Мятежный дом - Ольга Чигиринская

Он бросал камешки, стараясь вычислить время броска так, чтобы попадать то в самый пик, то в самый спад. Это занятие… успокаивало.

– Его называют мостом самоубийц, – сказал Габо, глядя вниз. – В день открытия навигации здесь прыгают в волну отчаянные ребята. В честь моря. А отчаявшиеся прыгают в любой другой день. Часто потом даже тел не находят – наверное, поэтому мост так… популярен.

– А что, многие прыгают?

– Как до войны – не знаю. Сейчас – не меньше десятка каждый год.

Дик бросил последний камешек, посмотрел на часы.

– Пошли.

Глава 6

«Разбитое корыто»

Сильвер перебралась с навеги на сушу, когда Сухая Бухта сделалась вполне мокрой и навегу начало покачивать. Легендарных семи футов под килями еще не набралось, но младенцу Джулио становилось неуютно. Новым пристанищем Сильвер избрала второй этаж местного клуба – или бара, или столовой, кому как больше нравится: «Разбитое корыто» исполняло все три функции. Предполагалось, что Сильвер будет помогать «хозяину» – хотя никаким хозяином «Корыта» Поль, рутен с Паллады, не был, его просто назначили следить за раздачей бустера, когда предыдущего раздатчика тихонечко пустили под лед за воровство. Поль делал свое дело честно, а парцефальский самогон «швайнехунд» – это уже было из излишков, когда пленные имперцы стали работать на навегах. Вдвоем с парцефальцем Райни замутили перегонный куб, и оп-ля. И начал в пищеблоке собираться народ – не только по утрам, бустер получать, но и по вечерам – выпить, обсудить дела, перекинуться в карты.

В прошлый сезон Райни сказал, что ему надоело киснуть на острове – ушел на навеге, и так уж случилось, что погиб. Оборудование старое, истрепанное, а море безжалостно, глотнет – не подавится. Поль обходился один: ведь в сезон, когда навеги уходят в море, работы в баре мало, а когда возвращаются – можно на время кого-то поднанять. В общем-то, и помощь Сильвер была Полю не нужна – должность помощника на раздаче бустера потеряла свое значение. Теперь это была синекура, которую Поль получил для Сильвер у коменданта ради дружбы с Марио. Предполагалось, что Сильвер будет присматривать за самогоном, иногда подменять Поля за стойкой и прибираться в заведении.

Она уже собиралась спать, когда в дверь тихо стукнули два раза.

– Можно, мистресс де Лео?

– Входи, – Сильвер вздохнула, осторожно встала с постели – Джулио не шевельнулся, только втянул и принялся сосать нижнюю губку. Сильвер пересекла тесную комнату и толкнула пальцами дверь.

– Входи быстро.

Дика не пришлось просить дважды.

– Мокрый, – констатировала Сильвер. – Голодный?

– Нет, закусил немного, – юноша сел на стул «верхом».

– Выпьешь?

– Да, – голос прозвучал немного неуверенно. Сильвер нацедила ему на два пальца самогона – согреться и расслабиться. Он хлопнул залпом – и закашлялся беззвучно, зажимая нос и рот, чтобы не разбудить малыша.

– С-с-што это было? – через полминуты он смог отдышаться. – Черт побери!

– Оно самое, – Сильвер достала и дала ему початую банку кальмаров. – Этот самогон называют «швайнехунд», на аллеманском – почти то же самое, что «черт побери». Маленький источник доходов Поля – вавилонянам он пришелся по вкусу. Ты хочешь переночевать?

– Нет, я… То есть, я могу уйти, если мешаю, – он покосился на младенца. – Мне нужно было поговорить, но я могу в другой раз.

– Никаких других разов, – отрезала Сильвер, садясь на кровать. – Потому что их потом не выпадает, этих других разов. Мы обязательно поговорим, здесь и сейчас.

– Да. Так хорошо, – Дик потер лицо руками, оглянулся на свой плащ у двери. – Знаете, я на вас злился за то, что вы… а, ладно, неважно. Но выходит – вы говорили мне правду. И теперь я хочу вас спросить: бывает так, что человек одержим другим человеком?

– Сплошь и рядом.

