В огне Восточного фронта. Воспоминания добровольца войск СС - Хендрик Фертен

Будка знал, что не может рассчитывать на поступление резервов, но, кроме того, он знал, что, захватив здание, русские достигнут своей цели. Проявленная им и его бойцами сверхчеловеческая стойкость принесла свои плоды. Русские в тот день так и не смогли прорваться на этом участке.

Другой незабываемый военный эпизод произошел с нами в огромной старой школе. Здесь русские преподали нам еще один урок использования стрелкового оружия. Бой шел в коридорах, а затем и на лестницах этого громадного здания. Мы находились на верхних этажах, а враг занимал подвал. В конечном счете нам удалось прорваться и туда. Там мы оказались в кромешной темноте. Было настолько темно, что мы не могли разглядеть даже собственные руки в нескольких сантиметрах от лица. Нам приходилось постоянно окликать друг друга. То же самое делали и русские. Благодаря этому нам было ясно, что они лишь в нескольких десятках метров от нас. И тут русские воспользовались огнеметом. Это оружие действовало на расстоянии до тридцати метров, но его крайне редко применяли внутри помещений. Мы не ожидали подобного, и многие из нас получили ожоги. Схватка превратилась для нас в настоящий ад. Но тем не менее мы смогли уничтожить огнеметчика с помощью панцерфауста. Впоследствии мы уже всегда были готовы к такому.

Как я уже говорил раньше, самопожертвование в Бреслау было присуще не только военным, но и гражданскому населению. Столкнуться с этим довелось и генералу Нихоффу. Однажды к нему пришла молодая уроженка Бреслау, предложившая ему план рискованной операции, исполнительницей которой должна была стать она сама.

Здесь надо сказать, что в пределах крепости мы не могли скрыть от жителей одну проблему, возникшую во многом по нашей вине. При отступлении мы оставили невредимым деревянный мост через небольшую речушку, и это очень сыграло на руку русским. На войне мосты всегда имеют стратегическое значение. Благодаря этому небольшому мосту русские получили возможность доставлять к передовой боеприпасы и провиант в любое время и в необходимых им количествах. Накопив за годы войны огромный опыт, они обороняли этот мост, не оставляя нам решительно никакой возможности для его уничтожения. Даже после того, как мы запросили помощь у 17-й армии, находившейся за пределами крепости, мост остался невредимым. Оба авианалета оказались безуспешными из-за плотного зенитного огня.

Урсула, девятнадцатилетняя телефонистка из Бреслау, знала обо всем этом. Она решила, что, будучи молодой девушкой, не вызовет у русских особых подозрений и сможет взорвать мост. С этим предложением Урсула и пришла к генералу Нихоффу. Услышанное взволновало генерала. Его тронула решимость молодой силезской девушки совершить такой шаг ради защиты родного города. Однако он никак не мог позволить ей сделать это. Поэтому Нихофф сказал Урсуле, что ее работа телефонистки также жизненно важна для обороны города и что она должна вернуться к ней.

Всего через четыре дня генерал узнал, что мост взорван и от него остались лишь щепки, плававшие на поверхности воды. Неужели это смогла сделать Урсула, не смирившаяся с тем, что Нихофф не принял ее предложение?

Расследование установило, что мост действительно взорвала она. Урсула смогла найти специалиста по взрывчатым веществам и с помощью женских уловок убедила его, что она сможет освоить все, что должно быть освоено для достижения ее цели. Всего за несколько дней она научилась тому, на что при подготовке полевых инженеров уходят недели, если не месяцы. Ей не пришлось действовать в одиночку. Вместе с нею на западный участок передовой отправились две ее подруги по Союзу немецких девушек. Они подплыли к мосту, прячась под плывшим по течению катамараном, в котором и была заложена взрывчатка. Им удалось осуществить задуманное.

Остался ли кто-то из них в живых после этого? Погибли ли все три девушки при взрыве или были убиты русскими, когда пытались вернуться в город? Об их судьбе ничего не известно даже сегодня. Но их подвиг не должен быть забыт.

Другие женщины и девушки, остававшиеся в Бреслау, также следовали голосу долга. Многие из них работали на переполненных ранеными пунктах первой медицинской помощи, в военных и гражданских госпиталях. Медсестры и санитарки трудились и днем, и ночью в ужасных условиях, демонстрируя огромное гражданское мужество и самоотверженность. Помимо этого, они проявили также немало изобретательности, когда им пришлось под огнем артиллерии эвакуировать буквально сотни пациентов из зданий больниц, некоторые из которых уже охватывало пламя.

В Бреслау было семь больничных бункеров: три надземных и четыре подземных, а также еще десять госпиталей. В каждом из них по восемнадцать часов в сутки одна за другой шли операции. Поток раненых был бесконечным.

Однажды мне пришлось посетить один из надземных бункеров, разыскивая своего друга, который был ранен в ходе боев на Аугустасштрассе. Это был круглый шестиэтажный бункер на Стригауэр Плац, сделанный из бетона и стали. Изначально это было бомбоубежище для жителей города, но с началом осады это сооружение было переоборудовано под госпиталь, вмещавший 1500 пациентов. Он всегда был полон ранеными, которым врачи и медсестры неизменно оказывали надлежащую помощь.

Вход в этот бастион преграждали две огнеупорные стальные двери. Пройдя через одну из них, я оказался в темном тамбуре, и в кромешной тьме мне пришлось нащупывать вторую дверь. Такое устройство дверей позволяло защитить бункер от проникновения внутрь огня в случае, если снаружи все будет объято пламенем.

Оказавшись внутри, я сразу почувствовал, смрад. Воздух был наполнен запахами гноя, крови и острым сладковатым запахом разлагающейся плоти. Наверх вела узкая круговая лестница. Электрический свет был очень тусклым. В проходах находились крохотные бетонные клетушки, в каждой из которых размещалось по три пациента. Они лежали на раскладушках в почти полной темноте, поскольку свет горел только в проходах. Из темноты доносился бред умирающих, крики, стоны и слабый шепот: «Товарищ, товарищ…» Мне хотелось сбежать из этого ужасного места, но я должен был найти своего друга.

Я обнаружил его в крайне жалком состоянии. Перебинтованный, он лежал на голых досках. Когда мой друг увидел меня, в его глазах появился огонек, и он безмолвно протянул мне руку. Я сделал все, что мог, чтобы утешить его. Говорил ему, что он выкарабкается. Но через три дня мой друг умер от ран.

Для трупов в бункере оставалось очень мало места, и их просто складывали друг на друга на первом этаже неподалеку от лестницы. На вершине этой горы трупов оказался и мой друг.