Библия в истории европейской культуры - Геннадий Геннадьевич Пиков

присутствия Бога в его народе (шехина – от евр. «селиться»), «завет», «обетование» милости всем народам. Утверждается, что «законоположение» дано впервые евреям и «богослужение» оформилось впервые именно у них. Еврейские мудрецы объявлены «отцами» прошлых времен. Подчеркивалось, что Христос был рожден израильтянином по плоти и крови и в первую очередь принадлежит не язычникам, а народу Израиля (Рим. 9 : 4).

«Помогают» и различные течения в самом иудаизме, которые провозглашали себя последователями новых предписаний Бога. Таковы, в частности, кумраниты. Они опирались на Танах. О «новом договоре» Бога с домом Израиля говорил пророк Иеремия (Иер. 31 : 31). Цитата из Иеремии прямо приводится в Послании к Евреям (8 : 8–10). Так Христос превращается в духовного господина мира человека и каждый человек отныне «во Христе умирал» (in Christo moromur). Само выражение «Ветхий Завет» оказалось производным от «Нового Завета».

Это было необходимо и в интересах складывающейся организации, которая в значительной мере опиралась, особенно по мере становления аграрной цивилизации, на ветхозаветные рецепты и избавлялась от «крайностей» (радикализм, республиканизм, демократизм).

Новая иерархия культур должна была быть выстроена и потому, что на рубеже эр происходит встреча не просто «соседних» и родственных культур (греческой, римской), а соприкосновение мощнейших евро-азиатско-африканских культур. Африканский мыслитель Леопольд Сенгор в свое время отметил, что три расы олицетворяют три стороны человеческой психики (белая ratio, черная emotio, желтая intuitio). Христианская формула «вера, надежда, любовь» символизирует новый культурный синтез и с этнопсихологической точки зрения. Особенно важны, конечно же, были отношения греко-римской и ближневосточной культур. Хотя эти отношения были очень активными (существовала даже поговорка «либо Платон филонствует, либо Филон платонствует»), западная культура, с точки зрения иудаизма, была «беззаконной», т. е. не привязанной к системе церемониальных предписаний (Евр 9:10). Необходимо было «навести мосты», что будет предметом особых споров между Петром и Павлом на соборе 49–50 г. (Деян. 15). Будет достигнут своеобразный компромисс: Петр будет проповедовать в «Земле Обетованной», а Павел «понесет Слово Божье» в диаспору и язычникам. Определенным камнем преткновения здесь останется позиция самого Христа. Хотя он и не отвергал алтарных жертвоприношений, но сам, по свидетельству евангелистов, в них не участвовал, ибо храм для него был, прежде всего, «домом молитвы». Богу, по его мнению, не нужна религиозность в соответствии с обычаем: «И когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц останавливаясь молиться, чтобы показаться перед людьми» (Мф. 6 : 5). Понадобится немалое время, прежде чем появится новая обрядовая система.

Естественно, что фигура самого Христа переосмысливается. Делается это и с его «помощью». Христос сам говорил: «Я есмь хлеб жизни …ибо хлеб Божий есть Тот, Который сходит с небес и дает жизнь миру»; «путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу иначе, чем через Меня» (Ин. 14, 6); «Я есмь дверь; тот, кто войдет через Меня, спасется» (Ин. 10 : 1, 9). Любопытно, что Христос пользуется более основательно для того времени отредактированным текстом Танаха (хотя и незавершенным) I в., а апостолы, видимо, в большей степени ориентируются на Септуагинту (III в. до н. э.). Западная цивилизация попытается «непротиворечиво» использовать оба текста.

По Марку, Иисус не только открыто говорит о своем мессианском предназначении, но и называет себя сыном Божиим. Первосвященник во время допроса напрямую спросил его: «Ты ли Христос, Сын Благословенного? Иисус сказал: Я; и вы узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных». Только после этих слов, первосвященник разорвал на себе одежды свои, и все признали, что Иисус повинен смерти. Отталкиваясь от высказываний самого Иисуса (апофегматов), ученики придают личности Христа образ «божьего человека» (theios aner), сложившийся уже в эллинизме и иудаизме. Матфей свидетельствует, что Христос ПРАВИЛЬНО излагает закон, делая акцент на праведности, которая заключается в любви (5 : 20; 7 : 12; 22 : 40).

Евангелие от Иоанна уже резко отличается от остальных. Ни один из авторов синоптических Евангелий не решился напрямую обожествить Иисуса. Это делает Иоанн. По Иоанну, с самого начала Иисус предстает как бестелесное существо, лишенное человеческих качеств, божество, только принявшее человеческий облик. Но и в этом облике он не совсем обычный человек: он никогда не подвергается искушениям (не случайно Иоанн опускает рассказ об искушении в пустыне «от диавола»), никогда и ни в чем не сомневается и с самого начала возвещает всем, что он расстанется с жизнью во имя исцеления всех людей и потом воскреснет. С самого начала Иисус представлен как вечно существующая сущность, в начале бывшая словом. Иоанн так говорит об этом: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и слово было Бог. Все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть». В Слове этом была жизнь, и жизнь эта «была свет человеков». Наконец, свет и Слово слились воедино и «Слово стало плотию и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу как единородного от Отца». «Богоявление» Христа начинает рассматриваться как третье из наиболее важных и определяемых судьбу человечества событий (Творение, Дарование Десяти Заповедей). «Новый Иерусалим» Апокалипсиса (21–22) – своеобразная модель идеального государства будущего. Через Христа был восстановлен мир с Богом (Римл 5:1, 2, 5), который нарушили иудеи как дети диавола (Ин 8:44). Апостол Павел прямо скажет, что следовать старому – значит грешить.

В результате «очищения» учения на смену ветхозаветной «троице» (Авраам, Сарра, Исаак) приходит новая: Бог-Отец, Бог-Сын, Бог-Святой Дух. Надо дополнительно отметить, что в культуре «Земли Обетованной» сложилось несколько конфликтов, которые тесно переплелись между собой и тем основательно усложнили общую ситуацию: на онтологическом уровне – конфликт «истинно-сущего» и «реально-видимого», говоря словами Августина, Града Небесного и Града Земного; на аксиологическом – нравственных императивов («заповедей») и текучей эмпирии; на гносеологическом – «веры» и «знания». К тому же было нарушено необходимое «триединство» онтологии, аксиологии и гносеологии, превратившихся в «лебедя», «рака» и «щуку», ибо люди предпочитали отдельно говорить о Боге, вернее, о своей любви к нему, отдельно о той или иной заповеди, отдельно о своих способностях к познанию или знанию, к благочестивой жизни или удачной сделке.

Стараниями апостолов, особенно Павла, «последних римлян», особенно Боэция, и Отцов Церкви, особенно Августина, был восстановлен необходимый для существования и развития цивилизации синтез онтологии, аксиологии и гносеологии. Именно концепция Троицы символизирует его: онтология (Бог-Отец с его Творением), аксиология (Бог-Сын с его Истиной) и гносеология (Бог-Святой Дух с его Благодатью).

Христос из исторической личности превращается в теологему.

Роль апостола Павла