Гавань ветров - Джордж Мартин

– Не знаю, – призналась Марис. – Мне нужно время…

– Времени у тебя было достаточно, – перебил он и повернулся к Эвану. – Целитель, ты можешь гарантировать мне, что она будет летать?

– Нет, – грустно ответил Эван. – Не могу.

Правитель нахмурился.

– Конечно, это дело Правителя Малого Эмберли, но вся ответственность ложится на меня. И я считаю так: летатель, если он не может летать, – не летатель, и крылья ему не нужны. Если неизвестно, будешь ли ты когда-нибудь совсем здорова, ждать станет только дурак. Еще раз спрашиваю тебя, Марис: ты способна летать?

Он сверлил ее взглядом, уголки его рта насмешливо подергивались, и Марис поняла, что отсрочки не будет.

– Я способна летать, – прошептала она.

– Вот и хорошо, – кивнул Правитель. – Так чего же откладывать? Бери крылья и покажи нам.

Сырой туннель был таким же бесконечно длинным, каким и запомнился Марис, и навевал то же ощущение неизбывного одиночества, хотя на этот раз она шла по нему не одна. Все молчали, только раздавались звуки шагов. Впереди два стражника несли горящие факелы. Летатели надели крылья еще в крепости.

Они вышли под холодное звездное небо; море – огромное, темное, тоскливое – беспокойно колыхалось внизу. Марис поднялась по ступенькам на скалу летателей. Хотя шла она медленно, бедра заныли, дыхание стало прерывистым.

Эван взял ее за руку.

– Я могу уговорить тебя не летать?

– Нет, – ответила она.

– Я так и думал. – Он кивнул. – Удачного полета! – И, поцеловав ее, отошел в сторону.

Правитель прислонился к скале в глубине площадки, стражники охраняли его с двух сторон. Тайя и Джем начали расправлять ее крылья, а Корина держалась поодаль, пока Марис ее не окликнула.

– Я не сержусь, – сказала Марис. – Ты не виновата. Летатель не отвечает за послание, которое доставляет.

– Спасибо. – Хорошенькое личико Корины казалось совсем белым.

– Если я потерплю неудачу, ты должна доставить мои крылья на Эмберли, так?

Корина смущенно кивнула.

– А ты знаешь, как Правитель распорядится ими?

– Подыщет нового летателя. Например, кого-нибудь из тех, кто проиграл свои крылья в состязании. А пока… Мама больна, но отец еще в состоянии летать…

Марис небрежно усмехнулась.

– Забавно! Корм всегда зарился на мои крылья, но я постараюсь, чтобы они ему не достались.

Корина улыбнулась.

Крылья развернулись во всю ширину, и Марис ощутила такой знакомый напор ветра. Проверив ремни и распорки, она сделала Корине знак посторониться, подошла к краю обрыва и посмотрела вниз, собрав волю в кулак.

Мир пьяно зашатался у нее перед глазами, завертелся. Далеко внизу прибой разбивался о черные рифы – вечная схватка двух стихий. Марис сглотнула, стараясь не сорваться с обрыва. Мало-помалу горизонт выпрямился и замер в полной неподвижности. Обычный обрыв, каких тысячи, внизу – темная поверхность океана, а надо всем этим – безграничный купол неба, ее друг, ее возлюбленный.

Марис раскинула руки и взялась за держатели. Потом сделала глубокий вдох и прыгнула.

Оттолкнулась она удачно, ветер мгновенно подхватил ее – холодный, сильный, пронизывающий до костей, но не свирепый, а такой, с которым легко совладать. Она расслабилась и отдалась ему, описывая длинную красивую дугу.

Однако воздушный поток повернул к обрыву, и Марис решила изменить направление. Она изогнулась, готовясь взмыть вверх, и тут небо задрожало, заплясало. Она притормозила, но не рассчитала усилия и, когда попробовала исправить ошибку, чуть не перевернулась в воздухе. У нее перехватило дыхание.

Ощущение полета пропало. Марис закрыла глаза, пытаясь подавить тошноту. Она падала – тело перестало ей подчиняться, в ушах стоял несмолкаемый звон. Прежде все ее существо знало, как опираться на ветер, – она реагировала на малейшие изменения в движении воздуха, еще не успев их осознать, улавливала вкус надвигающейся бури, распознавала приметы штиля. Все было утрачено: она летела сквозь бесконечный океан воздуха, ничего не чувствуя, кроме тошноты, беспомощная во власти беспощадного ветра, которого не понимала.

Огромные серебряные крылья накренялись то туда, то сюда, тело раскачивалось. В приливе отчаяния Марис открыла глаза, выровнялась и решила лететь, полагаясь только на зрение. Но скалы шатались, обрыв двигался, темнота мешала смотреть, и даже яркие холодные звезды вверху, казалось, смещались, плясали и смеялись над ней.

Дурнота завладела ею, и Марис отпустила держатели – впервые в жизни. Теперь она не летела, а висела в петлях под крыльями, перегнувшись пополам и судорожно кашляя. Обед Правителя извергся в море. Ее сотрясала дрожь.

Джем и Корина уже летели к ней, но Марис охватило безразличие. Она чувствовала себя опустошенной и старой. Внизу по черным волнам скользили лодки. Она снова ухватилась за держатели, попыталась набрать высоту, но вместо этого резко пошла вниз, поняв, что падает и уже не сумеет исправить положение.

Она заплакала. Море устремилось к ней, мерцая, вздымаясь и опадая. Уши разрывала боль. Она не может летать! А она ведь летатель – и всегда была им – любовница ветра с деревянными крыльями, дитя небес, одинокая, только в небе дома… Летатель, летатель, летатель… не способный летать!

Марис закрыла глаза, и мир перестал вращаться.

Со шлепком, рассыпая соленые брызги, ее забрало море. «Долго же оно дожидалось этой минуты», – подумала Марис.

– Не трогай меня! – сказала она ночью, когда они, наконец, вернулись в дом Эвана, и ушла к себе.

Марис проспала почти весь следующий день. Но на второе утро проснулась рано, когда в комнату проникли первые лучи солнца. Чувствовала она себя ужасно: все тело покрылось холодным потом, а грудь словно придавили тяжелым камнем. Она не сразу сообразила, что произошло. Но потом вспомнила. У нее больше нет крыльев. Она попыталась отогнать эту мысль, но ее захлестнули отчаяние, гнев, жалость к себе. Свернувшись под одеялом, Марис попыталась снова забыться во сне.

Но сон все не шел. Наконец, она встала и оделась.

Эван в соседней комнате готовил яичницу.

– Ты голодна? – окликнул он.

– Нет, – вяло ответила она.

Эван кивнул и разбил еще два яйца. Марис села за стол и, когда он поставил перед ней тарелку с яичницей, начала апатично ковырять вилкой в желтке.

День выдался дождливый, ветер налетал бешеными порывами. Кончив есть, Эван занялся какой-то работой, а около полудня ушел. Марис бесцельно бродила из комнаты в комнату, потом села у окна и уставилась на дождевые струи.

Эван возвратился, когда уже давно стемнело, промокший насквозь и усталый. Марис оставалась в той же позе.

– Могла бы хоть огонь развести, – неодобрительно проворчал он.