Его уже не ждали - Златослава Каменкович

Давидка почувствовал, как сильно продрог.

На кладбище толпа оттерла Давидку от гроба, и мальчик не видел ни пани Катри, ни Ромки, ни всех тех, с кем пришел сюда.

Мальчик еле протиснулся вперед, но там была чья-то чужая могила и незнакомые люди. Девочка лет семи с бледным худеньким личиком и жиденькими косичками протянула ручки к свежей могиле и кричала:

— Тату… татусю мой!..

Неподалеку от нее, стоя у гроба на коленях и не давая спустить его в яму, билась в рыданиях старушка:

— Йой, лышенько-о мое! На кого ж ты, родимый сыночек, покидаешь мать старую? На кого оставляешь жену молодую с дитем малюсеньким?..

А молодая вдова рвала на себе косы и исступленно кричала:

— Чтоб ваши жены тоже молодыми овдовели, как я, несчастная! Чтоб ваши матери вечно слезами умывались! Будьте вы прокляты, кровопийцы ненасытные!

Ромка находился на другом конце кладбища. Одной рукой он утирал слезы, а другой поддерживал мать. Она по-прежнему безмолвно, сухими глазами смотрела на холмик земли, который Остап Мартынчук устилал цветами.

Гай стоял на высоком могильном камне и говорил:

— Мы не каторжники! За ненасытность предпринимателей рабочие кровью платят! Вспомните, люди, оглянитесь на свежие могилы. Сколько рабочих погибло только за один год, и все из-за того, что хозяева не хотят сколько-нибудь побеспокоиться о безопасности труда. И вот снова жертвы…

Были здесь и могилы Ромкиных знакомых. Вон те три с деревянными крестами — в них покоятся рабочие, отравленные ядовитыми парами на красильной фабрике. Ромка с отцом ходили на похороны прошлой осенью…

Тысячи людей пришли сегодня на кладбище, а тишина стоит такая, что слова Гая слышны далеко-далеко.

— Предприниматели науськивают польских рабочих на украинских, а украинских — на еврейских. Национальные распри помогают им угнетать рабочих, набивать карманы барышами…

С пригорка Ромке хорошо все видно: и могилы, и людское море, и гарцующих на конях полицейских около ворот кладбища.

— В мир брошен клич: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» — гремел голос Гая. — Мы все труженики — братья! Наш класс рабочих имеет только одного врага — капиталистов всех национальностей! Сейчас мы должны требовать, чтобы предприниматели согласились на все условия, которые мы им продиктуем. А если не согласятся, объявим всеобщую забастовку!

— Верно! Правду он говорит! — раздалось со всех сторон.

— Надо и подрядчиков, ихних лакеев, прибрать к рукам.

— Хозяина б с костела скинуть! Не бойтесь, его дети голодными не останутся!

— Не одного хозяина, всех их порешить!

А Гай говорил:

— Трудящиеся люди! Настал час, когда пролетариату, как никогда, важно сплачиваться, накапливать силы! Помните, только в организованной борьбе против эксплуататоров вы можете завоевать свое счастье. Ваша сила — непобедима!

— Мы будем бороться! — решительно произнес рабочий с темными, глубоко запавшими глазами, стоявший над могилой Гната Мартынчука.

Полицейские врезались в толпу и начали разгонять рабочих. Сначала пронесся глухой ропот. Но, когда жандармы начали избивать людей плетями, кто-то крикнул:

— Бей кровопийцев!

Завязалась схватка.

Девочка с белесыми косичками потеряла мать и стояла спиной к всаднику. Вот она обернулась и увидела над своей головой страшную морду лошади.

— Ма-а-а! — вскрикнула она и закрыла руками лицо.

К счастью, рядом оказался Ромка. Он схватил девочку за руку и лишь успел оттащить ее, как конь ударил передними копытами по тому месту, где только что стояла сиротка.

Около склепа какого-то магната два полицейских схватили Стахура и подвели к офицеру — адъютанту Вайцеля. В общем шуме только жандармы услышали, как Стахур тихо попросил:

— Пан офицер, ударьте меня!

Офицер перчаткой начал хлестать Стахура по лицу, а полицейские еще сильнее скрутили руки «бунтовщика». Эта комедия понадобилась провокатору для того, чтобы показать Гаю и рабочим: мол, смотрите, я бесстрашно терплю издевательства за общее дело.

Не ведая о коварстве Стахура, Гай с группой рабочих бросился ему на выручку.

— Я сейчас удеру. Стреляйте в меня… Но осторожно…

Стахур рванулся из рук полицейских и, оттолкнув одного из них, побежал. Вслед ему прогремели выстрелы.

Когда началась схватка, Василь Омелько спрятался за высоким могильным камнем. Ему совсем не хотелось угодить в тюрьму. Когда он увидел, что полицейский пустил лошадь на ребенка, страшный гнев охватил этого великана. Рука невольно схватила камень с земли, но кинуть его Василь не решался. Он боязливо озирался. Рабочие бросали камни в полицейских, местами завязывалась рукопашная, и Василь не стерпел. Брошенный им камень угодил офицеру в голову. Тот свалился с лошади, застряв ногою в стремени.

