Время Сигизмунда - Юзеф Игнаций Крашевский

дальше, видишь берёзовые и вязовые рощи, зелёные луга, золотистые поля, красноватые пашни, деревни, скрытые в садах, купола стройных церквей, кресты деревенских кладбищ и в середине Буг, как лента, а кое-где зеркала прудов, блестящие от солнечных лучей.

Но этот прекрасный пейзаж не всегда был одинаково прекрасен. Часто нападающие из-под Очакова или Буджака татары проплывали пламенем по полям, по деревням, топтали зелёные луга и дымом коптили Подолье; а там, где были весёлые поселения, торчали чёрные палки сгоревших халуп, высокие колонны рухнувших церквей, обугленные скелеты деревьев.

А пришествию татар предшествовали, согласно народным преданиям, вороны и птицы, летящие огромными стаями; туча долго висела в стороне, с которой те должны были прийти, воздух был тяжёл и душен, а ночью по воздуху пробегали непонятные звуки и земля дрожала, словно от преждевременного страха.

Замок, о котором идёт речь, никогда ещё не был в руках татар, зимой его защищали крутые валы, тщательно поливаемые водой и скользкие, как стекло; речка, которая там быстро текла и никогда не замерзала, наконец несколько пушек, обращённых к воротам, установленных во входной башне. Неподалёку от крыла замка рассыпалась по склону холма длинная деревня, увенчанная садами.

Вдалеке на горизонте белел Винницкий замок, Кориатовичская область. Внутри окружённый валами, он был очень узкий. Одна входная башня с опущенным мостом защищала вход, две другие, поменьше, стояли на углах неправильного четырёхугольника, точнее в двух пунктах круга, занятого валами, на небольших выступах.

Частокол соединял ворота и два боковых бастиона, со стрельниц которых смотрели пушки на бегущую по долине дорогу.

Внутри было только несколько каменных построек. Напротив ворот стояло длинное двухэтажное здание с одним укреплённым входом и стрельницами, с несколькими окнами, нерегулярно вырезанными, выходящими на реку; ничто его не украшало, только с двух углов два маленьких бастиончика, прицепленные, как ласточкины гнёзда, подвешанные сверху, заканчивали длинную гладкую стену, разрезанная двумя развалившимися контрфорсами. Перпендикулярные главному строению два других, поменьше и ниже, занимали остальную часть площади. Стены у них были невысокие, но зато крыши были остроконечные и над ними несколько закопчённых труб. Кроме этого, сараи, склады, круглое кирпичное хранилище скрывались за флигелем и фольварочным домом. Две старые липы, единственные деревья во дворе, печально склонили ветки над валом.

К реке, за домом, небольшое место, засаженное вишнями, берёзами, вязами и молодой липой, образовывало своеобразный садик, на свободных от деревьях грядках которого сажали овощи. С верхушки вала, где выступали деревья, изумительно красивый вид открывался сначала на реку, потом на далёкие луга, поля и Винницу, как мы описали прежде. Только этот вид мог немного оживить жителям замка их грустную жизнь в тесном, почти лишённом деревьев и строго ограниченном месте.

Только из окон второго этажа главного дома, из башен и ворот можно было заглянуть дальше, со двора же и нижних окон ничего, кроме палисада и вала, нельзя было увидеть.

В этом уединении старый опекун несколько лет продержал в суровом заточении свою сироту, которую желал выдать за сына. Недавний случай с богатой наследницей из Острожских сделал его недоверчивым, боязливым и беспокойным. Не зная, сможет ли защитить, он пытался спрятать наследницу большого состояния, которое боялся увидеть для своего дома потерянным. Там же в почти пустом для татарских набегов месте, где богатые владельцы боялись селиться и, удовлетворясь кое-какими доходами, сдавали их на управляющих, которые отважились взяться за тяжёлую обязанность владеть собственностью, князю было некого бояться.

Правда, грустно, одиноко, дико росла будущая невестка, но зато безопасно. Ибо меньше всего князь боялся татар, во-первых, потому, что, каким бы маленьким замок ни был, был оборонный и почти неприступный, хорошо укреплённый, всегда снабжённый пушками, порохом и ядрами; во-вторых, у татар было мало времени покушаться на замки. Только в больших экспедициях, и то на короткое время, испытывали удачу, а если сразу не захватили, отступали.

Тут же от незамерзающей реки, из-за крутых валов и бди-бдительной стражи неожиданный захват был почти невозможен.

Бедная сирота, с Агаткой, немного постарше её, деревенской девушкой, которую взяли для придворной службы, с охмистриной Яновой и несколькими слугами грустно проводила самый весёлый возраст. Несколько раз, как буря, прошли мимо замка татары, и она видела из замковой башни, как они, подобно саранче, налетают на заранее опустевшие сёла, видела бессильно перескакивающих валы, пускающих стрелы в ворота для устрашения осаждённых, поднимающих на жердях окровавленные головы убитых людей. Только одно прерывало грустно, медленно плетущиеся часы, как родные сёстры, как похожие друг на друга близнецы.

После террора, после погрома татары часто прибегали назад (если, как обычно, не шли другим трактом) или отправлялась за ними погоня.

Татарские нападения почти всегда случались зимой; весну, лето, осень нужно было проводить, не слыша даже в глухой тишине чужого голоса. Её только прерывал вечером голос колоколов, доходящий по росе из Винницы, ропот ближайшей деревни, голоса птиц на болотах и шум ветра, резвящегося на полях.

Чем занималась сирота? Как все женщины того времени. Никто не думал об образовании, потому что для женщины кудель, молитва, ребёнок были всем.

Поэтому приготовление к будущей жизни стоило не много. Учили прясть, шить, иногда немного писать (наши княгини в XVI веке едва могли подписаться), молиться, более изящным ручным женским работам, хозяйству и т. п. Большая часть этих вещей приобреталась почти без труда, из наблюдения, машинально; оставалось много свободного времени на песенки и раздумья.

Наша сирота пела редко, думала много. Ничто так не располагает к размышлению, как тоска одиночества.

В тени этих нескольких деревьев, которые росли за замком, на скамье из дёрна, в обществе Яновой или Агатки, иногда одна, сирота Анна целые дни просиживала со своей куделью, с ткацким станком, на которых вышивала узоры. Вечерами она слушала голоса колоколов, пение птиц, шорох реки. А когда над этим широким пейзажем, таким разнообразным и красивым, шумела гроза, она любила из башни, молясь, правда, дрожа немного, смотреть на мчащиеся тучи над темнеющей землёй.

Вечером это без конца были рассказы, постоянное пение. Агатка во главе, за ней другие девушки рассказывали удивительные старинные истории: о Змеином вале, о татарах, об оборотнях, об овощном ягнёнке и т. п., пели русские грустные песни: о соколах-возлюбленных, о степных могилах и казаках-молодцах.

Ведь вы знаете предание об овощном ягнёнке, предание, которое вы найдёте не только в устах народа, но и в серьёзных старых книгах. Должно быть, оно выросло в татарской земле, на низком стебле, выходил из почвы ягнёнок, очень похожий на это домашнее животное, даже покрытый шерстью, он съедал траву вокруг, потом чах.