– Нет, я не о том. Совсем не так, как влюбиться или еще что-то. Наоборот – ты ненавидишь этого человека, убил бы, и потом забыл о нем – но он все время с тобой. Иногда он как бы… говорит из тебя. Начинаешь думать как он… а то и действовать как он. Это… я с ума от этого сойду.

– «Он» – это тот человек, который захватил тебя и держал в плену? Синоби?

Дик закивал.

– Это была программа конвертации?

Теперь последовал один кивок. Дик расстегнул – и тут же быстро застегнул горловину куртки.

– Сегодня меня приняли за синоби, – он перешел на шепот. – И я испугался, понимаете? Что у них получилось. Что он со мной, я так и не смог от него сбежать. Так долго… и так тяжело… и зачем? Если бы это был бес – то вы, наверное, не помогли бы мне, только священник. Но это ведь человек. А вы – психолог.

– Психотерпаевт, – поправила Сильвер. – Итак, ты хочешь от меня… чего-то вроде экзорцизма?

– Нет… то есть, я и сам не знаю. Сегодня… он мне помог. И так получается, что я не могу отказываться от помощи. И не знаю, куда деваться. Не знаю, чего хотеть. Он… продолжает меня грызть, сволочь такая. Но он мне нужен. И вот сегодня мне сказали, что я синоби. Сказали люди, которые знали настоящих синоби, наверняка. А ведь… я всего лишь говорил с ними так, чтобы они поняли – не в игрушки играю.

– Что это были за люди?

– «Бессмертные». Кто уже на пенсии, а кто так… они искали наемника, чтобы загасить Лесана. А я подумал – может, кто-то из них укроет миледи? А, без толку…

Сильвер тихонечко присвистнула.

– Хотела бы я послушать, как ты с ними говорил.

Дик сжал кулак.

– Мне просто нужно, чтобы меня не считали ребенком, понимаете? Я не виноват, что так вышло. Они сами не захотели ждать, пока мне исполнится… ну двадцать хотя бы. А получается фунния – то принимают за детеныша, то за… черт знает кого.

– И, по твоим расчетам, лучше – за черт знает кого?

– Выходит, так. Симатта, я бы побыл ребенком. Когда в городе жил, другой раз так завидовал ребятам из нашей банды! Ни о чем не думай, день прожили – и ладно. А я так не могу. Знаете, в одной книжке сказано – «свет расшатался, и скверней всего…»

– «Что я рожден восстановить его», – закончила Сильвер. – И ты… веришь в свою миссию?

– Нет, – Дик опустил голову, потерся лбом о спинку стула. – Но я никого не вижу, чтобы ее отдать. Покажите мне такого человека – я все на него перевалю, рвану в Пещеры Диса и залезу в самую глубокую нору, только меня и видели. Вы знаете кого-нибудь?

Сильвер покачала головой.

– Ну так и говорить, выходит, не о чем. Это – на мне.

– У меня складывается впечатление, что ты не хочешь этого «экзорцизма», – осторожно предположила Сильвер.

– Хочу! Но не могу. Я же сказал – не знаю. Господи, как же раньше было просто! Живи себе, учись, работай, молись и ничего такого, что не сделаешь – гадом себя чувствуешь и сделаешь – гадом себя чувствуешь. Я же так мало хотел – уйти чистым. Больше ничего. А выходит, он все-таки… прилепился ко мне. Или того хуже – был раньше. Моро не так просто ко мне привязался. Он знал, он видел, сволочь такая, – Дик поймал себя на том, что повышает тон и осекся: ребенок же спит! – У меня же получается. Понимаете, в чем штука-то? Я начинаю действовать как синоби, и у меня получается. И нельзя действовать иначе – проиграю-то я по-любому, но иначе я вообще ничего не смогу. Даже гемам благовествовать не смогу, потому что… – он не знал, как это объяснить. Точнее, знал, но уж больно бахвальски – и даже кощунственно – это звучало бы: лукавый соблазнял его и гемов страшной подменой. В их предельно конкретном сознании проповедник, которого они видели, вытеснял Христа, которого они не видели. В Салиме можно было этого не бояться – там были друзья, которые знали его слабости и боль. Но путь в Салим теперь заказан – имя Ричарда Суны не должно помешать легализации приюта и собиранию единомышленников, поддерживающих аболиционизм. Он отрубил по живому еще одну связь и эта рана болела.