Неподалеку Казимир, бледный и решительный, подхватив вырванный из земли железный крест, налетел на конного полицейского. Зацепив всадника за шею, Казимир стянул его с лошади и начал дубасить, приговаривая:

— Вот тебе! Вот тебе! Кто бьет, тот не шутит! Кто тебя звал сюда? Вон, отсюда, пся крев!

В другом месте рабочие обезоружили жандарма.

— На Стрелецкую площадь! — прозвучал над кладбищем призыв Кузьмы Гая.

Глава семнадцатая

ЗМЕЯ НЕ С ГОЛОДУ КУСАЕТ

На Стрелецкой площади скопилось столько народу, что Ромка с большим трудом продирался сквозь плотную толпу. Он хотел пробраться к холму, где под густыми каштанами стояли Гай, Стахур, Ярослав, Денис, Стефан, Шецкий и другие знакомые и незнакомые ему люди.

— Всем рабочим бросать работу! Шабаш! — призывал Сташек. — Нехай паны сидят без воды, без хлеба!..

— Пешочком пусть походят, жирок пораструсят! — одобрительно поддерживали его в толпе.

Ромка представил себе, как его бывшая хозяйка и Зозуляк сидят голодными, и тоже громко крикнул:

— Так им и надо!

Человек в рабочей куртке и сапогах, стоящий рядом с Гаем, выступил вперед и, подняв вверх обе руки, крикнул:

— Люди, возвращайтесь на работу! Мы обещаем, что мирным путем добьемся от предпринимателей удовлетворения всех ваших требований! Помните, никаких беспорядков, только спокойствие. К этому вас призывает рабочее товарищество «Огниво» и Польская партия социалистов!

— Верно говорит — зачем обострять отношения? Богачам что? Они же не голодают! — говорил маленький юркий человек с черной повязкой на глазу. — А так совсем прогонят с работы, тогда что? А?

С холма, оттолкнув оратора в куртке, Гай громко крикнул:

— Сказал пан: «Кожух дам», да слово его теплое! Не слушайте его, люди! Ничего мы мирным путем не добьемся! Нас стараются обмануть, замазать глаза! Забастовка должна продолжаться, пока предприниматели не согласятся удовлетворить наши требования.

— Верно!

— Будем держаться до конца!

— Всем бросить работу!

— Наместник обещал переговорить с предпринимателями! Подождем!.. — снова выступил человек в куртке.

— Эге! Наместник и предприниматели одним миром мазаны! — крикнул седоусый Сташек. — У наместника на языке мед, а в сердце — яд! Только всеобщая забастовка!

Его призыв подхватило множество голосов.

На площадь прибежали Антек и Давидка, надеясь здесь найти Ромку и Гриця. Только что вместе были на кладбище, куда же они девались?

Мальчики пробирались сюда через базар, мимо столиков с горами зеленых головок капусты, картофеля, пучков укропа, редиски, салата и других овощей, мимо столов зеленщиц с гирляндами старого лука, чеснока, мимо широких плетеных корзин с нежно алеющими клубникой и черешней.

У костела Марин Снежной гомонит птичий базар. Крестьяне продают кур, гусей, индеек, уток, теснящихся в больших деревянных клетках. Торговля идет вяло.

— Грицю! Грицю! — закричал Давидка, увидев приятеля среди продавцов птиц.

Отчаянно орудуя локтями, Гриць довольно быстро пробился к своим друзьям.

— Моего тата жовниры схватили… А рабочие тех вояк камнями закидали… А главного, так его бац! бац! бац! — по морде…

Лицо у Гриця заплаканное, брови насуплены.

— Хлопцы, вы пана Гая не видели? Тато велели мне найти его, сказали…

Гриць не успел закончить. Из-за угла костела Марии Снежной на площадь вырвался эскадрон гонведов. Обнаженные сабли и пики зловеще поблескивали на солнце.

Мальчики вместе с Ярославом побежали к пожарной каланче.

Напуганные всадниками крестьяне и служанки, толпившиеся на птичьем базаре, бросились врассыпную. Опрокидывали клетки, падали и давили друг друга. Послышались стоны, крики, плач. Куры и гуси, высвободившись из клеток, с шумом разлетались по площади.

Гонведы топтали лошадьми женщин, детей, свирепо били саблями рабочих, разгоняли их с площади в боковые улицы.

— Что вы смотрите, люди! Бейте аспидов камнями! — крикнул Сташек, схватившись руками за окровавленную голову. Сзади к нему подскочил гонвед на черной лошади и со всего размаха рубанул саблей по плечу. Сташек вскрикнул, взмахнул руками и упал на мостовую, корчась в судорогах.