Аль-Ришад - Лора Андерсен

Строггорн сел рядом со столом. Пришел Линган и начал потихоньку снимать Лейле блоки. Она сразу вскрикнула, не отрывая взгляда от пси-экрана над своей головой, и сжала руку Строггорна. С каждым разом процедура становилась все болезненнее, но все знали, что это в последний раз. Через несколько минут Линган начал активизацию зон памяти и это опять вызвало боль у девочки. Строггорн чувствовал, как ее голова начинала гореть.

— Мне плохо, папа. — Лейла посмотрела на него измученными глазами, и он проклял тот день, когда согласился, чтобы она появилась на свет.

— Потерпи, последний раз. — Строггорн вслушался: женщина в красном вошла в операционный зал.

— Строггорн, я закончил, — откликнулся Линган, считая, что вполне достаточно активизировал память ребенка.

— Хорошо. — Строггорн решался, понимая, что следующие несколько минут решат все и потом навсегда может остаться чувство, что если бы не так сказать, можно бы было ей помочь, и очень боялся этого. — Посмотри на меня, — попросил он, и Лейла перевела взгляд. — Линг, отпусти ее. — Щупальца Машины послушно отодвинулись, Строггорн помог ей сесть. Аолла неторопливо вошла под купол и остановилась у входа. Она была в красном коротком облегающем платье без рукавов и в босоножках. Строггорн специально попросил ее надеть как можно меньше одежды. Лейла удивленно смотрела на Аоллу. Она никогда не видела эту женщину.

— Папа, кто это?

— Это та самая мама, — сказал Строггорн.

— Чудовище, — добавила Аолла. Они ждали. Лейла переводила взгляд с матери на отца и никак не могла понять, говорит ли Строггорн правду. Он снял верхний уровень блоков, делая доступным свой мозг, и Аолла, чуть-чуть поколебавшись, сделала то же самое. Лейла удивленно вслушивалась в ее мозг. Конечно, женщина не была человеком, но и на то, что ей представлялось, это было совсем непохоже.

— Ты правда моя мама? — Лейла решила уточнить.

— Наверное, — честно сказала Аолла. — Хотя я только несколько часов назад узнала об этом. Твой папа забыл рассказать мне о тебе. Я была очень далеко и не могла сама узнать о том, что ты родилась.

— Почему ты не рассказал ей? — обиженно спросила Лейла и вдруг все поняли, что критический момент миновал. Уже давно прозвучало ключевое слово «чудовище», а девочка по-прежнему все вполне нормально воспринимала.

— Так получилось. Ты меня прощаешь? — Строггорн постарался сделать свой взгляд виноватым, испытывая огромное облегчение.

Аолла подошла совсем близко к девочке, и Строггорн с удивлением понял одну вещь — Лейла не случайно так легко поверила ей. Мозг Аоллы излучал любовь. Казалось, это чувство сейчас было разлито вокруг. Строггорну трудно было понять, какое сильное впечатление на Аоллу произвела эта маленькая девочка, которую он так беспомощно держал за руку.

— Можно, я потрогаю тебя? — спросила Лейла.

— Если хочешь, я даже могу снять платье, чтобы ты могла меня лучше разглядеть, — невозмутимо сказала Аолла. Строггорн объяснил ей, как Лейла уточняла для себя его человеческую природу.

— Ты не обидишься на меня?

— Нет. — Аолла улыбнулась и сняла платье, а потом осторожно протянула руку Лейле. Та долго ощупывала ее, рассматривая со всех сторон, и, устав, положила голову на стол.

— Папа, она не чудовище, только у нее на руке много точек, совсем как у тебя, — сказала Лейла и совершенно неожиданно заплакала. — Почему меня обманули?

Строггорн прижал ее к себе, успокаивая. Это были хорошие слезы — мозг реагировал на примирение с чудовищной реальностью и все знали это. Линган вошел, показав жестом, что не может начинать операцию, но Строггорн еще долго прижимал Лейлу к себе, пока она не успокоилась.

— Когда я проснусь, ты еще будешь здесь? — спросила Лейла, уже засыпая от наркоза.

— Конечно, я подожду. — Аолла улыбнулась ей и вышла в зал. — Линган, давай мы сядем со Строггорном. Я вижу, ты уже очень устал, а мы быстро справимся.

— Правда? — Линган отключился от кресла. — Я вам помогу, как оператор.

— Хорошо. — Аолла кивнула, а Строггорн занял пси-кресло.

На объемном экране Линган видел как Аолла и Строггорн с огромной скоростью зашивали область психотравмы — теперь это можно было сделать, не отправив девочку в сумасшедший дом. Ее мозг примирился с реальностью и эта информация не представляла для нее опасности. Больше ей не ставили блоки, защищающие мозг от дальнейшего разрушения, в этом теперь не было никакой необходимости, а для ребенка они представляли никому ненужную преграду, мешавшую его развитию.

Белоснежный конь осторожно переступал длинными ногами по широкой лесной тропинке, неся на своей спине двух прекрасных наездниц. Аолла посадила Лейлу перед собой и, управляя одной рукой, слегка придерживала ее в седле. Строггорн ехал рядом, изредка поглядывая на них. Это был последний день пребывания Аоллы на Земле, и они решили провести его вместе. Линган разрешил забрать девочку из клиники на несколько часов. Лейла поправилась — курс лечения был почти закончен. Недели через две Линган обещал выписать ее домой, к родителям, с которыми она снова помирилась, чем несказанно обрадовала Этель.

Аолла все время наклонялась, а ее иссиня-черные распущенные волосы мягко касались лица Лейлы. Девочка увидела белку на дереве и показала на нее Аолле. Белка заметила их взгляд и быстро спряталась в ветвях.

— Честное слово! Папа, ты видел? Белка нас испугалась! Это потому что мы красивые и у нас большой конь! — прокомментировала Лейла, и Строггорн рассмеялся. Аолла удивленно посмотрела на него, стараясь припомнить, слышала ли когда-нибудь в жизни его смех, но так и не вспомнила.

— Ты очень изменился, Строггорн. Просто другой человек, — сказала Аолла.

— Я тебе такой не нравлюсь?

— Нравишься. Правда, я подозреваю, что это ты только с нами такой. А ты как считаешь, Лейла, твой папа очень строгий?

— А можно, я тебе скажу это на ухо, а то он все услышит?

— Он все равно услышит — у тебя в голове, ты же знаешь, какой он противный! — смеясь, сказала Аолла.

— Он не противный, — обиделась за отца Лейла. — Конечно, ябедничать нехорошо, но он так балует меня! Просто ужас! — Она хитро посмотрела на Строггорна, и он опять рассмеялся, с грустью подумав о том, как мало было в его жизни подобных минут. Строггорн отвлекся на минутку и снова услышал их разговор.

— Мама, — говорила Лейла. — А если крылья у дорнца станут совсем черные, что это будет означать?

— Гнев, угрозу, такие нехорошие чувства, — поясняла Аолла, сопровождая это мысленным показом изменения цвета крыльев.