывам восторга, и Констанца, заметил Окленд, умело на этом играла. Этот раз не стал исключением. Она бросилась к Мальчику в объятия, а он, завопив от восторга, подхватил и закружил ее. «Что за телячьи нежности?» – подумал Окленд. Если бы это был взрослый дядя с малым ребенком – еще куда ни шло, но только Мальчик был для Констанцы отнюдь не дядей, и она, ясно понимал Окленд, уже не ребенок.

Неспешно шагая по лужайке, он глядел на этот спектакль: Мальчик корчил из себя дурачка, а Констанца дразнила Мальчика, как только что дразнила его самого. «Притворщица», – сказал сам себе Окленд.

Пикник начался с общей фотографии.

Вот как Мальчик расставил их. Посреди основного ряда – Дентон и Гвен, между ними именинник – сам Фредди. С флангов родителей прикрывали Окленд и Стини. Затем – Джейн Канингхэм с одной стороны и Мод – с другой. Еще надо было куда-то определить двоих гостей: Эго Фаррела и Джеймса Данбара, друга Мальчика из Сэндкерста, а теперь собрата-офицера. Помпезный молодой человек с моноклем в глазу, он был наследником одного из крупнейших имений в Шотландии. Фаррела поставили возле Джейн, а Данбара – возле Мод: мужчины опустились на колено, чтобы придать композиции законченный вид. Мод явно затеняла лицо Данбара своим зонтиком. Композицию можно было считать почти завершенной, поскольку сэр Монтегю Штерн остался в доме, ожидая срочных новостей. Для полноты картины не хватало только Констанцы.

Мальчик суетился возле фотоаппарата. Мод жаловалась, что солнце светит ей прямо в глаза. Фредди, которому не терпелось скорее развернуть свои подарки, начал громко возмущаться. Наконец появилась Констанца и уселась прямо в центре группы, перед Фредди. Фредди был высокий, а Констанца, наоборот, маленькая, – вот теперь все складывалось просто идеально. Мальчик исчез под накидкой фотоаппарата.

– Улыбка! – скомандовал он, высунув руку, готовый нажать кнопку вспышки.

Все улыбнулись. Фредди, склонившись, положил руки на плечи Констанцы. Она что-то прошептала ему, и Фредди улыбнулся в ответ.

Мальчик появился из-под накидки:

– Я не могу снимать, когда вы разговариваете.

– Извини, Френсис.

Мальчик снова спрятался за фотоаппаратом. Вспыхнул магний, щелкнул «Видекс», и фото было сделано. Оно цело до сих пор, только пожелтело и края обтрепались – в одном из наших старых альбомов. Это единственная фотография, на которой я видела Констанцу с моей семьей в Винтеркомбе.

Констанца держит в руках Флосса, смотрит прямо в объектив, ее волосы растрепаны, пальцы унизаны кольцами. Констанца любила позировать. «Посмотришь на фотографию, – говорила она, – и поймешь, что ты есть на самом деле».

Фредди любил получать подарки. Приятно находиться в центре внимания, при этом не соревнуясь с изысканностью манер Стини или умом Окленда. Пока Мальчик распаковывал еду, прихваченную с собой на пикник, перед Фредди уже высилась целая груда самых замечательных подарков. Последним он развернул сверток, полученный от Констанцы. В нем оказался шотландский шелковый галстук ручной работы. Такому позавидовал бы, наверное, даже сэр Монтегю. Фредди в нерешительности смотрел на него.

– Не беспокойся, – прошептала Констанца, – это только первая часть подарка. Я приготовила еще кое-что. Увидишь позже…

Эти слова молнией мелькнули в голове Фредди, на что, очевидно, и рассчитывала Констанца. «Еще кое-что, позже» – Фредди уже начал беспокоиться.

– Констанца, – строгим тоном спросил Мальчик, – тебе дать кусочек лосося или цыпленка? – Оторвавшись от корзины с припасами для пикника, он взглянул на нее, словно требуя ответственного нравственного выбора между добром и злом, спасением или проклятием.

– Думаю, лосось будет лучше, Френсис, – беспечно ответила Констанца и устроилась поудобнее в тени березки.

Было очень жарко, земля дышала влажными испарениями, гладь озера застыла, словно зеркало. Фредди с аппетитом перепробовал все, что в Винтеркомбе обычно брали с собой на пикник: яйца, фаршированного лосося, заливного цыпленка, который от жары уже начал растекаться, попробовал малины и съел кусок яблочного пирога. Потом выпил по случаю своего дня рождения розового шампанского.

Приятное умиротворение разливалось по всему его телу. Фредди надвинул на глаза соломенную шляпу и привалился к пригретому бугорку.

Перед пикником Окленд переговорил с каждым из приглашенных, попросил в разговорах не касаться войны – эта тема сильно расстраивала Гвен. Может быть, все только и думали, что о войне, но договоренность сработала – никто о ней не обмолвился и словом. До Фредди сквозь полудрему долетали обрывки беседы: Дентон говорил о Шотландии и лососях, Гвен и Мод обсуждали фасоны платьев, Окленд и Джейн делились впечатлениями о книге, которую только что оба прочитали. Стини набрасывал зарисовки семейной группы, попутно комментируя то, что у него выходило. Фредди прикрыл глаза. Уголек в руках Стини царапал по бумаге, и Фредди вдруг показалось, что это слова, оброненные Констанцей, скребутся у него в голове, как мышь за печкой. Сама же Констанца – он наблюдал за ней сквозь полуприкрытые веки – принялась за Джеймса Данбара.

Приятель Мальчика был для этого не самым податливым материалом, но Констанца не отступалась. Словно будущая пианистка за отработкой гамм, она охотно бралась тренировать свои чары, как не раз замечал Фредди, на самых толстокожих субъектах.