Перевал Дятлова: загадка гибели свердловских туристов в феврале 1959 года и атомный шпионаж на советском Урале - Алексей Ракитин

Несомненным достоинством «сорок седьмого» являлась его высокая пожаровзрывобезопасность. Топливо в баках самолета хранилось под давлением инертного газа, поэтому при попадании осколочно-зажигательных снарядов авиационных пушек не взрывалось, а пробрызгивалось наружу, точно через форсунку. По воспоминаниям американских пилотов, поврежденный «стратоджет» летел, оставляя в стратосфере позади себя мелкодисперсное облако топлива, однако сам самолет не загорался и не взрывался. Стрелково-пушечное вооружение советских МиГ-15 и МиГ-17 оказалось против RB-47 совершенно неэффективно. Отечественный снаряд авиационной пушки калибром 37 мм содержал всего 39 г взрывчатого вещества, а 23 мм пушки и того меньше — 17 г. Попадания нескольких таких снарядов не могли причинить планеру самолета значительных разрушений. Известен поистине феноменальный случай живучести этого самолета, когда одна из подкрыльевых мотогондол RB-47 с двумя двигателями была оторвана близким взрывом китайской зенитной ракеты, а поврежденный «стратоджет», тем не менее, перелетел Японское море и вернулся на базу в Японии на оставшихся четырех двигателях!

Помимо очевидных достоинств американской техники на руку супостату были и огрехи отечественной конструкторской мысли. В прелюбопытнейшей статье «Метаморфозы боевой подготовки советской истребительной авиации в послевоенный период», написанной И. Карташевым, 3. Никитиным и П. Чернышом (все трое полковники, военные летчики 1-го класса), которую можно рекомендовать для ознакомления всем истинно верующим в «непобедимых советских асов», об этом скупо, но выразительно сказано так: «Стоявший на МиГ-15 и МиГ-17 полуавтоматический гироскопический прицел АСП-3 имел свои особенности выработки данных для стрельбы. Подвижная сетка прицела на малых дальностях почти не отклонялась при маневре истребителя, а в процессе прицеливания на дистанциях свыше 300 м она реагировала на малейшее изменение крена или перегрузки, а потому “удержать” ее на цели было очень трудно. Возник парадокс: прицел обеспечивал данными для стрельбы умелого стрелка и “мешал” вести огонь новичку. Таким образом, для получения зачетной очереди цель должна была или не маневрировать, или выполнять плавные маневры с постоянной угловой скоростью, чего в реальном бою, естественно, не было ц в помине. <…> Даже в случае успешного выхода на цель по данным наземных РЛС и собственного бортового радиоэлектронного оборудования большинство летчиков-ис-требителей, и тем более летчиков-перехватчиков, вряд ли смогли бы поразить воздушную цель бортовым оружием. Иначе говоря, мощь советской истребительной авиации во второй половине 50-х годов становилась все более эфемерной. Предвидя, что этот тезис может вызвать среди воинствующих патриотов из числа ветеранов советских вооруженных сил и “оборонки” обвинения в некомпетенции и очернительстве, отметим, что венцом курса подготовки к воздушной стрельбе были стрельбы по планеру, который буксировался на 800-метровом тросе реактивным бомбардировщиком Ил-28. Однако, как выяснилось, обучение стрельбе с дистанции 300 и более метров, практиковавшееся в то время, приводило к тому, что попасть в планер подготовленным по утвержденным методикам летчикам было очень трудно. Надо ли говорить, что случайности подобного рода выпадали редко и каждый полк знал своих героев, которые обычно вылетали последними».

Что и говорить, убийственное признание! Особо подчеркнем, что один из авторов процитированной статьи — Зиновий Никитин — является кандидатом военных наук, а другой — Петр Черныш — лауреатом Государственной премии.

Объективности ради надо отметить, что слабость советской истребительной авиации прекрасно сознавал Никита Хрущев, весьма скептически воспринимавший показуху звездопогонных теоретиков. Особый гнев всесильного Генсека вызвали масштабные учения Военно-воздушных сил в 1955 г., по итогам которых командующий Московским округом ПВО маршал К. Вершинин с помпой отчитался Президиуму ЦК КПСС, что в ночное время 96 % целей «перехвачены» советскими летчиками на дальних подступах к охраняемым объектам без использования прожекторов и даже радиолокационных станций на борту самолетов. Вот, мол, какие у нас необыкновенные советские летчики, пронзают взглядом тьму кромешную, аки соколы и филины! Однако через несколько месяцев выяснилось, что маршал банально смошенничал — всем бомбардировщикам, имитировавшим «цели», было приказано в ходе учений выполнять ночные полеты с включенными бортовыми огнями (сугубо для предотвращения столкновений в воздухе, для чего же еще? Не мог же маршал озвучить истинную причину своего столь странного требования, лишавшего противника маскировки).

