Том 7. Письма - Святитель Игнатий Брянчанинов

По прибытии в Бабайки, несмотря на болезненность и утомление, архимандрит Игнатий сразу же включается в дела оставленной им обители. Сергиева пустынь к тому времени владела 215 десятинами земли, на осушение которой от болот, расчистку и обработку было затрачено немало сил и средств; М. В. Чихачев отдал на эти работы все свое состояние — 40 тыс. рублей. Поскольку наступило время уборочных работ, от результатов которых в значительной мере зависело благосостояние обители, тема урожая весьма часто возникает в письмах отца Архимандрита. «Относительно того, что трава скошена молодою, моложе, чем прошлого году, я согласен с Хуторным. Желаю Вам убрать рожь и овес благополучно. Если овса будет довольно, то часть можно продать, и на часть этих денег купить хоть 20 коров и бычка, чтоб они во время зимы накопили навозу для ржаного поля», — пишет он 14 августа 1847 г. А в следующем письме: «Очень рад, что сенокос убран благополучно; желаю, чтоб вы успели убрать так же благополучно хлеб и овощи. Присматривался я к полям при моем путешествии: точно — трудно встретить такую обработку, какова она у нас, и такой чистый и рослый хлеб, каков он у нас». Затем, в письме от 7 сентября: «Очень рад, что уборка полевых продуктов идет успешно: я по всей дороге не видал таких хлебов, какие у нас. О косулях я сам думал: нахожу, что удобнее будет прислать зимою; водою, кажется, уже поздно. Мне сказывали здешние агрономы, что траву непременно должно посыпать гипсом, высевая 30-ть пудов на десятину; гипс действует два года; а на один и тот же участок сыплют его не раньше, как через 8-мь лет, тоже по какой-то причине, которую мне не могли хорошенько изъяснить, которую и я не хоро{стр. 296}шо выслушал». 29 сентября: «Прилагаю при сем описание о посеве клевера, сделанное одним из знаменитейших здешних агрономов. Подумайте — нельзя ли у вас завести одного участка чисто клеверного». 23 октября: «Жаль, что коров купить не на что. Задний участок, т. е. ту именно часть его, в которой очень плохо родилась трава, спахать и удобрить золотом, на нем посеем овес. А вместо ржаного поля отделаем место за валом — надо когда-нибудь его отделать». И 24 марта 1848 г.: «За урожай благодарю Бога, благодарю и тебя, душа моя, за твои распоряжения. Вероятно, за продажею овса и сена Вы могли очиститься от долгов, накопившихся во время монастырской бездоходицы. Шесть косуль лучшей работы сделаны по заказу Паренсова [184], который сам хлопотал, в Вологде сделаны и отправлены на имя твое. Они стоят по 10 руб. ассигнациями каждая. …Но провоз по нынешним плохим дорогам будет стоить дорогонько: просят 87 руб. ассигнациями — не знаю, на чем согласились». Трудно представить себе, что подобными делами приходилось заниматься автору «Аскетических опытов». «Но что же делать? Такова судьба Настоятелей». Хозяйский глаз пригодился и в Бабайках: «Пред самым монастырем, шагах в 100 от св. ворот обильно сочилась вода, не замерзающая, по сказаниям жителей, и зимою. Я нанял, чтоб очистили это место и впустили струб в 2 аршина вышиною. Что ж? Ударило до двадцати ключей, и мы имеем чистейшую, как хрусталь, воду, из которой образуется ручей, текущий в Волгу».

При таких хозяйственных талантах отцу Архимандриту приходилось быть очень экономным и учитывать каждый рубль, потраченный на его скромные потребности: «Не думаю от вас требовать много денег; однако деньги нужны на больных. Подумай же: что здесь живут на своем иждивении сам-шесть; на всем покупном». И далее: «Письмо твое и при нем деньги 185 р. серебром я получил. Точно, как ты и догадываешься, это очень мало, судя по требованиям, которые здесь рождает и мое лечение, и лечение двух больных, Стефана и Сисоя. Но и за это слава Богу! Сколько людей достойнее меня, а нужды терпят более меня». Это было в январе, а в марте: «Сделай милость пришли мне двести р. серебром в счет кружки. Очень нуждаюсь; занял 120 сереб<ром>, и из тех только 10 асс<игнаций> осталось. Больные очень дорого стоят. Их содержу, лечу; и себе, и им прислугу нанимаю»…

