Стихийное бедствие - Валентина Мельникова

Еще она знала, что Максиму нелегко даются сегодняшние упражнения, но предпочитала об этом не думать. «Сегодня мы можем умереть, — стучало в ее голове, словно молотом по наковальне, — сегодня мы в последний раз любим друг друга». Ей очень нравилось шептать про себя эти слова: «Любим друг друга», но она так и не решилась произнести их вслух. Зачем эти глупые признания, когда жизнь держится на волоске и зависит от прихоти какого-то Чингиса, очередного ублюдка с сальными глазками и хитрой улыбкой на синих губах.

Максим приблизил свое лицо к ее лицу и проговорил, слегка задыхаясь (видимо, даже эти сладостные движения давались ему нелегко):

— Как я хочу увести тебя отсюда! Господи, дай мне сил, и я сделаю это.

Она все же не сдержалась, ойкнула от восторга и" прикусила губу. Максим покинул ее тело и теперь лежал рядом, нежно поглаживая ее грудь и восстанавливая дыхание. Ксения прижалась к нему спиной и закрыла глаза. Ей хотелось плакать от счастья. Как она могла жить без него все эти долгие годы? Как смела проводить ночи с другими мужчинами, которые не стоили даже кончика его мизинца?

Его горячее, твердое тело опять прижималось к ней, и все сильнее и сильнее. Мужские пальцы нашли ее сосок и нежно сжали его, потом принялись перекатывать между пальцев, как горошину.

— Максим, — простонала она едва слышно, — не дразни меня…

— Но у меня же стресс, мне надо лечиться. — Он прикусил ей мочку уха и медленно втянул ее в рот. — М-м-м, как сладко! — Он вновь перевернул ее на спину, горячая рука скользнула между ног, раздвигая их… — Ксюша, радость моя! Я опять хочу тебя!

И она покорно выгнулась ему навстречу. А Максим, похоже, совсем забыл про боль и любил ее столь же жадно и неистово, как всякий раз, когда это происходило между ними. И она надеялась, что только с ней он так горяч и нетерпелив, столь дерзок и стремителен в атаках, во время которых не умирают, а возрождаются, освобождаясь и очищаясь от прежних обид и подозрений.

Слезы текли из-под закрытых век Ксении. В комнате было абсолютно темно, и она не опасалась, что Максим заметит, как она плачет. Оказывается, она совсем не знала себя. И только с этим человеком она открыла себя настоящую, такую, какой ее создала природа!

Наконец Ксения успокоилась и заснула на плече любимого. Мелькнула запоздалая мысль, что когда-то она приняла его за плечо тупого самодовольного качка. Жизнь позволила ей убедиться, насколько оно надежное и крепкое, это плечо. Плечо настоящего мужчины! Ее любимого мужчины…

Максим вздохнул, прижал худенькое тело Ксении к себе и прошептал:

— Мы выберемся отсюда, Ксюша, обязательно выберемся! — и тоже заснул. А во сне видел мать, молодую, красивую. Она доила корову и все пыталась напоить его парным молоком…

Ксения лежала очень тихо, но Максим знал, что она проснулась, по тем почти неуловимым движениям и вздохам, которые выдают проснувшегося, но не желающего, чтобы об этом узнали другие, человека.

Так они лежали долго, несколько часов. Ксения прижималась к нему спиной, он изредка целовал ее в плечо и гладил обнаженное бедро. За все это время они не произнесли ни единого слова, и Максим втайне недоумевал, неужто она опять отстранилась от него, на этот раз только в мыслях, не имея возможности сбежать?

Подумал об этом и испугался. Похоже, он окончательно потерял из-за нее голову.

Да, конечно, все, что он пережил с ней, было потрясающим, не похожим на все его прежние чувства и ощущения. Это его и пугало: никогда он себя не чувствовал настолько зависимым от женщины, от ее настроения, желаний, капризов… И разве сможет он испытать подобное с другой женщиной? Пусть даже во сто крат красивее и умнее!

Черт побери! На мгновение Максим пожалел, что встретил ее. Но женщина рядом с ним тихо охнула и, развернувшись к нему лицом, обняла за плечи. И Максим понял, что дороже ее, Ксении Остроумовой, у него нет никого на свете. Непостижимая, непредсказуемая, таинственная и вместе с тем самая открытая для него женщина. И он, пожалуй, не переживет, если вновь потеряет ее.

Он едва удержался, чтобы не схватиться за голову. Ну почему Господь послал именно ее? Гордую, высокомерную, упрямую и вместе с тем ранимую и нежную? Почему именно ее, ту, которая ни в чем не дает ему спуска и не восхищается тем, отчего заходились в восторге его бывшие симпатии. Они так хотели нравиться ему в своих сногсшибательных нарядах, дорогом белье и боевой раскраске, которой позавидовал бы индейский воин. Да, по части раскраски Ксения несомненно проигрывала. В грязной куртке, рваной рубашке и в пыльных кроссовках она, может, и произвела бы отталкивающее впечатление, но ни грязь, ни пыль не могли скрыть чудесного сияния ее глаз и той ослепительной улыбки, которой она изредка одаривала своих друзей, и его в том числе.

Никогда он не ощущал такой нежности к женщине. Нежности, от которой щипало в горле. Он был совершенно беззащитен перед ней. И любое ее неосторожное слово причиняло ему боль, заставляло обижаться на нее. В эти моменты он чувствовал себя маленьким, беспомощным кутенком, оказавшимся на проезжей части дороги… И испытывал самое настоящее счастье, если она обращалась к нему за помощью, искала его защиты… Но сейчас он был счастлив вдвойне, потому что понял: нет, она больше никогда не убежит от него, потому что вернулась, когда его жизни угрожала опасность. Вернулась, чтобы умереть вместе с ним. Она ведь и предполагать не могла, что Максим Богуш окажется двужильным и его не так-то просто убить…

Он слегка переменил положение. Страшно хотелось курить, но солдаты отобрали у него сигареты после того, как избили до потери сознания. Мысли о курении заслонили даже боль от побоев. Он почти забыл про свои болячки. По крайней мере, они не должны были помешать его планам оказаться вновь на свободе.

— Как ты думаешь, когда они придут за нами? — неожиданно подала голос Ксения. — Мне кажется, этот чертов Чингис вряд ли покажется. Слышишь? — Она приподняла голову. — Снова стреляют!

Максим прислушался и различил звуки далекой канонады.

— Опять схлестнулись, — произнес он устало, — только кто кого давит на этот раз, Рахимов Арипова или наоборот?

— Президент должен быть благодарен тебе, — усмехнулась Ксения, — все-таки ты спас его от прихвостней Садыкова. Ты и впрямь знаешь свое дело, Максим.

— А, — махнул он рукой, — мне от этого мало радости. Деньги наверняка пропали, так что приходится довольствоваться чувством глубокого удовлетворения. — Он очень похоже изобразил голос одного из последних генсеков компартии. — Если получится вернуться в Россию, опять придется рассчитывать только на пенсию, пока какой-нибудь кожеед не придет к власти. Эти твари особенно берегут свои задницы. И платят неплохо. Только надо вовремя успеть смыться с гонораром. Их секьюрити не любят выпускать из своих рук подобные секреты и тех, кто ими владеет.