Карта костей (ЛП) - Хейг Франческа

Дудочник вошел в помещение. На мгновение я остановилась позади него. Ужасы Ковчега впечатляли и при неровном пламени лампы, и при мерцании электрического освещения. Что бы ни находилось в секции А, нам придется столкнуться с этим, не уповая на милость темноты. Я дважды медленно вздохнула и последовала за Дудочником, шагнув через порог.

На мгновение показалось, что меня ударили по голове. Взрыв был настолько ярким, всполох света настолько сильным, что я закричала, подавшись вперед, закрыв лицо ладонями и прижавшись к Дудочнику. Его губы двигались, но все звуки в моей голове поглотил рев пламени. Дудочник не давал мне упасть, но я отталкивала его, нелепо стараясь скорчиться у стены и прикрыть голову руками.

Когда видение отступило, я смогла встать, но перед глазами, размывая взгляд, все еще плавали белые пятна, а в нос бил густой запах гари.

— Не останавливайся, — бросила я Дудочнику, махнув вперед и тряся головой, словно стараясь отмести остатки видения. Следуя дальше по коридору, я опиралась одной рукой о стену, чтобы не упасть. В других частях Ковчега я не слышала шума, раздающегося здесь. Я закрыла глаза, вслушиваясь в него, и поняла, что где-то рядом течет вода. Я чувствовала над нами реку с тех пор, как мы спустились в Ковчег, но сейчас я ее слышала. Наверху, помимо вентиляционных туннелей, вдоль потолка проходили огромные водопроводные трубы. В них-то и грохотал темный речной поток.

Комната за комнатой оказывались пусты, но не так, как на верхних уровнях, где мы блуждали — там суровые серые стены всегда оставались голыми. Здесь пространство было разграблено, очищено от содержимого. Сами стены наполовину сняты — отсутствовали целые панели, трубы и провода были оголены, а кое-где, ближе к бетону, перерезаны. Из перетертых концов торчали медные усики.

В голове опять грянул взрыв с последующими толчками, мелькающими бессистемно, как огни на верхних уровнях Ковчега. Стиснув зубы, я попыталась сосредоточиться на развалинах комнат. Их было так много: огромные залы и отходящие от них маленькие закутки. И все — разграбленные. И никаких следов разбитого оборудования вроде того, что мы с Кипом оставили в зернохранилище, когда пытались разрушить машины. Никаких механизмов — ни сломанных, ни уцелевших, только несколько хвостиков проводов. Снимая со стен вещи, их тщательно вырезали, судя по аккуратным спилам в бетоне, откуда удалили целые блоки. На стенах и дверях остались таблички от вещей, которых здесь больше не было: «Водяной насос (3)», «Выпускной клапан для конденсата», «Клапан сброса давления (доп.)».

— Синедрион ничего не разрушил, лишь перенес все в другое место, — пояснила я и подумала о новом бункере, который несколькими часами ранее упоминал солдат.

Они еще не закончили вычищать секцию А. Дальше в лабиринте комнат мы отыскали помещения с оборудованием или разобранные только частично. Настенные панели оставались целыми, каждая пестрела циферблатами и кнопками. На некоторых мелькали желтые или зеленые созвездия огней. Другие комнаты демонтировали наполовину: панели удалены, скрывающееся под ними оборудование выставлено напоказ. На полу лежал пергамент. Детальный рисунок отображал ближнюю панель — каждый провод, каждый разъем пронумерованы. Рядом — тележка, наполовину нагруженная деталями из разобранных машин, каждый элемент помечен ярлыком с номером.

Изучив рисунок на полу, я ничего не поняла. Какие-то цифры и странные незнакомые слова: «пусковые координаты», «ручное управление». Слишком сложно, слишком чуждо; очевидно, тут работы не на один год. Это походило на разборку и перемещение целого побережья, когда помечают каждую песчинку.

В следующей комнате — очень маленькой — было очень шумно. На открытой двери виднелась гравировка: «Проект H2S. Внимание! Доступ ограничен — только для техников H2S».

Я посмотрела на Дудочника, но он тоже явно ничего не понимал.

— Ты ничего не читала об этом в документах Джо? — спросил он.

Покачав головой, я шагнула внутрь.

