Наизнанку. Московский роман - Георгий Громов

Срочно нужно было что-то сделать. Так, так, так, успокойся, расслабься, соберись и беги отсюда куда глаза глядят. Я быстро вышел из уборной и столкнулся нос к носу с Игнатовым. Он стоял передо мной, как зимняя серая туча, голый, обмотанный в белое длинное полотенце.

– Далеко собрался, юнец?

– Да нет, хочу к ребятам спуститься, поговорить.

– Поговорить? Потом поговоришь, тем более они сейчас не расположены к беседам. Они… как его, деньги отрабатывают, понимаешь?

Я молчал и глядел на него, не понимая, что мне делать и как быть. Я сделал еще несколько шагов. Игнатов перекрыл мне выход и резко взял меня за руку.

– Я же тебе сказал, им сейчас не до общения с тобой. – Он сдавливал мне руку, а я смотрел в его дикие, похотливые, мерзкие глаза. – Разденься, я хочу посмотреть на тебя. А, нет, подожди, я сам тебя раздену. Повернись-ка.

Сам с собой я уже успел договориться и наметил небольшой план. Но, самое главное, я не думал о последствиях. И очень хорошо, иначе мне был бы пиздец.

– Давай, повернись, – Игнатов фактически силой начал меня разворачивать, но я провел правый апперкот снизу и молниеносно угодил ему сначала в челюсть, а потом и в нос. Я даже услышал звонкий звук зубов и хруст в носу. Он рухнул на пол и закрыл лицо руками. Сквозь пальцы сочилась кровь. Он свалился, как тяжелый бык после финального укола шпаги на «корриде». Я взглянул на него и побежал к двери.

– Стой, сука, – хрипел за спиной Игнатов.

Он облокотился на колено и все еще держался руками за лицо. Кровь текла ручейками по груди и заляпала его белое полотенце.

– Стой, сука, – повторил он.

Я видел, как слезились его глаза, не долго думая, подбежал к нему и пнул ногой в лицо. А потом я бил его еще и еще, до тех пор, пока он не отключился. Еще с детства я знал, что добивать надо до конца, иначе неизвестно, что будет дальше.

В душе я хотел убить его, но что-то меня остановило. Да, я ненавидел эту мразь. Еще вчера я не знал его, а сейчас готов был убить без капли сожаления. Это опасная игра.

Я осмотрелся и еще раз взглянул на Игнатова, лежащего в луже крови. Я нагнулся и пощупал его пульс, слава богу, он был жив. Игнатов что-то бормотал, но что, я не мог разобрать. Я побежал вниз. На первом этаже, возле бассейна, жирный пялил Алекса в рот, держа его за голову. Глаза его были закрыты, а рот искривлен. Я замер на мгновение. И снова почувствовал, что сблюю прямо сейчас. Неожиданно жирный открыл глаза и увидел меня. И без того мерзкая свинячья морда его искривилась в непонимающем вопросе – «Ты чего?» При этом он продолжал держать голову Алекса, а сам Алекс никак не отреагировал на происходящее и не отвлекался от дела. Я, ничего не ответив, быстро пробежал до коридора, обулся, накинул свою куртку и попытался открыть дверь, но, пиздец, она была заперта, и ключей не было. И чего? Здрасти, блядь, приехали. Даже страшно было подумать, что будет, если я сейчас не убегу. За спиной я чувствовал какое-то движение, но не оборачивался, а искал эти долбаные ключи. Мне повезло, я обнаружил их на столе. Я взял их и через секунды был уже на улице.

Время было под утро. Еще темно. Ни одной машины вокруг. Я быстро добежал до ворот, но сторож спал в своей будке, а ворота были, естественно, закрыты и к тому же они были длинными, метра два с половиной. Я оглянулся и увидел какие-то фигуры на втором этаже. Неужели все узнали, и Игнат очухался, и сейчас искать меня будут? А жирный видел, что я убежал. Попал, блядь. Я осмотрел ворота. Они были металлические и фактически плоские, но рельеф присутствовал, и я мог за него ухватиться, надо только сильно подпрыгнуть. Я отошел на три шага и с разбегу прыгнул на выпуклую перекладину, от чего раздался грохот, и сторож выбежал из будки.

– Ты куда лезешь? А ну слезай оттуда!

Я уже почти долез до верха, перекинул ногу и, не задумываясь, прыгнул вниз. Я бежал лесом долго. Так долго я еще не бегал никогда. Хорошо, что лес не был особенно густым. Лес вывел меня на дорогу. Я был счастлив, что это произошло. Я бы мог заблудиться в том лесу.

На дороге я уже увидел далекий рассвет, но продолжал бежать. Я быстро бежал и ни разу не остановился. Я все думал, что происходит там, в доме. Они наверняка преследуют и едут за мной. Мои ноги налились свинцом, а дыхалка уже открылась в третью степень. Я только и слышал, как тяжело дышу.

Машины изредка ехали по шоссе. Я не мог больше бежать и свалился на колени, пытаясь отдышаться. В жизни еще так не уставал. Пульс зашкаливал за двести. Он стучал, как дятел, в висках, раздражая меня. Я сидел на коленях, пытался поймать воздух и постоянно сплевывал накопившуюся слюну, а она набиралась и набиралась, раздражая меня.

Через некоторое время, когда я уже мог разговаривать, я поймал «грача» и поехал в сторону дома. Я сидел в машине и пытался успокоить нескончаемый тремор в ногах. Но он все равно не успокаивался. Я запрокинул голову назад и охуел, что так все получилось. Я не хотел ничего. Вообще ничего. Что же будет потом? Что ждет меня? И сам себе отвечал на вопросы. Ответы были весьма не оптимистичными.

Это как в серьезном кино, где не видишь выхода, а есть ли он вообще? Если нет, тогда ты обречен, тебя поймали, чувствуй себя жертвой, прими свою жалкую натуру и беспомощность, вспомни, что говорил тебе дядя: ты никто без старшего друга, если ты один, то ты ноль, и твои таланты тоже мыльные пузыри. Как же быть? Что дальше? Я хотел, чтоб мои амбиции привели меня к цели, к независимости, к признанию, к успеху. А где этот сраный успех? Ты не хотел быть как все, как миллионы живущих в забвении и повседневности бытия. А кому нужны эти людишки с их амбициями и целями? Они как мишура, как грипп, как холера, и я часть этого жестокого заговора, меня так же хотят туда швырнуть как отработанную, смятую туалетную бумагу. Хоть караул кричи, тебя никто не услышит, ты всего лишь сортирная бумажка, смытая в канализацию. А ведь был, наверное, выбор между унитазом и добротной офисной бумажкой. В общем, мальчик, с таким дерьмом за спиной тебе сложно будет реабилитироваться, ты слишком много познал, жизнь более яркую, чем ты мог себе представить. Одновременно тебя обманули и подставили, так что жуй и глотай то, что сам создал.

Она

– Ты скушать хочешь что-нибудь? – спросила мама.

– У меня аппетита нет, и голова разламывается после вчерашнего.

– Ну, после вчерашнего наверняка разламывается, в клуб опять ходила? К своему маленькому мальчику?

– Ну да, с девчонками сходили, но маленького мальчика там не было, сказал мне по телефону, что внезапно заболел.

Мама подошла ко мне поближе и присела рядом на кровать. По выражению ее глаз и лица я поняла, о чем она хочет поговорить. Так было всегда.

– Дочка, – начала нежно мама. Она улыбнулась. – Наверняка ты знаешь, о чем я хочу поговорить, судя по тому, как смотришь.