{стр. 297}

Однако не только о земном размышлял и писал архимандрит Игнатий в Бабайках; забота об оставленном братстве не покидала его, он пишет «Послание к братии Сергиевой пустыни», в котором снова напоминает о необходимости глубже вникать в Слово Божие и осуществлять его жизнию: «Пребывая с вами, всегда напоминал я вам, увещевал вас заниматься Словом Божиим: оно может даровать нашей шумной обители достоинство обители уединенной; оно может построить духовную ограду вокруг обители нашей, не имеющей вещественной ограды… Находясь в отсутствии, не нахожу ничего лучшего, как повторить вам письменно то, что говорил устами» (полностью см. Настоящее издание, т. 2, с. 45–48). А отцу наместнику он поверяет следующие мысли: «Ныне мудреное время; где ни насмотрелся — везде зло берет верх, а благонамеренные люди находятся в гнетении. Спаситель мира повелел стяжевать души свои терпением. Полагаюсь на волю Божию. Здешнее уединение показывает мне ясно, что по природным моим свойствам и по монастырскому моему образованию — быть бы мне пустынником; а положение мое среди многолюдного, столичного города, между людьми с политическим направлением, — есть вполне не натуральное, насильственное. Молитва и слово Божие — вот занятие, единственно мне идущее. При помощи уединения могли бы эти два занятия, кажется мне судя по опытам, очень процвести, и желал бы я ими послужить ближним. Для прочего служения есть довольно людей, с преизбытком; а для этого ныне, просто сказать, не найти». Судя по всему, несмотря на гнетущие его болезни, именно этим занятиям он посвящал в Бабайках большую часть времени. «Лежу и лежу», — часто повторял он в письмах. Нельзя, однако, принимать эти слова буквально. Есть достаточно свидетельств огромной работы его ума в этот период. Несомненно, что он использовал впервые полученный отпуск и уединение для обдумывания и написания отдельных статей, вошедших потом в его «Аскетические опыты». Об этих своих трудах он почти никому не писал, но некоторые мысли проскальзывают в его письмах духовным чадам. Здесь, в Бабайках, он написал «коротенькую брошюрку "Воспоминание о Бородинском монастыре"» и другое сочинение [185] по просьбе своих друзей Александровых. Наконец, — письма. «У меня подобных посланий накоплено на целую книгу. Когда Бог даст мне возвратиться в свое время, во время мира, по исшествии Бонапарта и усмирении Пугачева, — {стр. 298} может быть, я решусь и на напечатание упомянутого собрания, по должной выправке и вычистке оного», — по содержанию и слогу их можно было бы отнести к числу самых замечательных его сочинений, написанных для мирян. И если их объединить вместе, то они действительно составили бы полновесный том (часть их была опубликована в четвертом томе его произведений).

По представлению архимандрита Игнатия Брянчанинова, «за исправное управление Сергиевой пустынью» во время его отсутствия о. Игнатию (Васильеву) «была объявлена признательность Епархиального начальства».

22 марта 1851 г. Игнатий (Васильев) был перемещен «для пользы службы в первоклассный Юрьев монастырь наместником же»; 23 августа 1853 г. определен настоятелем Свято-Благовещенской Никандровой пустыни и через полгода произведен во игумена. Много трудов он положил для благоустройства своей обители, за что 30 мая 1865 г. возведен в сан архимандрита. Скончался он 18 декабря 1870 г.

Вообще, архимандрит Игнатий Брянчанинов, будучи сам талантливейшим человеком, с большим уважением и благорасположением относился к талантам других. Много усилий затрачивал он для привлечения в Пустынь людей с различными способностями, не останавливаясь тратить для этого личные средства, как это случилось, например, с будущим иеродиаконом о. Гедеоном, обладавшим красивым голосом — баритоном, которого он выкупил у фабриканта Жукова за 200 рублей. Воспитывая своих учеников, приучая их к исповеданию помыслов, он в то же время поощрял их к духовному самообразованию путем чтения творений святых Отцов, и для этого постоянно выписывал вновь издаваемые книги, в том числе издания Оптиной Пустыни. Он присматривался к их способностям и, заметив оные, стремился к их развитию. Таким образом, ему удалось воспитать, по крайней мере, двух в будущем замечательных деятелей Церкви.

Первый — это, конечно, Игнатий маленький, до пострижения Иван Васильевич Малышев. Он родился 24 марта 1811 г. в деревне Шишкине Даниловского уезда Ярославской губернии. Образование получил домашнее. Когда ему исполнилось 12 лет, родители привезли его в Санкт-Петербург и отдали в учение к купцу Лесникову. Семья этих купцов в дальнейшем стала одним из благотворителей Сергиевой пустыни. С раннего возраста Ваня полюбил посещать храмы, и у него проявилось желание {стр. 299} уйти в монастырь. Ему посчастливилось познакомиться с о. Игнатием Брянчаниновым почти сразу же после приезда того в Петербург, и о. Игнатий согласился принять его в послушники Сергиевой пустыни. Таким образом, Ваня прибыл в эту обитель одновременно с архимандритом Игнатием и М. В. Чихачевым и стал первым келейником о. настоятеля. Скромный, молчаливый, в то же время одаренный природным умом и способностями, обладавший поэтической натурой, он вошел в душу своего наставника, и тот очень полюбил его. Но кого любят, тому и больше достается. В первые годы послушничества на долю Ивана Васильевича выпало немало испытаний. В Пустыни не хватало братства, и ему, наряду с послушанием келейника, приходилось быть свечником, кружечником и помогать в просфорне. Дела было столько, что он иногда и в трапезу не успевал ходить. Он не имел не только своей кельи, но даже кровати, и ночи проводил то на стульях, то на полу, то на подоконнике в спальне настоятеля. Часто приходилось ему переносить и поношения и унижения от настоятеля (как и тому, в свое время, от старца Леонида). Но молодой инок принимал все со смирением, понимая, что настоятель поступал так, желая ему пользы. И несмотря на все труды и подвиги, он был счастлив, что живет в монастыре и при таком наставнике: «Я был в таком настроении, что от радости иногда не ощущал земли под ногами, а проходил из церкви по всему монастырю, как по воздуху; весь ум был в созерцании неизреченного наслаждения внутреннего» [186].