Том 7. Письма - Святитель Игнатий Брянчанинов

Отец Аполлос смирился и остался в Старо-Ладожском Николаевском монастыре, где проявил себя, как рачительный хозяин. В 1854 г. он построил там «трехэтажный, каменный, крытый железом корпус длиной до 13 сажен, шириной до 7 сажен. В верхнем этаже — библиотека, школа и жилые помещения; в нижнем — хозяйственные службы, кладовые. Дом устроен по Высочайше утвержденному плану на деньги благотворителей». Игумен Валаамского монастыря Дамаскин пришел в восторг от этого дома: «Я не говорю только о его внешности, по которой он мог бы быть и в лучших улицах столицы. Самое внутреннее расположение его комнат… одним словом все мне в них очень понравилось» [181].

{стр. 292}

Архимандрит Игнатий ценил деловые качества о. Аполлоса. Время от времени он поручал ему разные дела по благочинию [182]. В 1854 г. о. Аполлосу вручен игуменский посох, и с этого же года, по представлению архимандрита Игнатия, он был утвержден в должности помощника благочинного; с 1860 г. — он архимандрит. В 1863 г. архимандрит Аполлос был отправлен на покой, и тут снова проявились странности его характера, о чем писал заступивший на его место игумен Иоанн П. П. Яковлеву: «Многоуважаемый и добрейший Павел Петрович! Ваше святое участие в моем отношении к вверенной мне обители Святителя Николая как бы воскриляет меня к предстоящим трудам. Вашим радушием, Вашей опытностию не лишайте меня во дни скорбные. Сегодня я отправил к отцу Благочинному рапорт о дозволении Отцу Архимандриту Аполлосу выехать в С. Петербург. Прошу Вас похлопочите о скорейшем разрешении сего обстоятельства, ибо отец Архимандрит Аполлос, живя в настоятельских келлиях, не освобождает их добровольно. Оскорблять его, и без того скорбного, не хотелось бы, да и стеснять себя бивуачной жизнию не приходится. Вы знаете, и в расстройстве разных частей хозяйства достаточно хлопот, помимо тех, которые составляются из фантазий о. Аполлоса. Он удивительный человек по этой части… ничего не думает и ничего не ждет, а так себе живет преспокойно и вдобавок ездит по гостям.

Прилагаемые книги примите благосклонно как плоды трудов моих в минувшие дни свободы и отдохновения среди возложенных на меня послушаний.

Игумен Иоанн

14 дек. 1863 г.» [183]

Приютил тогда о. Аполлоса архимандрит Игнатий (Малышев), и таким образом он снова оказался в Сергиевой пустыни, где и закончил в 1874 г. свой земной путь.

Эти двое, о. Феофан Комаровский и о. Аполлос Попов, были исключениями в среде благонравной братии Сергиевой пустыни. М. В. Чихачев писал, что деятельности настоятеля особенно помогало «умение выбирать людей и его знание сердца человеческого, которым он умел привязывать людей к делу, им дове{стр. 293}ряемому. Он искал развить в человеке преданность поручаемому ему делу и поощрял ее одобрениями и даже наградами и повышениями. Окружая себя людьми со способностями и силами, он быстро достигал своих целей и приводил намерения свои в точное исполнение».

Одним из таких людей «со способностями» в Сергиевой пустыни был о. Игнатий Васильев, прозванный Игнатием большим, в отличие от Игнатия Малышева — маленького. В миру Федор Михайлович Васильев, он происходил из купеческого звания, родился в Петербурге в 1806 г., образование получил в уездном училище. Уже с двадцатилетнего возраста он ощутил в себе тягу к монашеской жизни. В 1832 г. поступил послушником в Спасо-Преображенский Валаамский монастырь, а оттуда в 1834 г. перешел в Сергиеву пустынь к архимандриту Игнатию, которым и был пострижен в монашество 2 сентября 1837 г. В 1839 г. — он иеромонах, в 1841 г. — казначей Пустыни. После перехода о. Аполлоса в Старо-Ладожский Николаевский монастырь он был 25 февраля 1844 г. назначен на его место наместником.

