Конт - Ирина Успенская

— Вы ошибаетесь, кир Алан, — покачала головой баронесса. — Капитану Сержику, — она кивнула на воина, — удалось оттеснить бунтарей к казарме и запереть их там, потеряв при этом половину отряда. В данный момент верные мне слуги тушат пожар в оружейной, чтобы огонь не перекинулся на другие помещения, оставшиеся бойцы держат на прицеле окна и двери казармы, но их очень мало. Не сочтёте за труд приказать вашим воинам помочь им?

Аристократка до мозга костей. На первый взгляд абсолютно спокойна. Ни один волосок не выбился из прически, взгляд прямой и строгий, в нем нет ни капли нервозности, ухоженные руки не трясутся, только чуть расширены зрачки. Значит, все же волнуется. Алан кивнул и отдал короткое распоряжение, за его спиной осталось всего двое воинов, но зато каких! Оба, статью, почти не уступали Рэю. Капитан сам отобрал десятку, которая поехала с контом и Виктория была уверена, что здесь лучшие воины гарнизона. Баронесса поблагодарила кивком головы и продолжила:

— Капитан Сержик введет вас в курс дела.

— В казарме два боковых окна и центральное чердачное, — вступил в разговор блондин, — бунтовщики захватили луки и арбалеты, они пытались удержать три стороны, но моим воинам удалось закрыть торцевые окна щитами. Однако на чердаке сидит неплохой лучник.

— Так сожгите их и все дела, — спокойно предложил Искореняющий, словно речь шла не о людях, а о пачке бумаг.

— Не могу! — впервые в голосе баронессы Рогана прозвучало отчаяние. — У них мой сын!

— Он еще жив? — с интересом спросил ксен, скидывая с себя сутану.

— Надеюсь на это, — баронесса взяла себя в руки. — Они знают, что пока юный барон Рогана жив, у них есть шанс.

— Переговоры?

— Пока бунтовщики никаких требований не выдвигали, — ответил капитан Сержик.

— Тебе не кажется это странным, — ксен внимательно смотрел на воина, и под его взглядом голова капитана клонилась к земле, Виктории даже показалось, что он начал задыхаться.

— Никак нет, брат Искореняющий. Среди них много раненых, даже если мы их выпустим, далеко они не уйдут.

— Из — за чего начался бунт? — Виктории действительно это было интересно.

— А какое это имеет значение, кир Алан? Рабы неповиновались приказу своего хозяина, мало того, когда барон приказал им разойтись, они потребовали от него справедливого суда! Это словно ваш стул начнет требовать привилегий и справедливости, потому что ему тяжело держать ваш вес! — все это было произнесено баронессой спокойным голосом со светской улыбкой на устах, будто они стояли на паркетном полу бального зала, а не рядом с кучей окровавленных трупов. Виктория поняла, что баронесса ей не нравится.

— И все же кирена, ответьте на мой вопрос, — холодно произнес конт Валлид. — Я должен понимать ситуацию в своих новых владениях.

Еще не прозвучали последние слова, как у шеи капитана Сержика замер меч одного из Алановских воинов. Со стороны казармы послышался звон оружия и раздался свист.

— Дружина барона разоружена, кир Алан, — сообщил один из воинов. Виктория кивнула. Некому сопротивляться, воины барона были щенками против матерых волков, пришедших с нею.

Баронесса оказалась превосходной актрисой. Глаза женщины расширились, она прижала руки к груди и повернулась к Искореняющему за поддержкой, но он с безразличным видом, рассматривал шпиль замка, на котором уже развивался голубой вымпел с двумя скрещенными ключами.

— Замок взят моими людьми баронесса, я жду ответ на свой вопрос.

Виктория чувствовала себя героем тупого американского боевика. Этаким пародийным Цезарем — пришел, увидел, победил. Игра, просто игра, которая позволит баронессе сохранить лицо, а конту безболезненно подмять под себя кусок земель. Рэй еще в Крови проинструктировал бойцов, что и как нужно сделать. Баронесса Рогана не была дурой и прекрасно понимала, что ей никто не позволит править без мужа. Из всех соседей она выбрала самого родовитого — конта Валлид, тем более среди местной знати уже десятницу усиленно ходили слухи, что конт ищет себе новую жену. Он молод, красив, богат и с хорошей родословной. Почему бы не принять его покровительство? И она отправила гонца в Кровь.

— Баронесса, ответьте конту Валлид, — мягко произнес Искореняющий начиная медленно закатывать рукава.

— Кто — то из воинов взял рабыню на праздничную ночь, — презрение в голосе баронессы можно было черпать ложками. — Не знаю, что между ними произошло, но девка сдохла.

— Это отвратительно, — процедил Алан, чувствуя, как внутри все леденеет.

— Согласна с вами кир Алан. Я приказала капитану если такое произойдет еще раз, удерживать стоимость рабов из содержания виноватого. Я не позволю портить безнаказанно свое имущество…

Баронесса еще что — то говорила, но Виктория ее не слушала. «Представь, что это просто задание, секретное задание, а ты шпион в стане врага. Не нужно хвататься за меч. И придушить баронессу ты всегда успеешь. Расслабься, — уговаривала она себя. — У них другой менталитет. Они так привыкли. Вспомни Скарлетт, она ведь тоже была рабовладелицей». Но вместо Скарлетт перед глазами стояло избитое лицо безногой рабыни, и черная ярость стремительным горьким потоком поднималась от паха к груди, требуя немедленного выхода. Чужая, незнакомая Виктории ярость. Невыносимо заболела голова, она прижала пальцы к вискам, пытаясь унять боль. На ум пришла ассоциация с приговоренным к смерти на электрическом стуле, наверное, такие же ощущения испытывает преступник, когда ему на макушку надевают железную шапочку и дают первый разряд. Казалось, еще немного и голова взорвется изнутри. И вдруг стискивающая мозг раскаленная шапочка лопнула — плотину чужой памяти прорвали воспоминания…

…Саника вздернутый за руки к потолку, а у его ног истерзанная девичья фигурка. Виктория видит свои руки завязывающие пояс на штанах, ей хорошо, по телу разливается приятная усталость, она подходит к поскуливающей девушке и с размаху бьет ее ногой в живот….

…Она точно знает, что отца в замке нет, но все равно крадется вдоль стены, стараясь не шуметь. Вот, наконец, заветная дверь в кабинет. За нею спрятано то, чего она жаждет больше всего на свете — засахаренные орешки, целый кулек сладких, вкусных, липких орешков. Она много не будет брать, только себе и Берту, чтобы отец не заметил. Какой высокий буфет, она тащит тяжелый стул, залазит на него, тянется за вазочкой. Еще немного, еще…

— Ублюдок, кто тебе позволил выходить из своей комнаты?

Отец! Он никуда не уехал! От страха она падает вместе со стулом…

…Больно… Так больно… болит попа и спина. Нанни смазывает ей спину мазью и тихо приговаривает, но она не слушает. Ненависть к отцу поднимается откуда — то из самых темных глубин сердца, и она шепчет: «Я убью тебя, убью».