Собрание сочинений. Том 8. 2013–2015 - Юрий Михайлович Поляков

– Гена, ехать надо! Александр Николаевич два раза на дню звонит. А с Мариной я серьезно поговорю.

– Ага! Не дело бабе бранить, как мужик боронить…

Шабельский хлопнул собабника по плечу и взял с него слово, что тот не только перестанет ревновать, но вообще выбросит глупости из головы. Гена поклялся, а когда выпили «клятвенную», хотел спросить, был ли Исидор у Марины первым или ее девичью любознательность удовлетворил раньше еще кто-то, но передумал, не желая омрачать застольную дружбу неделикатностью. Великодушие босса тоже не знало границ: на служебной «Волге» он довез ослабшего сотрудника прямо к подъезду.

– Ты с кем это так напился? – возмутилась Марина. – С Венькой?

– Не-а! С твоим Шабельским!

– Почему это с моим?

– С нашим, с нашим…

28. Дёма и Сёма

Зазвонил мобильник, и на вспыхнувшем экране высветился контакт: «секретарь Буханова». Спохватилась, сука рыжая! Скорятин смотрел на дисплей, мучительно воображая, как Алиса набирала его номер, щелкая по кнопкам коготками, которыми полчаса назад жадно впивалась в кофейную кожу индуса. Однажды она, забывшись, расцарапала в кровь Генину спину, и неделю он спал в футболке, жалуясь Ласской на холод в квартире, благо горячую воду в батареи еще не дали.

– Алло, – отозвался он не сразу.

– Ушастик, приве-ет! – пропела изменщица с торопливой нежностью. – Только вернулась. Оптовики – гады! Ты заходил?

– Нет. Много дел сегодня.

– Вот и хорошо. То есть очень плохо! Слушай, я тоже замучилась. Давай завтра…

– Давай.

– Как обычно?

– Нет, завтра не получится.

– Почему? У нас что-то случилось?

– Я уезжаю в командировку.

– Куда?

– В Тихославль.

– Когда вернешься?

– Через недельку.

– Я не выдержу. Тогда, может, все-таки сегодня?

– Не получится, – ответил он, одолевая желание тут же согласиться, сбежать на третий этаж и посмотреть ей в глаза.

– Почему?

– С дочерью встречаюсь. – Гена подмигнул Ниночке. – Ну пока, ко мне люди зашли.

– Ты еще позвонишь?

– Конечно, рыжик!

Он нажал «отбой» и сидел, тупо глядя на погасший мобильник. Вернее, на темный экран смотрели сразу три Скорятина. Первый страдал оттого, что упустил сладкую месть. Надо было употребить напоследок Алису как-нибудь поизворотистей, а потом пообиднее выкинуть из своей жизни. Второй рвался позвонить знакомому офицеру миграционной службы и попросить, чтобы Маугли завтра же турнули на родину, в джунгли. А там наладится, дело-то житейское. Как бабушка Марфуша говорила: «Жена не лужа – достанется и мужу». Третий брезгливо кривился: «Ага, и подхватить какой-нибудь триппер Эбола!» Был еще и четвертый, он безмолвствовал, и от его молчания болело сердце.

«Ладно, хватить нюнить, надо как-то выпутываться!»

Теперь главная неприятность – Кио. Иллюзионист не только выскочил из западни – возвысился! Плохо. Очень плохо! Закончить, как Исидор, Гена не хотел. Он сидел за столом, обхватив голову, и думал. Проще всего, конечно, позвонить Дронову и на голубом глазу напроситься на интервью: мол, давно вы у нас в «Мымре» не выступали, Игорь Вадимович! Получив ленивое согласие, обаять, обольстить, обезоружить, слушая и восхищаясь брутальным лепетом титана. Большие люди одиноки и падки на лесть, как истомленная брошенка на трамвайный комплимент. Однако без дозволения Кошмарика нельзя. Никак невозможно! Надо звонить в Ниццу охраннику, пробиваться к уху, докладывать, что Дронов отвертелся, и просить добро на контакт. Можно получить разрешение, можно и по шее: «Почему, сволочь, не напечатал “Клептократию” в прошлом номере? Это из-за тебя, свиное вымя, он из дерьма выскочил! За что я тебе бабки невдолбенные плачу?» И выгонит к чертовой матери, как Исидора…