Отец Игнатий (Васильев) был личностью незаурядной, но для воспитания в нем настоящего монашеского духа отцу архимандриту Игнатию Брянчанинову пришлось затратить немало усилий. «Владея сильным тенором, с необыкновенно благообразной наружностию, он был весьма благолепен в богослужении и, как человек умный, ловкий, бойкий от природы, имел способность снискивать благорасположение людей вообще. В новоначалии своем он нес послушание старшего келейника при архимандрите, где сделался известен всем, посещавшим настоятеля, что и облегчило ему впоследствии, когда он был возведен на степень священнослужащего и наместника, поддержать и распространить свои знакомства».

При всех своих положительных качествах о. Игнатий большой не лишен был тщеславия. Об одном из эпизодов, характеризующих его с этой стороны, рассказывает в своих «Воспоминаниях» архимандрит Игнатий Малышев (см. с. 405–416). Не лишен был Игнатий большой и чувства зависти. Замечая, что его тезка, Игнатий маленький, пользуется особенным расположением Архимандрита и посетителей монастыря, он невзлюбил его. В 1847 г., когда Архимандрит был в отпуске в Николо-Бабаевском монастыре, а он замещал его в должности наместника, он однажды, глухой осенью, в распутицу послал маленького Игнатия, без особой необходимости, в открытой повозке в Ладож{стр. 294}ский монастырь. Посланный жестоко простудился и на обратном пути заболел так, что не в силах был доехать до Пустыни. И только попечение родных, при помощи Божией, помогло ему встать на ноги и возвратиться в обитель.

Несмотря на подобные слабости характера о. Игнатия (Васильева), Архимандрит любил его за способности, за прекрасный голос, за деловые качества и относился к нему с большим доверием. Во время его отпуска о. Игнатий большой с 17 июня 1847 г. по 12 июня 1848 г. «по указу Св. Синода управлял оною пустынею, с передачей ему всего монастырского имущества и денежных сумм». Благодаря частой переписке, архимандрит Игнатий оставался в курсе всех дел в Пустыни, давал советы и указания. Всего за время отпуска, несмотря на болезненное состояние, он написал о. Игнатию 44 весьма пространных письма. Письма эти чрезвычайно интересны, так как значительно дополняют сведения о настоятельской и хозяйственной деятельности архимандрита Игнатия, также характеризуют его отношения с братством, находящимся на его попечении. Из них можно также узнать о его путешествии из родной обители в Бабайки и о впечатлении от монастырей, которые он посетил.

Первым монастырем на его пути был Юрьев (под Новгородом). «Отец Архимандрит принял меня очень благосклонно; сегодня утром был я у ранней обедни в нижней пещерной церкви… С колокольни смотрел на Новгород и его окрестности. Здесь тихо; отдыхает душа и тело; но ничто не отозвалось во мне поэтическим вдохновением, как то было на Валаме». Затем — Москва. «Преосвященного Митрополита нет в Москве; он путешествует по некоторым местам Епархии; мне придется дождаться его. …В четверток был в Угрешской обители, которая, несмотря на близость свою к Москве, посещается Богомольцами очень мало и потому — очень уединенна…. В пятницу был я в Кремле для поклонения его святыням. Угрешский был моим путеводителем. …Был в монастырях: Чудове, Новоспасском, Симонове, Донском.

…Скажу одно: братиям нашей Сергиевой Пустыни должно благодарить Бога, что Он привел их в эту обитель, в которой довольно строго наблюдают за нравственностию, чем сохраняют молодых людей, дают им возможность устроить себе благонравие, составляющее существенное достоинство инока». И в следующем письме: «Завтра думаю ехать в Бородино; затем воротиться в Москву не более как на сутки и пуститься через Лавру, Ростов, Ярославль, в Бабайки и Кострому». И уже из Бабаек: {стр. 295} «В двух обителях на пути моем принят я был как родной: в Угрешской и Бородинской. Угрешский отец игумен думает на покой. …Бородинская Г-жа Игуменья приняла очень радушно. Первый день занимался беседою с одною ею, а Степана тормошили сестры. На другой день некоторые из них познакомились со мною. А когда я уезжал, то некоторые из них, провожая со слезами, говорили: мы с Вами — точно с родным отцом, как будто век знали. И я с ними породнился — есть такие прекрасные души, многие с хорошим светским образованием». Следует добавить, что по этим впечатлениям архимандрит Игнатий вскоре выпустит небольшую брошюру: «Воспоминание о Бородинском монастыре», а с госпожою Игуменьей продолжит сношения посредством переписки.

