Горькие лимоны - Лоренс Даррел
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ксену, выброси все это, — сказал я.
Я еще раз прошествовал по главной улице в той же самой многозначительной тишине, за мной еще раз молча проследили из бесчисленных окошек и щелочек в здешних старых домах; и под огромным деревом вся деревня еще раз в глубоком молчании предалась созерцанию собственных башмаков, окоченелая в неподвижности. Взгляды, избегавшие меня, отлетавшие куда-то вверх и в сторону по прихотливым траекториям, "как весенние бабочки", я не могу сказать, что в них светилась ненависть. Нет. Но самый мой вид причинял им боль. Вид англичанина воспринимался как непристойность, маравшая чистый медово-золотистый весенний воздух.
Я встретился взглядом кое с кем из моих друзей, среди прочих с Михаэлисом и с Мореходом, сидящими в самой дальней части кофейни, но у меня пропало всякое желание вторгаться в их мир с прощальными пожеланиями счастья.
Машина с ревом рванула с места, расколов тяжелую тишину, которая волнами расходилась от стен аббатства, равно как и от этих безмолвствующих, не желающих ничего понимать людей, которые собрались под старым деревом. Никто не помахал мне рукой, никто не улыбнулся.
Я съехал вниз, под горку, по пустынной улице, мимо цветущих деревьев, и дальше, на край холма. На гумне стоял Франгос и смотрел на море; услыхав шум машины, он обернулся, но руки не поднял. Я прикурил сигарету и совсем уже собрался прибавить скорость, как вдруг увидел краем глаза человеческую фигуру, бегущую сквозь заросли олив: человек кричал и размахивал руками с явным намерением перехватить меня чуть дальше по дороге… Я узнал Андреаса, маленького, смуглого, юркого, и бежал он в свои шестьдесят лет так, словно ему было шестнадцать. Я притормозил.
Он добежал до края последней террасы и очертя голову сиганул вниз, на дорогу, хватая ртом воздух, сияя улыбкой.
— Мистер Дарлинг,[105] — закричал он, сбившись от возбуждения на бывшую когда-то в ходу форму моего имени, от которой он, опасаясь издевок, был вынужден отказаться. — Слава богу, я вас поймал! Я хотел вам сказать, что мальчик-то вернулся! Он передумал вступать в ЭОКА, потому что выиграл стипендию: он вместо этого поедет учиться в Лондон. Вчера правительственное радио передавало имена победителей!
Он шумно восстановил дыхание и дважды перекрестился по-православному.
— Велик Господь, и пути Его воистину неисповедимы. Мальчик теперь уедет в Лондон. Ваша мама присмотрит за ним, пока он будет в Англии, если вы сами куда-нибудь уедете? В конце концов, сосед, он ведь еще совсем ребенок.
Невозможно было спокойно смотреть на это счастливое, доброе, дружеское лицо. Я вышел на дорогу, и мы выкурили по сигарете, пока он горячо рассуждал о Лондоне и том, как ему самому хотелось бы там побывать.
— Образование это все, — сказал он. — Нам его так не хватает. Теперь, может, хоть детям удастся его получить.
И мне вдруг стало стыдно за то пренебрежение, с которым у нас привыкли относиться к этим людям — бедным "кипам".
— Ну, конечно, мы за ним присмотрим, — пообещал я. Андреас пожал мне руку.
— А за дом не волнуйтесь, — сказал он, прижав руку к сердцу, — я прослежу, чтоб там всегда был порядок и чистота, и чтобы всякая вещь на своем месте. И за дочки вашей виноградом на балконе тоже пригляжу. Когда вы, сосед, на следующий год вернетесь, весь балкон у вас будет в тени.
Мы загасили сигареты, раздавив их о дорогу, и крепко пожали друг другу руки.
— И не забывайте, — сказал он напоследок — нам писать, Лоизусу, и Антемосу, и Мореходу — и пришлите нам открытки с видами той лондонской церкви — ну, той большой, с часами.
Я пообещал, что вышлю непременно.
— И помните, — крикнул он уже мне вслед, вспомнив деревенскую поговорку, которой принято выражать надежду на счастливое будущее. — Самое сладкое вино — от будущего урожая!
* * *— Понимаете, в чем дело, — сказал таксист, который ближе к ночи довез меня до охраняемого, как крепость на осадном положении, аэропорта, — понимаете, вся беда нас, греков, в том, что на самом-то деле мы все настроены пробритански.
