Хранители времени - Янина Жураковская

Ларвеор приподнял бровь. На его языке это означало: "Вы спрашиваете, откуда у меня сфера, способная выдержать падение метеорита, спасти от "вьюги теней" и смирить Цветок Пустоши? Полулегендарный артефакт, за который половина магов недрогнувшей рукой вырвет себе печень, а вторая — продаст свою мать и посчитает это выгодной сделкой? Почему бы вам заодно не спросить, нет ли в моих карманах ещё чего-нибудь?"

Сивер, несмотря на велеречивость и довольно бредовые представления о долге, чести и достоинстве, дураком не был, и занялся исцарапанным лицом и подбитым глазом.

— Представление начинается, — сообщила Кристанна, запрокидывая голову и крепче прижимая к носу платок.

Чертог перемещений исчез, сменившись черным небом в ярких точках звезд, высокими деревьями и старым заросшим кладбищем. Подул холодный ветерок, терпко запахли ночные травы, из-за облаков нехотя выглянула лысая, заспанная луна, и все услышали негромкие голоса и знакомый перезвон, который могут издавать только золотые монеты. Вспыхнул факел, озарив двух разбойного вида мужичков, сидящих на могиле. Откуда-то сверху раздалось покашливание, а затем звучный, хорошо поставленный и самую чуть глумливый голос четко произнёс:

— Два вора, лихо скрывшись от погони, делить украденное золото решили. На старом кладбище вечернею порою уселись рядом на заброшенной могиле…

— Если это аарт, я — эльфийская риан, — прогнусавила квартеронка.

Сивер со вздохом выдернул из её руки окровавленный платок, вложив взамен другой, чистый. Кристанна моргнула и чётко объяснила, куда магу следует отправляться со своей помощью. С неба посыпались разноцветные конфетти, на фоне луны мелькнул мускулистый парень в синем трико и красном плаще и три девицы в коротких матросских костюмчиках, и зазвучала…

Нет, ЗАЗВУЧАЛА МУЗЫКА!!!

Никто кроме Ларвеора и ещё двоих не понял, что это музыка. Она походила одновременно на грохот бури, завывание торнадо и долбёжку куском железной трубы по листу жести. Она заставляла мозги плавиться, а глаза вылезать из орбит, крушила кости и раскалывала черепа. Кристанна, которая ошалело таращилась в пространство, внезапно заметила, что у неё из носа опять течет кровь. То же самое обнаружили Ярок, Зикка и Гапон.

Потом к музыке добавился голос, но из-за дикого шумового фона никто не мог разобрать ни слова.

Почти никто.

Чуткие эльфийские уши обладают поистине волшебным свойством отсекать чересчур громкие звуки или уменьшать их. Поэтому эльфка Леориэль, полукровка Сивер и Ларвеор, чья родословная была тайной за семью печатями, без угрозы для слуха внимали незримому барду, и даже пытались подпевать, хотя всем троим медведь на ухо не просто наступил, но и основательно на нём потоптался.

Для них аарт кончился слишком быстро и как-то сразу. Погост исчез вместе с эффектом присутствия в кузнечном цеху Мархенских пещер, вокруг возникли каменные стены, над головой — потолок, а под ногами — пол чертога перемещений. Полуоглохшие люди и нелюди не-эльфы осторожно вынули пальцы из ушей, закрыли рты и вернули глазам нормальные размеры, стараясь не шевелиться и даже не дышать, дабы не спугнуть ненароком благословенную тишину.

— Красивая музыка, — певуче вымолвила Леориэль, играя кончиком светлой косы. — И стиль интересный. Агрессивный, но интересный. Никогда ничего подобного не слышала. Барабаны… какие-то струнные и клавишные, вроде… Эх, ngirdir khaerw'an, надо было маму слушать, учиться играть на лютне, как подобает высокородной эльфийке, а не бегать по лесам с террор-отрядами! И почему я не бард?

— Ось цэ — музыка?! — пролепетал Сея, который как раз был бардом.

— Где моё кольцо? — недоуменно спросил Сивер.

— А мой брошлет? — всполошился Шольд.

— Савсем плахой, слющай, да! Гиде мой амулэт?

— А фот мой металь ктэ?

— Ведь усё, усё, шо нажито непосильным трудом, умыкнули!

Некоторое время товарищи по несчастью судорожно ощупывали себя и свои карманы. Убедившись в безвозвратной пропаже золотого запаса, девушки застонали (кроме Кристанны — та выругалась словами, которых не знал даже Ларвеор), а мужчины разразились проклятьями (кроме Сеи — тот расплакался). Капитан потрогал ухо, с досадой обнаружил исчезновение серьги ("Всё золото с собой в могилу уволок… Ну и сучок этот чародей!") и вознёс хвалу Локи, надоумившему его носить обереги из кости и дерева.

— Капитан, — голос Малинки был холоден, как пиво с ледника, — я помню, что ты говорил про неповрежденными телесно, но я убью чародея!

— А я помогу избавиться от тела, — мрачно заявил Сивер, чья коллекция амулетов претерпела значительный убыток.

— Найду!

— Словлю!

— Потом не опознают! — присоединились товарищи.

Так, не приложив ни малейших усилий, Хранитель обзавёлся ещё дюжиной врагов, и авторитет его среди последователей Тёмной стороны значительно вырос. Жаль, но сам герой об этом не узнал. А если б даже и узнал… В тот самый момент чародей белкой скакал по могилам, удирая от нежити, поднятой последним заклятьем мертвого некроманта, и кроме собственной жизни ему все было до лампады.

По камню прошелестели неуверенные шаги. Звякнула задетая струна. И чей-то незнакомый хрипловатый голос удивлённо произнес:

— Ниххрена… Чё за фигня, твою мечту? Кто мне барабан на шею повесил?

"Злыдни" были профессионалами. Они даже не шевельнулись.

Лица магов некрасиво вытянулись.

— Хей, хлопцы, гляньте, крендель какой-то обдолбанный отвисает! — не менее удивлённо сказал другой голос. — Совсем чердак снесло наркоше!

— Не-а, он не под кайфом, — уверенно заявил третий. — Труповозку вызвать надо, мертвяк это. Самая что ни есть дохлятина. Он на шашлык похож и не пыхтит совсем. Сунул мальчонка два пальца в розетку, пепел его собирали в газетку…

— Чё-то я не наблюдаю в этом Казад Думе ни одной розетки, — перебил четвёртый голос. — И груш, которые кушать нельзя, не видать, одни шарики летучие.

— Вот и мне пятая чакра подсказывает, чуваки, что мы уже не в "Сорванных башнях", — согласился второй. — Брехунок ни хрена сеть не ловит, петля полная!

— А вон аборигены в палатке плющатся! — радостно воскликнул третий. — Их, что ли попытать, в смысле, поспрошать? Можэ, кто на ридной мови спикает! Эй, хав твою в ду! Навострите локаторы! Парля у франся, зольдаттен унд офицерен? Ду хаст михь!.. Пацандары, а ежли на пальцах показать? Таки международный язык…

Подобное игнорировать было нельзя. «Аборигены» обернулись так слаженно, словно полгода это репетировали — над телом Уэйда стояли четыре странно одетых, растрепанных и очень приветливо улыбающихся молодых человека. У одного на шее висел барабанчик, трое держали в руках диковинные лютни.