Я ожидала чего-то неизведанного, но то, что я увидела в полутемной комнате, выглядело знакомо. Я узнала запах прежде, чем рассмотрела форму резервуаров, освещаемых сверху только мигающими лампочками. Воздух переполняла густая приторная вонь липкой жидкости с примесью кислятины и вековой пыли.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Десять баков стояли двумя ровными рядами. Из металлических колец в основании каждого резервуара к грязным стеклянным стенкам подбиралась сыпь оранжевой ржавчины.

В большинстве баков плавали тела. Мне казалось, что Салли стара, но эти миновали старость и вернулись в своего рода плотское младенчество, полностью погруженные в жидкость, с раздутой опухшей кожей. Плоть висела на костях мешками — бледная, влажная, она напоминала кожу под свежесодранной коростой. Носы и уши казались слишком большими, словно продолжали расти, когда рост остального тела остановился.

Все — мужчины. Если у них и были когда-то волосы, то сейчас исчезли, кожа обнажилась даже там, где обычно растут брови и ресницы. Необыкновенно длинные ногти на руках тянулись по дну баков, спутанные, как свисающие корни деревьев в болотах вблизи Нью-Хобарта. Коричневые ногти на пальцах ног плотно скручены. Приоткрытые веки одного из мужчин демонстрировали лишь белизну. Невозможно сказать — или он закатил глаза, или радужки потеряли цвет, будучи годами погруженными в жидкость.

Плывя в лодке на Остров, мы с Кипом видели в темных водах океана медуз, и именно их мне напомнили мужчины в баках. Такие же бесформенные, распухшие, с напитанной жидкостью плотью.

Дудочник подошел ближе к баку. Рот искривлен, ноздри сужены, все лицо исказилось от отвращения.

— Они живы?

Я пригляделась внимательней. В первом ряду баков — ближе к двери — из носов и рук людей еще тянулись трубки. Они буквально вросли в плоть, поэтому сразу и не понять, где заканчивалась кожа и начиналась трубка. Я наклонилась, пристально вглядываясь, и поморщилась, заметив запястье, из которого торчал мясистый бугор, поглотивший первые сантиметры трубки. Машины над баками еще гудели, а тела в жидкости почти незаметно вибрировали в такт электрическим импульсам.

В заднем ряду баков машины демонтировали, а трубки оборвали. Хотя два резервуара еще содержали тела, те плавали абсолютно неподвижно, а поверхность жидкости не сотрясалась под гулом электричества.

— Эти мертвы, — указала я. — Жидкость препятствует разложению, но Синедрион наверняка разобрал машины, чтобы изучить, как они работают.

Последние три резервуара в заднем ряду были пусты и открыты. Жидкость слили, осталась только липкая лужица в пару сантиметров глубиной. Через край одного бака свешивались две трубки.

— А эти? — Дудочник кивнул на первый ряд, перед поврежденными машинами.

— Не мертвы, — ответила я. — Но и не живы. Разума нет, только тела.

— Неужели они здесь со времен До?

Но ему не требовался ответ. Картина перед глазами говорила сама за себя. Древние резервуары, плоть, которая обросла вокруг трубок, выбеленная кожа, погруженная в века молчания.

— Кто сотворил с ними такое? — изумился Дудочник. — Я думал, что резервуары изобрел Зак. Зачем этих людей помеcтили в баки еще во времена До? Они же не чьи-то близнецы — у них нет мутаций, как у нас.

Я покачала головой:

— По-моему, они сделали это сами.

Мне следовало догадаться, что идея резервуаров пришла именно отсюда. Синедрион, а возможно, и лично Зак нашли их и повторили. В руках Зака эти десять баков породили тысячи. Десять стеклянных баков в странной комнате положили начало конца всем омегам. Там, где мы с Дудочником увидели мерзость и бесполезные опыты, Зак с Воительницей углядели подвернувшуюся возможность.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я подошла к боковой стене, где висела табличка. Ее почти съела ржавчина, но подняв лампу, я рассмотрела, что в прошлые годы кто-то выцарапал слова в самом центре — вполне разборчиво.

«Здесь находятся уцелевшие члены Временного правительства Ковчега. Надеемся, что человечество выжило еще где-то, и если нас найдут и разбудят, мы поделимся знаниями нашего времени и передадим их новым поколениям».