Шабельский погорел на выборах. Кошмарик тащил в Думу своего дружка Сёму Злотникова. Тот по-взрослому влетел со строительной пирамидой «Платиновая миля» и задолжал заумные деньги дольщикам – те подняли страшный шум. Дважды Сёма заносил ментам, чтобы не открывали дело. Закон в России не так суров, как дорог. На третий раз решил: чем тупо башлять, лучше сесть в Думу, купить, если получится, серьезный комитет, бюджетный или строительный, а еще надежней – по депутатской этике, и стричь зелень, пока не разрулится беда с «Платиновой милей». Кошмарик стал помогать другу – конечно, не из человеколюбия и даже не из кагальной солидарности, а потому, что сам, как и другие серьезные люди, капитально вложился в пирамиду. В общем, хозяин, который тогда еще не прятался в Ницце, а сидел в особняке на Зубовской площади, вызвал Исидора и приказал: «Злотников должен быть в Думе. Работай!» И «Мымра» начала пиарить Сёму с той шумной беззастенчивостью, с какой славят на «Евровидении» безголосую силиконовую дуру, спящую с нефтеналивным магнатом. Однако Шабельский затеял свою игру, замыслив провести в депутаты давнего соратника по «Демвыбору» Дёму Юкина, законника, краснобая первого призыва, звезду межрегиональной группы, трибунного соперника велеречивого Собчака. На тех первых, дурманных митингах Юкин доводил публику до обморочной любви к идеалам свободы, равенства и братства, невозможным даже в стерильной лаборатории, а уж тем более в нашем немытом отечестве. Манежная площадь, до отказа заполненная взбаламученным народом, стотысячно подхватывала его слова: «Меньше социализма – больше колбасы!» В 1991-м Юкин стал заместителем министра торговли и тут же попался на совершенно идиотской взятке. Хотел получать процент с фирмы «Глобалчикен», ввозившей окорочка в свободную Россию. Американские куроводы, осерчав, пожаловались в Госдеп, оттуда стукнули Ельцину, а тот на расправу был скор, особенно с похмелья. Дёма едва унес ноги, лет пять отсиживался в Польше, потом в Кембридже – читал курс лекций «От тоталитаризма – к свободе». Наконец президент, допившись до недержания, ушел на покой, и Юкин решил вернуться в политику, а заодно и в Россию. Исидор придумал отличную легенду: оказывается, Дёма напомнил царю Борису его обещание лечь на рельсы, если реформы не заладятся, а всенародно избранный самодур, услыхав такую дерзость, пришел в ярость и отправил правдолюба в изгнание. Теперь же обличитель вернулся в отечество со словами: «На рельсы лягу я!»

Дёмин выход из стеклянных дверей Шереметьева-2 показали все каналы. Вот он стоит на ступеньках и жадно вдыхает воздух родины: в глазах трехкаратные ностальгические слезы, а в руке саквояжик, как у доктора Айболита, прилетевшего подлечить тяжко заболевших африканских зверушек. Четыре контейнера с барахлом прибыли позже через Клайпеду. Исидор не только с помощью своих людей на ТВ прославил возвращение Юкина, но и добился, чтобы тот попал на групповой снимок с Лужковым в газете «Центр-плюс». Была такая предвыборная фишка: мэр всех времен от широты души фотографировался с кандидатами, баллотирующимися по Москве, но не со всеми, а с избранными. Получался негласный «Список Лужкова», тайный сигнал местным начальникам помогать