Маги и мошенники - Елена Долгова

Людвиг всмотрелся в подсвеченную камином и факелами полутьму зала. На дальнем конце стола расположившийся на председательском месте Шенкенбах в который раз осушал очередной кубок, на его коленях котенком устроилась растрепанная пепельноволосая красавица с круглой и наивной мордашкой, в этой женщине Адальберт Хронист без труда узнал бы младшую баронессу Гернот.

– Дама, видимо, не из пугливых.

Ладер философски пожал плечами:

– А чего ей бояться? Настоящие воины не истребляют шлюх.

Людвиг охотно согласился и добавил:

– Зато бывший министр империи теперь не чувствует себя в безопасности. Ты не поможешь нам незаметно уйти?

– Я бы рад всей душой, да и лошади ваши пока не съедены, однако за выходом наблюдают, эти молодцы, мои новые друзья, не теряют чутья даже во подпитии…

– Песню! Желаем песню! – загорланили друзья Шенкенбаха.

Откуда-то принесли лютню. Гернот покинула колени бандитского главаря, кое-как попыталась настроить инструмент и, подобрав драные юбчонки, ловко вскарабкалась на скамейку. Уселся поудобнее и приготовился слушать, подбодрив себя очередным возлиянием, вождь – он явно гордился талантами любовницы. Ветер бросал горсти снега в забранные мелкими стеклами окна, от ледяных порывов дрожали свинцовые рамы, в каминной трубе зловеще гудело, одну сторону длинного зала опаляло жаром горящих дров, в противоположном конце царил нестерпимый холод, и изморозь осела на стенах.

Свист зимней бури смешался со звуками расстроенного инструмента, и женщина низким простуженным голосом запела о любви. Фирхоф скептически морщился, отстукивая такт на крышке стола, Ладер осклабился, император молча следил за тем, как корчится в камине оранжевый огонь.

– Ты слишком много пьешь, друг мой Людвиг.

– Разве? А я этого и не заметил.

– Зато заметил я.

– Вам не кажется, государь, что в пении этой женщины присутствует совершенство? Я хочу сказать, что оно совершенно подходит и к обстановке, и к обстоятельствам.

– По-моему, она избита, больна и отчаянно боится. Сейчас самое время уйти, двери больше никто не караулит. Молю Господа, чтобы голоса этой несчастной хватило еще на две-три песни.

Фирхоф нехотя отставил кубок. Все трое – Ладер, советник и император поднялись и незаметно выскользнули наружу. В малых покоях дома царила темнота, нигде ни плошки с фитилем, ни факела – немного света давали лишь тусклые отблески луны, которые проникали сквозь разбитые окна.

– Уходим.

Двор встретил их ветром, морозом и поземкой мелкого снега. Голодные лошади покорно ждали в пустой конюшне.

– Господин Людвиг, я еду с вами.

– Не промахнись, выбирая дорогу, это опасно, к тому же у тебя нет коня. Хотя, мой жеребец вынослив – сядешь сзади?

Они оседлали и вывели лошадей. Император, который до этого момента почти все время молчал, поднял руку, твердо указывая в пронизанную метелью пустоту.

– Смотрите!

Из трубы на крыше дома вылетел густой сноп искр, язык огня вырвался и лизнул настил кровли.

– У них горит сажа в трубе. Сейчас начнется изумительный фарс.

Крыша сначала нехотя тлела, потом разом вспыхнула, повалил густой дым, впрочем, почти не видимый в темноте, с дымом смешался столб неистового, яркого огня. Хотя мороз ночи почти прогнал опьянение, Людвигу казалось, что в извивах пламени он видит глумливый профиль демона Клистерета.

– Оставь меня, дьявольское наваждение…

Должно быть, люди Шенкенбаха не совсем утратили остатки благоразумия – в доме поднялся нечаянный переполох, в окнах замелькал свет.

– Скорее, прочь отсюда!

Император ударил шпорами коня, и жеребец его понесся галопом, молотя копытами мерзлую землю. Фирхоф замешкался на минуту, давая Ладеру возможность вскарабкаться на спину лошади. Он вздрогнул – кто-то с кошачьей ловкостью подошел незамеченным и коснулся рукой стремени.

– Ах, это вы?

По бледному круглому личику красавицы Гернот катились крупные словно бусины слезы.

– Благородные мессиры, умоляю, ради всего святого, заберите меня с собой…

Неистовый вихрь ночи нес мелкий снег, луна почти полностью скрылась, снежинки таяли на пепельных волосах, на полуобнаженных плечах и щеках женщины. Некогда дорогое, но сейчас порванное и захватанное грязными руками платье жалко обвисло.

– Вы раздеты, вас хватятся, и у нас нет третьей лошади.

Гернот молча плакала, Хайни Ладер хмыкнул:

– Почти все беды моей жизни проистекают от баб. Из-за потаскушки-альвисианки я некогда потерял ухо, из-за тинокской ведьмы – большую часть императорской награды, а из-за этой голубки сейчас потеряю жизнь…

Он спрыгнул со спины лошади, стащил с себя плащ и набросил на плечи женщины.

