Том 14. Критические статьи, очерки, письма - Виктор Гюго

Угнетенные молчат: они ничего не знают, они ничего не могут, они ничего не требуют; они терпят. Plectuntur achivi. [150] Они хотят есть, им холодно. Сквозь дыры лохмотьев просвечивает их непристойная нагота; кто создает эти лохмотья? Пурпур. Причина наготы девственниц — нагота куртизанок. Если выжать рубища девушек из народа, оттуда выпали бы жемчуга для какой-нибудь Фонтанж или Шатору. Голод поставляет позолоту для Версаля. Все эти живые и умирающие тени шевелятся, эти личинки мучаются в агонии, у матери нет молока, у отца нет работы, у разума нет света, и если у этих нищих и есть какая-нибудь книга, она похожа на их кружку, — все, что она подносит к устам жаждущего духа, безвкусно или испорчено. Мрачные семьи.

Эти малые мира сего бледны; все они еле ползают, готовые испустить дух, не в силах даже любить; но пока они покорно гнут спину, не ведая о том, что они — носители права, заглушенный шепот смешанного дыхания всех этих несчастных, быть может помимо их воли, сливается в какой-то невнятный голос, таинственный туман речи, и постепенно, слог за слогом во тьме начинают звучать необыкновенные слова: Будущее, Человечество, Свобода, Равенство, Прогресс. А поэт слушает — и слышит; он смотрит — и видит; он склоняется все ниже и ниже — и плачет; и вдруг, как-то чудесно вырастая, черпая из этой бездны мрака силы для своего перерождения, он выпрямляется, грозный и нежный, над всеми этими несчастными — над теми, кто наверху, и над теми, кто внизу, и глаза его сверкают.

И он во весь голос требует отчета. И он говорит: «Вот — результат!» И он говорит: «Вот — причина! Лекарство — это просвещение. Erudimini». [151] И он подобен огромному сосуду, до краев наполненному человечностью, который в небесах наклоняет чья-то рука и откуда падают на землю крупные капли, раскаленные для угнетателей, прохладные, как роса, для угнетенных. А, вам это не нравится! Ну, а мы считаем, что это прекрасно. Мы считаем справедливым, чтобы кто-нибудь поднял голос, когда все страдают. Невежды, наслаждающиеся жизнью, и невежды страдающие одинаково нуждаются в том, чтобы их учили. Закон братства вытекает из закона труда. Убивать друг друга — это отошло в прошлое. Пришло время любить друг друга. Назначение поэта — провозглашать эти истины. Для этого нужно, чтобы он сам был народом, нужно, чтобы он сам был чернью; то есть чтобы, принося прогресс, он не отстранялся от действительности, как бы отталкивающе безобразна она ни была. Существующее в наши дни расстояние между реальным и идеальным не может быть измерено иначе. К тому же Венсан де Поль не был бы тем, чем он стал, если бы ему не пришлось на опыте познакомиться с нищетой. Смелее же обращайтесь к простым людям, к народным метафорам, к настоящей жизни, общей с этими лишенными всяких радостей отверженными, которых называют бедняками! В этом — первый долг поэтов. Полезно, необходимо, чтобы дыхание народа проникало в их всемогущие души. У народа есть что сказать им. Хорошо, что в Еврипиде мы чувствуем афинских торговок зеленью, а в Шекспире — лондонских матросов.

Пожертвуй всем для «черни», о поэт! Пожертвуй всем для этих несчастных, обездоленных, для этих побежденных, для этих бродяг, босоногих, голодных, отверженных, отчаявшихся, пожертвуй для них, если это нужно и когда это нужно, своим покоем, своим состоянием, своей радостью, своей родиной, своей свободой, своей жизнью. Чернь — это человечество в нужде. Чернь — это мучительное начало народа. Чернь — это великая жертва тьмы. Отдай ей все! Отдай себя! Пусть тебя гонят, пусть тебя ссылают, как Вольтера в Ферней, как д'Обинье в Женеву, как Данте в Верону, как Ювенала в Сиену, как Тацита в Метимн, как Эсхила в Гелу, как Иоанна на Патмос, как Илию в Ореб, как Фукидида во Фракию, как Исайю в Азионгабер! Пожертвуй всем для черни! Отдай ей свое золото, и свою кровь, которая дороже золота, и свою мысль, которая дороже крови, и свою любовь, которая дороже мысли; пожертвуй для нее всем, кроме справедливости. Внемли ее жалобам, пусть поведает она тебе грехи свои и грехи других. Выслушай все ее признания и все ее обличения. Обрати к ней ухо, протяни ей руку, раскрой ей объятия, отдай ей сердце. Делай для нее все, кроме зла. Увы! Она столько страдает, и она так невежественна. Исправляй ее ошибки, наставляй ее, обучай, веди, воспитывай ее. Научи ее быть честной. Приобщи ее к азам мышления, заставь ее по складам читать истину, добродетель, порядочность, великодушие, милосердие. Держи свою книгу широко раскрытой. Будь рядом, внимательный, бдительный, добрый, верный, смиренный. Зажги умы, воспламени души, потуши себялюбие, покажи пример! Бедняки — это лишение; будь отречением. Неси им знание! Излучай его! Ты нужен им, ты их великая жажда! Учиться — это первый шаг, жить — это только второй. Будь всегда готов служить им, слышишь? Не удаляйся от них, свет! Ведь будет прекрасно, если на нашей темной земле, в этой сумрачной жизни — коротком переходе к чему-то иному, у силы будет хозяин — право, у прогресса повелительница — смелость, у ума властительница — честь, у совести деспот — долг, у цивилизации царица — свобода, а у невежества служанка — просвещение.