Хрущев был разъярен показухой военных начальников и враньем их докладов. Именно тогда он отменил принятый ранее план строительства 14 тыс. новых истребителей в 1955–1965 гг. (правда, полной ясности с этим решением Хрущева нет, имеются сведения, согласно которым тот «зарубил» план не в 1956 г., а двумя годами позже). Более того, с 1956 г. началось значительное сокращение Военно-воздушных сил (правда, носило оно не частный характер, а осуществлялось в рамках масштабного сокращения всех Вооруженных сил СССР на основании Постановления Президиума ЦК КПСС от 9 февраля 1956 г.). В том же 1956 г. из состава советских Военно-воздушных сил на несколько десятилетий исчезла штурмовая авиация, упраздненная приказом министра обороны № 30660 от 29 апреля 1956 г. Ложь Вершинина отчасти вышла боком и ему самому — в 1956 г. маршал был исключен из числа кандидатов в члены ЦК КПСС и над его карьерой навис дамоклов меч опалы. Правда, всех опечаленных судьбою маршала поспешим успокоить — Константин Андреевич Вершинин принадлежал к той замечательной когорте коммунистов, которым всегда успешно удавалось колебаться вместе с генеральной линией партии. Если уж этот человек сумел благополучно пережить сталинскую опалу в конце 1940-х, то хрущевские истерики ничем серьезным ему грозить не могли. За Вершинина заступился Жуков, и очень скоро карьера маршала пошла в гору, да притом какую! В январе 1957 г. он был назначен главкомом Военно-воздушных сил. Впрочем, от этого мудрого кадрового решения американцам, разумеется, хуже не сделалось и их самолеты не стали реже летать в советском небе. Скорее наоборот!

Слева: Главный маршал авиации Константин Андреевич Вершинин. Под мудрым руководством маршала Вершинина в советских ВВС пышным цветом расцвели те самые «благодать и показуха», за которые нашим военспецам сильно досталось от израильских летчиков 30 июля 1970 г., когда те в первом же бою с советскими пилотами уничтожили пять из шести Ми-21, не понеся при этом потерь. Именно при Вершинине были отменены учебные бои истребителей «пара на пару», исчезли доплаты пилотам за полеты в сложных метеоусловиях, а также досрочное присвоение за это званий и наград. Летчики не должны были отрабатывать фигуры высшего пилотажа в облаках и ночью. При проведении учебных боев пилотам было запрещено уходить в облака, используя последние в качестве тактических элементов. Эта страсть к «показухе», привитая вдумчивым маршалом авиации, аукалась советским летчикам вплоть до распада СССР. Не изжита она, впрочем, и поныне. Справа: цвет советских Вооруженных сил в одном кадре; слева направо: маршалы К. А. Вершинин, Г. К. Жуков, К. Е. Ворошилов, М. В. Захаров и К. К. Рокоссовский. Смотришь на эти «иконостасы» и невольно ловишь себя на мысли: какой же безмерной народной кровью заработаны награды этих титанов военно-стратегической мысли?

Вернемся, впрочем, к усилиям СССР по организации защиты своего воздушного пространства.

Можно по-разному относиться к Хрущеву, но осуждать его волюнтаризм в вопросе сокращения амбициозных планов постройки новых, совершенно бесполезных воздушных армад вряд ли уместно. Логика генсека была железной: хватит строить горы нового металлолома, займемся реальным улучшением систем вооружения! Выход Никита Сергеевич видел в ракетах, и низкий ему поклон за то, что, при всех своих недостатках и безграмотности, он интуитивно распознал колоссальный потенциал нового класса вооружений. Хрущев приказал максимально ускорить принятие на вооружение истребительной авиации управляемых ракет класса «воздух — воздух», разработка которых велась уже несколько лет. Первая ракета этого класса, получившая обозначение РС-1У, была принята на вооружение в 1956 г. Свою задачу она решала плохо: ее запуск по цели был возможен на дальности не более 3 км (а реально даже меньше), причем цель должна была следовать в коридоре высот от 5 до 10 км. Если противник летел ниже 5 км, то наведение становилось невозможным из-за помех, отраженных от земли сигналов радиолокатора истребителя, а если выше 10 км, то крылья ракеты теряли свою эффективность ввиду разрежения воздуха и ее полет становился неуправляемым. Высотные самолеты-разведчики стран НАТО, такие как упоминавшийся RB-47 или английская «Канберра», могли продолжать чувствовать себя в советском небе столь же комфортно, как и прежде. У ракеты РС-1У имелся и еще один серьезный недостаток, резко снижавший ее боевые качества: трассеры на концах крыльев, сделанные для визуального отслеживания полета, слепили пилота ярким светом. Попробуйте вообразить, что испытывал летчик при залповом пуске ракет (на каждой по четыре трассера)! Получался настоящий салют под собственным носом! Ослепление было столь велико, что летчику требовалось некоторое время для адаптации зрения к низкой освещенности кабины; в течение этого времени он не только не мог следить за движением цели, но даже фактически терял управление собственным самолетом.