– Садись на лошадь… Я подержусь за ваше стремя, господин Людвиг, придется удирать на своих ногах – как и пристало пехоте.

При свете луны, наполовину окутанной облаком, они выехали со двора, пытаясь нагнать церенского императора, провожаемые стонами метели и нарастающими криками людей Шенкенбаха. Бандиты разом высыпали во двор, крыша уже полыхала вовсю, но никто и не подумал ее тушить.

– Среди нас лазутчики! Держите беглых!

Фирхоф пришпорил голодную усталую лошадь, Ладер бежал со всех ног и редкая снежная крупа била им обоим в лицо. Они мчались по следам императора, мимо сожженных построек и заброшенной дороги, мимо заснеженного перелеска, к самой излучине замерзшей реки.

– Гаген! – крикнул советник в темную пустоту, опасаясь открыто произнести титул беглого императора.

Ни слова в ответ. Фон Фирхоф придержал коня, слева, едва не от самых конских копыт, уходил вниз крутой обрыв речного берега. Луна исчезла, снег пошел гуще, следы смешались, на мгновение Людвигу показалось, что путь правителя обрывается возле самого склона.

– Куда же он подевался?

– Лучше молчите, господин Людвиг, а то на зов с готовностью сбегутся бандиты.

Шум погони приблизился, а потом ушел немного в сторону – похоже, лихая ватага Шенкенбаха потеряла беглецов.

– Нам повезло. Мы могли попасться им или сломать себе шеи в темноте. Ох, святой дрот!

Фирхоф ощутил, как что-то рвануло голенище его сапога, едва не поранив ногу.

«Это стрела» – понял советник. «Луна скрылась, люди Шенкенбаха потеряли нас и теперь в безумии стреляют наугад, в ночь… Безумцам везет, они почти угадали!»

– Нужно спешиться. Можно оставить коня, спуститься к реке и осмотреться. Сейчас от верховой скачки мало проку.

Советник шевельнулся, пытаясь слезть с лошади и в тот же момент его пронизала острая боль. Стрела, прилетев из темноты, ударила Людвига пониже левой лопатки. «Опять? Я уже получал рану в спину, но тогда на мне была кольчуга, сейчас ее нет». Он на мгновение зажмурился, пережидая боль, что-то мягкое, бесформенное тяжело навалилось на него сзади.

– Все святые!

Людвиг понял, что теряет равновесие и не может удержаться в седле. Железное жало не убило его, но раскаленной занозой торчало под лопаткой.

– Эй, что с тобой?! – раздался хриплый голос Хайни Ладера.

«А ведь он обращается не ко мне» – отчетливо понял фон Фирхоф. Мягкая тяжесть сдвинулась, потащив советника за собой, в спине шевельнулась болезненная заноза.

– Ох ты, гром небесный! Двоих прошило одной стрелой… Ее насквозь, и вас, господин Людвиг, зацепило наконечником.

Ладер вынул нож и ловким движением разрубил древко, освобождая раненого. Наконечник остался в спине советника, пробитая стрелой женщина, соскользнув с лошади, упала навзничь, ее пепельные волосы смешались со свежим снегом.

– Я зря ругал баб, – философски заметил наемник. – стоило мне остаться на коне, и отправился бы за милую душу на тот свет… Как вы, сударь мой?

– Мне больно.

– Придется потерпеть. Сейчас темно, вокруг только снег и грязь, у меня нет ни воды, ни вина, ни холста на перевязку.

Фирхоф наполовину спустился, наполовину упал на промерзшую землю. Метель усилилась, в сплошной круговерти снега исчезли, растворились убийцы.

– Гаген! – позвал он и неожиданно получил ответ:

– Я здесь.

Словно собственный призрак, вынырнув из темноты, появился император, хлопья снега осыпали его одежду, прилипли к мокрым вискам.

– Моя лошадь споткнулась и сломала спину. Я поднялся от реки. Там крепкий лед и на той стороне видны огни деревни, мы, возможно, получим помощь. Что с тобой? Ты ранен, друг мой Людвиг?

Ладер, который придерживал Фирхофа за плечи, поднял голову, мучительно всматриваясь в лицо Гагена. Заклятие Адальберта продолжало исправно действовать – Ладер снова не сумел вспомнить императора, однако почувствовал смутное уважение к уверенному в себе и наверняка знатному незнакомцу.

– Вы бы, благородный мессир, посмотрели, что с бароном. Я человек неученый.

– Все, что можно сейчас сказать – нам нужно добраться до жилья. Держись, Людвиг, я не оставлю тебя.

Фирхоф не сумел ответить, раскаленный штырь в спине, казалось, сам собой удлинился, пытаясь дотянуться до сердца. Рана горела от боли, хотя руки и ноги замерзли. Рядом лежала мертвая Гернот, но он так и не успел узнать ее имени. Советник зажмурился, чтобы не видеть страдальческого, трагически прекрасного лица мертвой женщины – прямо на ее пушистые ресницы, на широко раскрытые яркие глаза густо падали белые хлопья.