По прибытии в Бабайки, несмотря на болезненность и утомление, архимандрит Игнатий сразу же включается в дела оставленной им обители. Сергиева пустынь к тому времени владела 215 десятинами земли, на осушение которой от болот, расчистку и обработку было затрачено немало сил и средств; М. В. Чихачев отдал на эти работы все свое состояние — 40 тыс. рублей. Поскольку наступило время уборочных работ, от результатов которых в значительной мере зависело благосостояние обители, тема урожая весьма часто возникает в письмах отца Архимандрита. «Относительно того, что трава скошена молодою, моложе, чем прошлого году, я согласен с Хуторным. Желаю Вам убрать рожь и овес благополучно. Если овса будет довольно, то часть можно продать, и на часть этих денег купить хоть 20 коров и бычка, чтоб они во время зимы накопили навозу для ржаного поля», — пишет он 14 августа 1847 г. А в следующем письме: «Очень рад, что сенокос убран благополучно; желаю, чтоб вы успели убрать так же благополучно хлеб и овощи. Присматривался я к полям при моем путешествии: точно — трудно встретить такую обработку, какова она у нас, и такой чистый и рослый хлеб, каков он у нас». Затем, в письме от 7 сентября: «Очень рад, что уборка полевых продуктов идет успешно: я по всей дороге не видал таких хлебов, какие у нас. О косулях я сам думал: нахожу, что удобнее будет прислать зимою; водою, кажется, уже поздно. Мне сказывали здешние агрономы, что траву непременно должно посыпать гипсом, высевая 30-ть пудов на десятину; гипс действует два года; а на один и тот же участок сыплют его не раньше, как через 8-мь лет, тоже по какой-то причине, которую мне не могли хорошенько изъяснить, которую и я не хоро{стр. 296}шо выслушал». 29 сентября: «Прилагаю при сем описание о посеве клевера, сделанное одним из знаменитейших здешних агрономов. Подумайте — нельзя ли у вас завести одного участка чисто клеверного». 23 октября: «Жаль, что коров купить не на что. Задний участок, т. е. ту именно часть его, в которой очень плохо родилась трава, спахать и удобрить золотом, на нем посеем овес. А вместо ржаного поля отделаем место за валом — надо когда-нибудь его отделать». И 24 марта 1848 г.: «За урожай благодарю Бога, благодарю и тебя, душа моя, за твои распоряжения. Вероятно, за продажею овса и сена Вы могли очиститься от долгов, накопившихся во время монастырской бездоходицы. Шесть косуль лучшей работы сделаны по заказу Паренсова [184], который сам хлопотал, в Вологде сделаны и отправлены на имя твое. Они стоят по 10 руб. ассигнациями каждая. …Но провоз по нынешним плохим дорогам будет стоить дорогонько: просят 87 руб. ассигнациями — не знаю, на чем согласились». Трудно представить себе, что подобными делами приходилось заниматься автору «Аскетических опытов». «Но что же делать? Такова судьба Настоятелей». Хозяйский глаз пригодился и в Бабайках: «Пред самым монастырем, шагах в 100 от св. ворот обильно сочилась вода, не замерзающая, по сказаниям жителей, и зимою. Я нанял, чтоб очистили это место и впустили струб в 2 аршина вышиною. Что ж? Ударило до двадцати ключей, и мы имеем чистейшую, как хрусталь, воду, из которой образуется ручей, текущий в Волгу».