Маска - Сабина Мартин

— Но…

— Попридержите свой лживый язык и убирайтесь вон, пока я не передумал. И если вы подведете меня еще раз, я объявлю вас вне закона.

Вендель был в дороге уже почти два часа, и все это время он оглядывался, прислушиваясь, но никто его не преследовал. Парня мучила жажда, и у ручья он спешился. Правда, Вендель сразу же пожалел об этом: ноги горели, точно раскаленные угли. Фюгер жадно напился, отдохнул немного, а потом подвел лошадь к поваленному дереву, с которого можно было забраться в седло. Это удалось Венделю не с первого раза. Какое счастье, что кобыла оказалась покладистой и позволяла так с собой обращаться.

Вендель измучился от усталости и непрекращающейся боли. Перед глазами все плыло, его преследовали странные видения: то на дороге перед ним вдруг возникал рыжий палач, то вблизи раздавался конский топот, хотя никого там не было.

«Если все это будет продолжаться, — подумал Вендель, — я просто сойду с ума. Или вывалюсь из седла от усталости и сломаю себе шею». Он углубился в лес, привязал кобылу к дереву, но остался в седле, только опустил голову на теплую мягкую шею лошади. Уснул Вендель мгновенно — и тут же, как ему показалось, проснулся. По положению солнца на небе он определил, что проспал часа три-четыре. Теперь юноша чувствовал себя заметно лучше, мысли прояснились. Но отдых стоил ему ценного времени, нужно было торопиться. Только в стенах родного города он будет в безопасности.

Вендель пришпорил коня и больше не останавливался, даже после того, как наступила ночь.

Когда в предутренних сумерках вдалеке показались знакомые очертания Ройтлингена, Вендель вначале подумал, что фантазия вновь сыграла с ним злую шутку.

Но городские стены и башни, возникшие перед его взором, не исчезли, не расплылись, превратившись в бесформенную серую массу. Они четко вырисовывались на фоне бледнеющего неба. На востоке вскоре встало солнце, его золотой свет залил церковную башню. Остановив коня, Вендель сложил руки в молитве.

— Господь наш Всемогущий! — произнес юноша. — Благодарю Тебя за то, что Ты послал мне помощь в лице нижайшего слуги Твоего, палача. С сегодняшнего дня я больше не буду обращать внимания на чины и сословия, ибо богатый знатный граф оказался грешником, а нечистый палач — орудием воли Господа. Прости меня, Боже, что я был слеп. Теперь же глаза мои открылись.

Подождав, пока солнце осветит подножие городской стены, Вендель поехал к воротам. Вход в город был еще закрыт, но юноша спешился. На душе вдруг сделалось легко, и даже боль в ногах, казалось, стала терпимее. Парень постучал в ворота.

Открылось смотровое окошко, стражник недоверчиво уставился на нежданного гостя.

— Вы пришли слишком рано. Ворота еще закрыты.

— Вендель Фюгер, сын Эрхарда Фюгера, срочно требует впустить его. — Вендель сам испугался своего голоса: он звучал хрипло и, казалось, принадлежал незнакомому человеку.

С той стороны ворот воцарилась тишина, но вскоре Венделю отворили.

Стражник, хорошо знавший юношу, ошеломленно смотрел на него.

— Господин, мы думали, вы в тюрьме в Эсслингене. В городе говорят, что вас арестовали по обвинению в убийстве. — Привратник осмотрел Венделя с головы до ног. — Святая Богородица, я вас едва узнал.

— Все это чушь, как видите. — Вендель попытался улыбнуться, но это не вполне ему удалось.

Подойдя к стражнику, парень стиснул зубы — радость от обретения свободы больше не спасала от боли в теле.

— А теперь пропустите поскорее, меня отец ждет.

— К вашим услугам, господин Вендель Фюгер. — Стражник распахнул ворота, чтобы Вендель мог провести в город лошадь.

Юноша взял кобылу под уздцы, хотел сесть в седло, но тут у него закружилась голова, подогнулись ноги. И тьма окутала его.

Конрад Земпах был в приподнятом настроении и не скрывал своей радости от предстоящего разоблачения. Он подал стражнику знак, и тот заколотил в дверь дома, где жил мастер-пивовар Генрих.

Земпах еще не бывал в этой роскошной башне и теперь с любопытством рассматривал фасад. Собственно, в каменных строениях жили только знатные люди. Да, у богатых горожан тоже были красивые дома, но обычно простые люди стремились сделать жилище удобным, а не впечатляющим. Дома ремесленников были приземистыми, с внутренними двориками, мастерскими, конюшнями и другими пристройками. Мастер Генрих варил пиво в длинном сооружении, примыкавшем к квадратной башне, где располагались жилые комнаты. Как посмел этот простой пивовар жить в доме, приличествующем благородным?! Герольд фон Тюркхайм прав: когда простые ремесленники и купцы заседают в городском совете и определяют судьбы города, это нарушает уготованный Господом порядок вещей. И все же было в этом и что-то хорошее. Нужно просто находить взаимопонимание с правильными людьми, тщательно продумывать свои поступки, тогда можно извлечь выгоду из удачных знакомств.

Земпах как раз собирался приказать стражнику постучать еще раз, когда дверь открылась. На незваных гостей недоуменно уставилась служанка.

— Сообщи своему господину, что городской советник Конрад Земпах желает поговорить с ним. Незамедлительно!

Девушка скрылась в башне, и вскоре к двери подошел сам мастер Генрих.

— Земпах, входите!

Пивовар провел его в свой кабинет. К досаде Земпаха комната выглядела как небольшой тронный зал: массивный дубовый стол, обитые кожей стулья, ковры на стенах и даже на полу — хотя обычно пол в домах горожан был устлан соломой. Тут было чисто, пахло хмелем и солодом. Служанка принесла свежий хлеб, сыр, ветчину и прохладное пенистое пиво. Как того требовали правила вежливости, они какое-то время поболтали о том о сем, а потом пивовар перешел к делу, и Земпах вынужден был признать, что мастер Генрих вел себя как хорошо воспитанный человек. Даже чересчур воспитанный.

— Чем я могу помочь вам, уважаемый господин Земпах? — Мастер Генрих откинулся на спинку стула.

Ничто в его лице не указывало на то, что он догадывается, зачем к нему пришел советник.

Но Земпах не дал сбить себя с толку. Он не доверял этому человеку. К тому же супруга Конрада подтвердила историю о ноге. Она тоже слышала, что Генриха лечил не мастер-хирург, а Раймунд. Палач.

— Насколько я понимаю, вы уже слышали о том, что виноторговец из Ройтлингена сбежал из тюрьмы? — начал он. — И что Мельхиор, палач, бесследно пропал той же ночью?

Мастер Генрих кивнул.

— Эти слухи дошли и до меня. Не думаю, что в Эсслингене остался хоть один человек, который не знал бы об этом. Разве что глухой или безумец. — Он улыбнулся. — Должно быть, вам это весьма неприятно.