КНИГА ПЯТАЯ

Умы и массы

За последние восемьдесят лет были совершены памятные деяния. Землю покрывают обломки грандиозных развалин.

Но то, что сделано, мало по сравнению с тем, что остается сделать.

Разрушать — это работа; строить — это творчество. Прогресс разрушает левой рукой, строит он — правой.

Левая рука прогресса называется силой, правая называется духом.

В наши дни уже произведено много полезных разрушений; вся старая цивилизация, мешавшая жить, снесена усилиями наших отцов. И прекрасно, — с ней покончено, она сброшена, она повержена. А теперь очередь за вами, умы! За дело, за работу, трудитесь, выполняйте свой долг! Надо созидать.

Здесь возникают три вопроса:

Что созидать?

Где созидать?

Как созидать?

Мы отвечаем:

Созидать народ.

Созидать его в прогрессе.

Созидать его с помощью просвещения.

Работать для народа — вот самая неотложная задача.

Человеческая душа — и об этом важно сказать в наше время — нуждается в идеальном еще больше, чем в реальном.

Без реального нельзя существовать, без идеального нельзя жить. В чем же разница? Животное существует, человек живет.

Жить — значит понимать. Жить — значит с усмешкой терпеть настоящее и смотреть в будущее поверх стены, отделяющей его от нас. Жить — значит носить в себе весы и взвешивать на них добро и зло. Жить — значит крепко держать в своем сердце справедливость, истину, разум, преданность, честность, откровенность, здравый смысл, право и долг. Жить — значит знать, чего ты стоишь, на что ты способен и что должен сделать. Жизнь — это совесть. Катон не вставал перед Птоломеем. Катон жил.

Литература исходит из цивилизации, поэзия исходит из идеального. Вот почему литература — потребность общества. Вот почему поэзия — жажда души.

Вот почему поэты — первые воспитатели народа.

Вот почему во Франции нужно переводить Шекспира.

Вот почему в Англии нужно переводить Мольера.

Вот почему нужно их комментировать.

Вот почему нужен широкий круг читателей литературных произведений.

Вот почему нужно переводить, комментировать, публиковать, издавать, переиздавать, литографировать, размножать, распределять, разглашать, разъяснять, декламировать, распространять, продавать всем, продавать по дешевой цене, продавать по своей цене, раздавать даром всех поэтов, всех философов, всех мыслителей, всех тех, кто создает душевное величие.

Поэзия порождает героизм. У г-на Руайе-Коллара, этого оригинального и иронического приверженца рутины, был в сущности проницательный и благородный ум. Один из наших знакомых слышал, как он однажды сказал: «Спартак — это поэт».

Грозный и утешающий Иезекииль, этот трагический провозвестник прогресса, произносил иногда странные речи, полные глубокого смысла: «Я слышу голос: «Возьми горсть раскаленных углей и разбросай их над городом». И в другом месте: «И дух вошел в них, и они шли повсюду, куда он их вел». И дальше: «Ко мне была ниспослана рука. Она держала свиток, и свиток этот был книгой. Голос сказал мне: «Съешь этот свиток». Я отверз уста и съел эту книгу. И была она сладкой как мед». Съесть книгу — это целая формула совершенствования, выраженная в странном и поразительном образе; наверху — это наука, внизу — обучение.

Мы только что сказали: литература исходит из цивилизации. Вы сомневаетесь в этом? Откройте первый попавшийся статистический отчет.

Вот как раз один из них у нас здесь под рукой. Тулонская каторга, 1862 год. Три тысячи десять осужденных. Из этих трех тысяч десяти каторжников сорок умеют немного больше, чем читать и писать, двести восемьдесят семь умеют читать и писать, девятьсот четыре плохо читают и плохо пишут, тысяча семьсот семьдесят девять не умеют ни читать, ни писать. В этой толпе отверженных представлены все профессии физического труда, и по мере перехода к профессиям, требующим больше культуры, цифры все уменьшаются; в конце концов мы получаем следующий результат: золотых дел мастеров и ювелиров на каторге четыре, духовных лиц — три, нотариусов — два, актеров — один, музыкантов — один, литераторов — ни одного.