В тот вечер в городе уже прогремели два или три взрыва, и не приходилось сомневаться, что этим дело не ограничится. Он вел машину по безлюдным полутемным улицам мимо случайных встречных патрулей осторожно, но при этом пребывал в каком-то странном возбуждении. Пожилой, неторопливый, с совершенно седыми усами. Судя по акценту, родом он был из Пафоса.
— Что вы говорите? — почти не слушая, ответил я: а вслушивался я в подозрительные звуки окружающей нас темноты, поскольку привязанная к приборному щитку синяя бусинка (талисман от сглаза) утешала меня не очень убедительно.
— Даже Дигенис, — глубокомысленно изрек таксист, — говорят, даже он настроен пробритански.
Это был типичный греческий разговор, что вызывают головокружительное ощущение нереальности — за последние два года я выдержал их не одну сотню.
— Это именно так, — продолжил он неспешным, уверенным тоном деревенского умника, — можете мне поверить, даже Дигенис, хоть он и воюет против британцев, на самом деле их любит. Но нам все равно придется их убивать — с жалостью, даже с любовью.
Горькие лимоны
Этот остров горьких лимонов —Лихорадка лунного светаНа темных округлых плодах,
И сухая трава всегдаТревожит шуршаньем память —Годы словно текут вспять,
О прошлом лучше не вспоминать.Страсть и ночь, и сама красота…Пусть наяды хранят свое горе,
А кудрявое древнее мореПусть лелеет Эллады грезыИ штили как непролитые слезы,
И штили как непролитые слезы.
Лоренс Даррел
Примечания
1
Первая книга— "Обитель Просперо" (1945), вторая — "Размышления о Венере Морской" (1953) (Здесь и даже, за исключением особо оговоренных случаев, прим. переводчика).
2
Пароходик (ит.)
3
Екатерина (Катерина) Корнаро (1454–1510), королева Кипра в 1474–1489 годах. В1473 году король Кипра Иаков П, пытаясь укрепить свое шаткое положение (Кипр, отделившийся от Византии еще в XII веке, а затем сменивший несколько правящих династий, впал к началу XV века в полную политическую ничтожность и с 1426 года являлся протекторатом египетских мамелюков — что для государства, декларировавшего статус "последнего оплота крестоносцев", было крайне унизительно), женился на Катерине Корнаро, породнившись таким образом с одним из самых знатных и влиятельных венецианских кланов. Вскоре после рождения первенца король умер, Катерина была провозглашена королевой Кипра, а спустя недолгое время при загадочных обстоятельствах умер и ее сын. Фактический контроль над островом перешел после этого к венецианским военизированным торговым "семьям", сохранявшим Катерину Корнаро в качестве марионетки на троне вплоть до 1489 года, когда ее вынудили отправиться в изгнание. Впрочем, венецианцы сохранили за своей "отыгранной картой" ряд привилегий: например, они позволили ей вывезти с собой на венецианскую территорию пышный, сохранивший специфические традиции двор.
4
Собор, сооруженный в Венеции в XIII–XV веках и ставший впоследствии официальной усыпальницей Синьории. Помимо 25 дожей, здесь покоится целый ряд знаменитых кондотьеров (а также просто богатых и влиятельных горожан, сумевших купить место рядом с великими). Среди прочих там был установлен и бюст Маркантонио Брагадино, погибшего в 1571 году после героической обороны Фамагусты, которая стала финальной — и трагической — точкой в его весьма удачной поначалу кипрской авантюре. В 1962 году из-под бюста была извлечена урна с человеческой кожей, которая была признана "подлинной". Даррелл, естественно, не мог об этом знать в 1957 году, когда выходила в свет эта книга — так что его прозрение в данном случае оказалось пророческим.
5
Первое офицерское воинское звание в Королевских вооруженных силах Британской империи.
6
В британских колониях — чиновник из туземцев, владеющий грамотной английской речью.
7
Живость, жар (фр.)
8
Он ошибался {Прим. автора).
9
Греческая анисовая водка. Перед употреблением как правило разбавляется водой, после чего приобретает цвет и консистенцию разбавленного молока.
10
Один из стандартных лозунгов ЭОКА (Народной Организации Борцов (за свободу) Кипра) — националистической организации греков-киприотов, поставившей своей целью добиться "Эносиса", то есть "Союза", "Воссоединения" Кипра с Грецией.