Чингисхан. Верховный властитель Великой степи - Александр Викторович Мелехин

помощь, Чингисхан дал своей армии передышку, и в конце весны 1209 года «Император (Чингисхан) вошел в Хэси (страну тангудов. — А. М.).

Сяский владетель (правитель страны тангудов. — А. М.) Ли Ань Цюань поручил своему наследнику возглавить войско и сражаться (с монголами), но его разбили, а его заместителя, главнокомандующего Гао-лингуна — захватили. Был занят город Урахай, его тайфу (правитель, командующий войсками. — А. М.) господин Сиби был пленен.

Монгольская армия штурмует тангудскую крепость. Иллюстрация к «Сборнику летописей» Рашид ад-дина. Индийская художественная школа. Эпоха Великих Моголов, XVI век.

(Монголы) продвинулись к заставе Имынь, еще раз разбили командующего Ся, захватили его полководца Вэймин-лингуна. (Монголы) растеклись по окрестностям столицы (тангудов) Чжунсина, отвели воды реки и залили его (Чжунсин)…»[822]

Столица оказалась на грани полного затопления, и тогда тангуды послали к Цзиньскому императору посла с просьбой о помощи. Однако новоиспеченный цзиньский император Вэй Шао цинично ответил тангудскому правителю Ли Ань Цюаню: «Моему государству выгодно, когда наши враги нападают друг на друга. И поэтому мне беспокоиться не о чем!»

Следует отдать должное Чингисхану, как дальновидному политику: когда новый чжурчжэньский император отказался помочь тангудам во время третьего, в 1209 году, похода монголов на Си Ся, тангудскому правителю Ли Ань Цюаню «ради сохранения его государства» не оставалось ничего иного, как прекратить сопротивление войскам Чингисхана и признать сюзеренитет Великого Монгольского Улуса: «И явился к нему (к Чингисхану. — А. М.) правитель страны тангудов и, выразив покорность свою, молвил:

«С благоговением и содроганием внимали имени мы твоему. И нынче, недостойные, трепещем перед величием твоим, владыка. Отныне мы, тангуды, будем твоею правою рукой; служа тебе, все силы мы положим!

Мы, какая ни есть тебе подмога,

Но не требуй очень много, слишком строго.

Где однажды мой народ обосновался,

Там в жилищах глинобитных и остался.

С мест насиженных не в силах мы подняться,

Наш простор оседлым бытом ограничен,

И не можем мы, как вы, передвигаться,

Образ жизни кочевой нам непривычен.

Враз не сняться,

В бой не ринуться всем родом…

Непривычны мы к стремительным походам.

Будь же милостив, Чингис!

Прими, владыка,

От тангудского улуса дар великий.

Мы растим на наших пастбищах ковыльных

Многочисленных верблюдов — быстрых, сильных.

А ткачи у нас искусными руками

Ткут различные узорчатые ткани…

Ловчих соколов своих не зря мы славим —

Их тебе, владыка, тоже предоставим».

И сдержал слово свое правитель страны Хашин, и пригнали Чингисхану верблюдов стадо несметное, коих взыскали с народа тангудского»[823].

Монгольский военный историк Х. Шагдар, подводя итог этого похода Чингисхана, писал: «Победа, завоеванная Чингисханом в походе на Тангудское царство в 1209 году, явилась его первым крупным успехом за пределами своего улуса.

В результате этой победы тангуды стали вассалами Великого Монгольского Улуса и вынуждены были платить ему дань. Одолев воинственных тангудов, Чингисхан высоко поднял авторитет монголов на политической арене Центральной Азии и Дальнего Востока.

В ходе похода был накоплен опыт взятия городов-крепостей. Чингисхан выполнил свою стратегическую задачу: добился раскола в отношениях чжурчжэней Алтан-хана и тангудов, создал плацдарм для будущего похода на империю Цзинь и тем самым обезопасил правый фланг предстоящего наступления»[824].

* * *

Сокрушив и изгнав со своей территории остатки непримиримых врагов — мэргэдов и найманов, осуществив присоединение к Великому Монгольскому Улусу «лесных народов», расширив свою территорию за счет бывших вассалов кара-киданей — уйгуров и харлугов, а также союзников чжурчжэней — тангудов, Чингисхан был вынужден вернуться к укреплению своих позиций внутри созданного им Великого Монгольского Улуса.

Не все объединенные Чингисханом в единую державу племена и, главное, их вожди смирились с тем, что стали «потомственными вассалами» Чингисхана и его рода; некоторые посчитали себя обделенными при раздаче уделов, званий и титулов. Недовольными остались даже некоторые члены рода самого Чингисхана, в частности, его мать Огэлун, дядя Даридай-отчигин…[825]

Этим недовольством не преминула воспользоваться «новая оппозиция», которую возглавил шаман Тэв тэнгэр. Последний, очевидно, был сильно раздосадован тем, что Чингисхан, установив должность государственного волхва — бэхи ноёна, назначил на этот пост не его, а старика Усуна из рода Барин.

Поначалу Чингисхан благоволил к шаману Тэв тэнгэру. Это было, в первую очередь, связано с тем, что он (в миру — Хухучу. — А. М.) являлся одним из семерых сыновей Мунлига, «подле которого Чингисхан родился и вырос» и который, по всей видимости, в детстве и ранней юности заменил ему умершего отца. Неслучайно Чингисхан часто величал его отцом Мунлигом.

«Шаман этот (Тэв Тэнгэр. — А. М.) приобрел большое доверие Чингисхана, который, по-видимому, искренне верил ему, верил, что Хухучу действительно общается с духами, восходит на небо, имеет сильных покровителей — духов.

При избрании на ханство Чингиса Тэв Тэнгэр сыграл известную роль и после того, как Чингисхан стал повелителем обширной кочевой империи, совсем не хотел оставаться в тени, тем более что он имел основания причислять себя к монгольской аристократии, так как принадлежал к семье, тесно связанной с семьей Чингисхана. Ему хотелось использовать свое положение шамана-волхва, общающегося с духами, и свое влияние на Чингиса для того, чтобы вмешиваться в дела империи, очень может быть, что он лелеял и более обширные честолюбивые планы, потому что имел большое влияние в народе, в среде монгольской аристократии»[826].

Действительно, влияние шаманов на монголов, в т. ч. и на Чингисхана было огромным. «Чингисхан был не только человеком религиозным, но и суеверным. Впрочем, та первобытная религия (тэнгрианство. — А. М.), которую исповедовали тогда монголы и Чингисхан и которой он удовлетворялся, чрезвычайно располагала его к суеверию, а желание, а может быть, и потребность знать волю Вечного Синего Неба (Всевышнего Вечного Тэнгри. — А. М.) и духов-хранителей постоянно толкали его к общению с шаманами, волхвами, гадателями»[827].

А так как слова шамана Тэв Тэнгэра «служили поддержкой Чингисхану, то последнему он приходился по душе»[828]. Поэтому какое-то время Чингисхан шел у шамана Тэв Тэнгэра на поводу. Как пишет Джувейни, «что бы он ни говорил, Чингисхан следовал всему безоговорочно»[829].

Шаман Тэв Тэнгэр Современная живопись. Художник Т. Мандир (Монголия)

К этому времени «он (Тэв Тэнгэр) приобрел силу; и, когда вокруг него собралось множество сторонников, он пожелал сам стать правителем»[830]. За это зарвавшийся шаман был безжалостно уничтожен: «И узрел Чингисхан Тэв